Камень, брошенный богом - Федорцов Игорь Владимирович. Страница 77

Де Гарже плюхнулся на задницу. Из разбитой губы побежала струйка крови. Слабонервная Итта взвизгнула и закрыла лицо руками.

— Ты совершил ошибку, — предупредил Де Гарже подымаясь. Рука сунулась за голенище, и в руке оказался стилет.

— Пугай свою шалаву, — Боэнс взял со стола бутылку. Поувесистей и почти полную.

Маршалси выбрался из-за стола, нацелился отогнать Де Гарже и заняться Боэнсом.

Я покосился на Амадеуса. Парню могло достаться. В пьяных драках не бывает правых. Только участники.

Молли перешла к решительному штурму морально устойчивого клиента. Она буквально сбила барда на пол, уселась верхом и, щекоча ему лицо, длинными волосами пытаясь добиться согласия. Стойкость Амадеуса посрамила бы любого женоненавистника.

Монро вывернулся из-под Опри, и, оставив в её руках ворот рубахи и карман камзола, преградил путь идальго.

— Не лезь Маршалси.

— Он, кажется, что-то сказал, — идальго, как мог вежливо оттолкнул капрала.

— Маршалси! — уже не столь дружелюбно мешал пройти бывшему соратнику Монро, цепляясь за рукав.

— Пусти его капрал, я не задержусь, — крикнул Боэнс. — Сперва он, а потом и его неженка князек.

Пирушка неуклонно скатывалась к драке, и отсиживаться за столом как не в чем небывало не представлялось возможным. Задели мою честь, оскорбили моего друга и пытались изнасиловать моего барда. Я попрощался с Эви на поворотной точке в наших тисканьях.

— Любезный, назовете ваш выбор: blossfechten, harnischfechten или rossfechten [77], — предложил я Боэнсу. — С превеликим удовольствием вас поддержу!

— Проклятье! — взорвался в гневе Боэнс. — Вспомнил! Вспомнил, где тебя видел, князь! Под Шпреем. Ты командовал Рейтарами Железного Ворона!

— У вас хорошая память, — похвалил я.

— Еще бы! — брызгал слюной Боэнс, забыв о Де Гарже. — Два полка! В чистую!

— Не ходите, детки по лесу гулять*, — рассмеялся я, и добил вояку. — А вторая кавалерийская бригада улан Дуффа? А копейщики Мартара?

Де Гарже и Боэнс, оставив выяснения взаимных обид, кинулись на меня. Монро отскочив от Маршалси, принял боевую стойку, охраняя фланг своих приятелей, тянувшихся ко мне через стол. Даже Торехо поднялся на шум, пособить товарищам. Не знаю, чем бы он помог со спущенными штанами, в расхлюстанной рубахе и стулом в руках.

В гвалте и ругани, дамы быстрехонько засобирались на выход, унося с собой все, что зацепили на скорую руку.

— Скорее, — поторопила товарок Ровза, держа дверь открытой настежь.

— Это тебе от меня, — выпалила Молли, покидая, поле любовного ристания, и хватила барда по голове его же мандолиной. Только щепки полетели по углам.

Я перемахнул через стол и встретил Де Гарже прямым в корпус. Брешийский баронет отлетел в сторону. Боэнс попытался достать меня бутылкой, но я уклонился и врезал ему в солнечное сплетение. Скрюченного недруга вырвало на пол.

Монро, отброшенный к стене богатырским ударом Маршалси, сорвал с паноплии [78] эспадон и, не вынимая из ножен, попытался врезать не идальго, а мне по черепу. Пришлось изловчиться. Уходя от падающего сверху железа, я зацепил капрала за локоть и бросил воителя под второй удар идальго. Таранный хук уронил Монро на угол комода. Внутри героя Приванских болот, угрожающе хрустнуло.

— Ох! — схватился он рукой за ушиб и осел.

Бесштанный Торехо огрел меня стулом. Правое плечо взорвалось болью и на время рука перестала слушаться. Помог Маршалси, двинув сержанта в подбородок почище профессионального панчера. Торехо закинулся на спину и юзом въехал под кровать.

— Не зевайте, Вирхофф, — остерег меня Маршалси, заслоняя от очухавшегося баронета.

Последовал звон стекла, треск выбитой рамы, и сеньор Де Гарже, баронет и бретер, отправился в свободный полет. Краткий миг парения завершился падением с высоты второго этажа на каменную твердь мостовой.

— Стража! Стража! — заблажил на улице перепуганный голос.

— Это вас, — объявил я еще не отдышавшемуся Боэнсу и, схватив его за воротник подволок к окну. Боэнс намертво вцепился в подоконник и постарался меня лягнуть.

— Я тебе башку снесу! — пропыхтел угрозу в мой адрес потенциальный летун в окно.

— В другой раз, обязательно, — обнадежил его Маршалси и выпнул прочь.

Следующим прыгуном без парашюта стал капрал. Поддев под белы рученьки стонущего Монро мы выбросили несчастного "за борт" на раз-два.

В дверь постучали.

— Что происходит! Немедленно прекратите! — послышался напуганный мужской голос, который перебил резкий женский. — Стража! Сюда! Сюда!

Внизу загрохотали обутые в тяжелые сапоги ноги тиарских палашников.

Торехо, выпавший из нашего поля зрения, на четвереньках кинулся к двери, ища спасения в объятьях хозяина гостиницы.

— Куда!?

Маршалси, огромными прыжками опередил четвероногова беглеца. Клацнул засов.

— Отойди! — приказал ему в отчаяние Торехо и попытался, вцепится зубами в ногу идальго.

Маршалси пробил пенальти. Сержанта разбросало по стене.

В дверь замолотили гардами.

— Немедленно откройте! Городская стража! — властно потребовали из-за двери и пригрозили. — Откройте или окажитесь в Дон Блю.

— Дон Блю, Дон Блю, — скороговоркой повторил идальго, выглянув в окно и приступая к беглому обследованию комнаты.

— Догадываюсь не пансион благородных девиц, — следил я за Маршалси.

— Правильно догадываетесь, Вирхофф! Бард, поднимайся! — заторопил Маршалси Амадеуса. — Настала пора уносить ноги!

Бард поднялся, держась за стену и кривясь от боли. На лбу синела печать неразделенных чувств Молли.

— От любви до ненависти один шаг! — усмехнулся я над несчастным кавалером.

— Проклятая девка, — ругнулся бард. — Испортила инструмент.

— Идти сможешь? — спросил я покалеченного сердцееда-песенника.

— Придется смочь, — ответил за него Маршалси. — Отсюда только один выход… — Он вспрыгнул на комод и как штангист, поднимающий олимпийскую тяжесть, рыча и краснея, выломал потолочную плаху из гнезда. — На чердак… — таким же способом он разделался и со второй плахой, расширяя лаз. — На крышу… и на соседнюю улицу.

Несмотря на комплекцию, Маршалси ловко втянул свои килограммы веса в потолочную дыру. Тут же высунулся.

— И поживее! — поторопил он.

Один за одни, пачкаясь об известку и портя дорогостоящую одежку, мы с Амадеусом влезли в пролом.

— Чисто коты, — развеселился я, когда мы, гуськом, наступая друг другу на пятки, цепляя столетнюю паутину на уши и вдыхая килограммы пыли, крались к чердачному слуховому окошку.

Развалив пирамиду из корзин, уронив древний ларь с посудой, раздавив хрупкое в мешках, мы выбрались на крышу. Здесь нас заприметили местные пацаны и оповестили нашу погоню и зевак собравшихся на шум, свистом и улюлюканьем.

— Пошевеливайтесь, — подогнал нас с бардом Маршалси.

— Стараемся, — заверил я руководителя нашей эвакуации.

Спустившись с крыши на сараюшку, а с сараюшки на землю, что есть духу, понеслись по улочке. На смену свистящим пацанам пришли дворовые шавки, увязавшиеся следом и брехавшим на каждый наш шаг.

— Ах, Моська…, — швырнул я в лохматую преследовательницу подобранный камень. Камень пролетел мимо, а блохастый барбос залаял еще громче.

— Не дразните вы их, — рассердился Маршалси, предпочитавший не обращать внимания на лай.

— Они сдадут нас с потрохами, — предупредил я идальго.

На наше беглецовское счастье по пути нам подвернулся бродячий кот. Черный!!! Черней дыры во вселенной. У собак сразу произошла смена приоритетов, и они от нас отвязались. Мы миновали второй проулок, затем преодолели открытую площадь и вдоль ограды помчались дальше. Позади зацокали копыта верховой погони. Ловчие пока не видели нас, но с тренированным чутьем, верно, держали направление.

Пришлось подналечь и драпать с максимально возможной скоростью. Проскочили склады, диагонально пересекли постоялый дворик, протопотили вдоль стены монастыря, за храмовыми постройками спринтерским рывком, по краю свалки, через арык с фекалиями, по кишке вонючей улочки кожевников и снова через проулки, закоулки и перекрестки. Бежали, лишь бы бежать. Руководствуясь безлюдьем и инстинктом самосохранения.