Палачи - Гамильтон Дональд. Страница 19

- Понимаю.

- Зиму напролет "Франческа II" простояла на приколе, а весной Хэнк обнаружил, что, истратив на яхту не менее пятидесяти тысяч долларов, не может и от берега толком удалиться - без работающего мотора так не поступают.

Я легонько поежился. Избыточной болтливостью начальник мой никогда не отличался, но сейчас держал форменную речь - долгую и подробную, по всем правилам ораторского искусства. Любопытная штука - дружба... Особенно судя по моей недавней встрече с Полем Денисоном.

- Хэнк привык распоряжаться, командовать, властвовать положением. И вдруг - на тебе! Прослужив на благо Соединенных Штатов четыре десятилетия, Прист совершенно справедливо рассудил: если мне продали моторную яхту за пятьдесят тысяч, пускай, когда требуется, и горючее продают, черт побери! А иначе получается чистейшее мошенничество. Точно как торговля земельными участками, на которых ничего нельзя построить, ибо земли затоплены! Подобные выходки приводят остроумцев за решетку; и Хэнк рассудил: нечего сваливать вину арабам на голову...

Сдавалось, я убивал уйму времени, выслушивая биографии различных субъектов, сопровождаемые психоаналитическими подробностями. Ладно, пускай излагают. В конце концов, произведем четыре арифметических действия: сложим кое-что воедино, кое-что вычтем из получившейся суммы, поделим на количество участников и умножим на величину пока неизвестную. Глядишь, и получим вразумительный результат...

- ...Сами понимаете, подобная точка зрения отнюдь не завоевала Хэнку друзей на приморской заправочной станции. Ребятки, наливавшие в баки солярку, единодушно мнили себя высшей расой... Помните?

- Конечно.

- В то злополучное утро Хэнку сообщили, что служащие продают судовладельцам дизельное топливо. Прибыл на "Франческе II", увидел, как отваливает от пристани другой кораблик - не меньших размеров. Прочитал цифры на счетчике, попросил себе столько же горючего. Парень, орудовавший шлангом, понес несусветную ахинею и отказал наотрез. Начался ожесточенный спор. Франческа утихомирила Хэнка, и тот согласился на меньшее количество... За много недель они впервые отправились удить в открытое море.

Я хмыкнул, начиная прозревать очертания истины.

- Помните узкий пролив меж островами? По пути домой Хэнк намеревался миновать его в разгар прилива и оставил только самую малость лишней солярки. Но за кормой возник дымный столб, довелось повернуть и выручить двоих парней, у которых запылал катер. Один из бедняг получил серьезные ожоги. Покуда переправляли обоих на борт "Франчески II", покуда перевязывали - течение переменилось. А горючее было уже на исходе...

- Не повезло, - сказал я, дабы Мак удостоверился: ему внемлют по-прежнему.

- Да, не повезло. И крепко. В иное время, рассказывал впоследствии Хэнк, он бросил бы якорь и выждал, не стал бесцельно бороться с ветром и волнами; но пострадавшему срочно требовалась помощь - и Прист вызвал по радио береговую охрану, сообщил свои координаты, двинулся в пролив. Отправил Франческу на ходовой мостик: следить за водоворотами - сверху видно куда лучше. А сам изготовился стать на якорь, если двигатель внезапно заглохнет. Но обожженный парень весьма некстати пришел в себя и начал страшно кричать в каюте. Франческа поспешила на помощь по отвесному трапу; оступилась - не молодой уже была, - а тут мотор умолк и Хэнк, не оборачивавшийся, ничего не замечавший, отдал якорь. Канат, натянулся, яхта остановилась - очень резко; жена выпустила поручень и вылетела за борт. Хэнк метнул ей спасательный жилет, бросил конец, но сами знаете, что такое отлив у флоридского берега... Франческу вертело и несло прочь. Хэнк обрубил якорный трос, пытался лавировать под парусом - и застрял на песчаной отмели. Когда примчался катер береговой охраны, утопавшую отнесло неведомо куда. Через несколько дней выкинуло на пляж... Мак помолчал.

- Повторяю: Прист угодил в переплет, которого нельзя было предугадать, из которого не выкрутился бы никто.

- Понимаю, сэр. И соболезную... А что именно сталось с работником бензоколонки? Простые телесные повреждения? Или тяжкие увечья? Или трагическая смерть?

- Откуда вы знаете о?..

- Пять лишних галлонов горючего дозволили бы Хэнку маневрировать и догнать миссис Прист, - молвил я. - Пожалуй, даже два галлона спасли бы положение - только поганый сукин сын, заведовавший торговлей, продать их не пожелал. Утверждался в превосходстве над окружающими... На месте Хэнка я отправился бы прямиком к заправочной станции, переломал парню все кости, сколько их имеется в человеческом скелете, а потом содрал с ублюдка выдубленную побоями шкуру и соорудил себе хороший индейский барабан. Чванишься попусту, как последняя сволочь - изволь отвечать за последствия сортирной своей спеси. Хэнк наверняка рассудил точно так же. Мы из одного теста слеплены... А пристукнуть зловредную мразь, по моему разумению, значит облагодетельствовать общество.

В нескольких тысячах миль раздался короткий сухой смешок.

- Вы и впрямь из одного теста, Эрик. Хэнк именно это и учинил. Парень попал в больницу, валялся там довольно долго. Пришлось, правда, уплатить за лечение, за моральный ущерб; но власти посмотрели на историю сквозь пальцы, ибо Хэнк разбушевался в невменяемом состоянии. Потом он говорил мне: дурацкая, детская потасовка. Не служащего лупить надо было, а тех, кто, сделав нас полностью зависящими от поставок нефти, не способен их обеспечить. Пора, сказал Хэнк, вмешаться людям разумным и руку приложить основательно. Куда следует...

- Верно, - согласился я. - Но касательно затеваемого разумного грабежа в международном масштабе - до какого предела волен я помогать мистеру Присту?

Секунду или две Мак безмолвствовал.

- Пожалуй, вы изрядно заблуждаетесь, Эрик, недооценивая Хэнка Приста. Считаете его отставным капитаном-чудаком? Думаете, сунулся морской волк в опасные сухопутные забавы, чреватые кровопролитием? Наверное, он преднамеренно внушает вам эту мысль. Но ради себя и ради него - не обманывайтесь!

Я припомнил кой-какие любопытные подробности, например, бергенских соглядатаев, долго мокнувших под ливнем и послушно растворившихся в темноте по небрежному знаку Приста. Глубоко вздохнул.

- Да, сэр. Вы правы. Приму к сведению.

- В начале второй мировой, - продолжил Мак, - прежде чем возглавить организацию, где вы служили тогда и служите ныне, я сотрудничал с разведчиками-диверсантами, содействовавшими норвежскому Сопротивлению. Квислинг [7] лютовал напропалую, народ весьма охотно брался за оружие, а мы, со своей стороны, делали все возможное. И лучшим агентом, орудовавшим в прибрежных областях - во всех областях, заметьте! - считался некий флотский лейтенант, выходец из Норвегии. Владел языком, и страну знал недурно. В отличие от большинства остальных разведчиков, был не просто связным или истребителем, а командовал целыми партизанскими отрядами. Да как еще командовал! С величайшей изобретательностью, отменной дерзостью... И полнейшей беспощадностью. Такой выдающейся, что немцы сулили за голову лейтенанта поистине бешеные деньги. Много лет миновало, разумеется, но подобный опыт не исчезает бесследно...

- Хэнк Прист? - осведомился я.

- Он самый, - ответил Мак. - Тогда мы и подружились. На всю жизнь.

Что-то зашевелилось на дне моего сознания.

- Кодовая кличка у... лейтенанта... имелась?

- Да. Зигмунд. А к чему вы спрашиваете? Я нахмурился, глядя на собственное отражение в стекле телефонной будки.

- Мог бы пояснить, но, если разрешите, пока воздержусь.

- Норвежцы буквально боготворили Зигмунда, - заметил Мак. - Убежден: вздумай тот опять объявиться на скандинавской почве - получил бы любое и всякое содействие в любое время суток... Числился национальным героем... И, сами знаете по собственному опыту: люди, однажды вкусившие подлинного риска, обрадуются первому же вескому поводу вернуться в старую колею. Неизменно. И тем скорее, чем более сытую, прибыльную, добропорядочную и спокойную жизнь вели впоследствии.