Полуночные тени (СИ) - Кручко Алёна. Страница 29
Но имя барона Ульфара оказалось в королевском списке не единственным знакомым. Сюрприз похуже ждал под конец. Последним, перед тем, как сложить грамоту и бережно спрятать в футляр, герольд выкрикнул:
— Баронесса Иозельма Лотарская!
У Гарника заметно дернулся кадык; за спиной у меня пронесся по собравшимся общий, один на всех вздох. Наверное, каждый подумал то же, что и я: за какими бесами понесло в мятеж Анегардову матушку?
Гарник повез глашатая дальше, но люди не торопились расходиться. А уж гомон поднялся — почти как в Оверте на большой осенней ярмарке! Слушать королевский указ созвали всех, так что бабушка должна быть где-то здесь. Я проталкивалась меж людей, временами приподнимаясь на цыпочки и оглядываясь: звать в таком шуме без толку. Рэнси, получив строгий приказ никого не трогать, жался к ногам и временами взрыкивал.
— И нечего тут думать, обмолотить да в замок! Оно и самим бы пересидеть, мало ли…
— У тебя одно на уме, чуть что, «пересидеть». А дома пожгут?!
— А то их так не пожгут! Сейчас, вилами да топорами отмашешься! Грозилась овца волка схарчить!
— Тьфу на тебя…
— Ой, бабоньки, чо деется-то!
— Ну, завыла!..
— А детвору бы и правда в замок отправить. Девчонок хотя бы.
— И верно! За стенами-то оно надежней…
— Не пойду я в замок!
— Цыц, дура мелкая! Батя сказал — пойдешь, значит, пойдешь!
— Не пойдуууу!!!
— Ото Ульфару больше заняться нечем, как наши халупы грабить! Сам подумай, башка твоя дубовая, он против короля пошел! До нас ли?!
— Еще вопрос, наши господа на какой стороне! Баронесса-то…
— Змеюка она, твоя баронесса! И всегда змеюкой была!
— Эй-эй, полегче! С каких это пор она моя стала?
— Вот и умолкни!
— Сам умолкни!
— А ты на меня не лезь!
— Сьюз, вот ты где!
Я схватила бабушку за руку:
— Пойдем отсюда! Эти дурни передерутся сейчас…
Рэнси согласно залаял, взъерошенные мужики умолкли оба и дружно шарахнулись в сторону.
— Куда прете, ослепли, что ли?!
С ума люди посходили! Жаль, я только скотину умею успокаивать…
Мы с бабулей выбрались из толпы, отделавшись отдавленными ногами. Выбрались удачно: как раз к старостиному крыльцу. Староста сидел на ступеньке, подперев кулаком подбородок, и смотрел на сельчан пустыми глазами, будто не видел, что люди завелись почти уж до драки. Губы его шевелились беззвучно — молится, что ль, подумала я, так не время молиться!
Тут к нам пропихнулся Колин. Сплюнул, отер кровь с разбитых губ, рявкнул:
— Чего сидишь? Ты староста или тля огородная? Устроили, бесы их язви, сходку!
— Сижу, — невпопад ответил староста.
— Народ-то успокой, — посоветовала бабушка. — Я носы расквашенные лечить не стану, без того дел выше крыши.
— И не лечи, — голос старосты был непривычно тих, зато в глаза вернулась, кажется, жизнь. — Пусть выбродятся. А ты, Колин, сядь.
Старостова ладонь приглашающе хлопнула по ступеньке. Колин хмыкнул, сел. Спросил:
— Что делать-то будем?
— Не знаю.
Бабуля, не спросясь, села рядом с трактирщиком. Обронила себе под нос:
— Вот и верно говорят, что долгий мир не к добру. В прежние-то времена при таких вестях долго не раздумывали. Детвору и девиц — за стены, скот к замку ближе перегнать, мужикам за урожай взяться…
— За стены? — в тихом голосе старосты мне почудилось отчаяние. — За какие стены, Магдалена? Тут неровен час, те стены королевские войска брать придут, и всех, кто внутри — в мятежники! Куда ни кинь…
— С какой это радости? — Колин снова сплюнул: приложили его, похоже, крепко. — Разве барона Лотарского среди мятежников назвали? Он королю всегда верен был. А баронесса уж сколько тут не появлялась. Не-е, нам не короля опасаться, нам Ульфаровых наймитов ждать. Где мятеж, там война, а где война, там солдат кормить. Грабить придут, так что Магдалена дело советует. Если, конечно, не хотим зимой кору жевать, а к лету байстрюков наемничьих богам показывать. Только, думаю я, для начала одному кому-то надо в замок сходить. Разузнать, что там, с управляющим поговорить…
— Верно, — кивнул староста. — Так, может, ты и сходишь?
— Могу и я…
— А мы? — спросила я бабушку. Самая пора травки собирать, сейчас день потеряешь — зимой аукнется; но если война, наше место в замке, ведь так?
Бабуля задумчиво почесала кончик носа.
— Подождем, пожалуй. Нам сейчас не до переездов. А вот снадобий каких в замок передать — это, наверное, надо.
А если и не надо, подумала я, как предлог туда наведаться — очень даже сгодится. И, пока Колин будет с управляющим говорить, я смогу по-свойски поболтать с тетушкой Лизетт, Аниткой или толстухой Бертой, послушать на кухне сплетни, Динушу расспросить… еще и лучше все разузнаю, во всех подробностях!
Старосте, видно, пришла та же мысль. Он повеселел, хлопнул трактирщика по плечу:
— Вот и решили! Когда пойдете, завтра?
— Завтра, — согласился Колин.
Бабушка привстала, выдернула из толпы растрепанную ревущую Гвеньку, подружку мелкого Ронни. Посадила к себе на колени, зашептала на ухо что-то успокаивающее. Староста вздохнул, встал. Рявкнул:
— А ну тихо! Уймитесь!
Умный он все-таки мужик, в который раз подумала я. Сейчас-то они все уже и сами рады уняться да послушать кого-нибудь, кто лучше их знает, что делать. Выбродились…
— Завтра Колин сходит в замок, узнает, что обо всем об этом господин барон говорит. У кого что ценное в доме есть, прячьте, закапывайте — коли придется в замке отсиживаться, туда всего не увезешь, сами понимаете. С урожаем поднажать надо. Кто сам управится, соседу помогайте. Если семенное зерно спрятать не успеем…
Многозначительная пауза подействовала куда лучше долгих увещеваний. "Сохрани Жница", в один голос выдохнула толпа. Призрак голода подстегнул, вот уж кто-то из мужиков заворчал:
— Чего ждем-то, пошли, покуда дождя не нанесло…
И народ потянулся в поле.
— Так-то лучше, — буркнул трактирщик.
Староста покачал головой:
— Лучше, хуже… Не о том ты, Колин, думаешь. Деревня теперь словно меж двух жерновов, не заметим, как в пыль перемелет. Тут Ульфар, там мятеж… Знать бы точно…
Я поежилась. Уж если староста наш боится…
Бабушка повернулась к Колину:
— Ты к нам ночевать приходи. С рассветом выйдете, все лишний час.
На том и порешили, и мы пошли домой — отбирать среди готовых снадобий те, что могут пригодиться воинам.
— Кроветворка, жильник, бессонник, — бормотала себе под нос бабуля. — От жара, от надсады, от слабости. Боевую настойку смешать успеем…
А я думала о том, что лечебные-то зелья точно надо отдать тетушке Лизетт, а вот боевые — не то капитану, не то его милости…
Ни старого барона, ни молодого в замке не оказалось.
— Господин Анегард отца провожает, — шепнула мне Анитка. — До Оверте. Его милость Эстегард, говорят, к самому королю поехал.
— За жену просить?
— Ой, Сьюз, ты скажешь! — Анитка поставила передо мной миску с похлебкой, отрезала ломоть хлеба. Кинула Рэнси мосол. Села со мной рядом. — Станет его милость за нее просить, жди! Уж он ее честил, так честил… я б тебе рассказала, да повторить неловко, я все-таки девушка приличная! — Анитка, покраснев, прыснула в ладошку, а я запоздало вспомнила, что баронессу Иозельму замковая челядь терпеть не может.
— Значит, — спросила я между двумя ложками похлебки, — его милость Эстегард за короля стоит?
Анитка фыркнула:
— А кто сомневался?!
— Да наши дурни деревенские. Не знают, кого ждать теперь, то ли королевские войска, то ли Ульфаровых грабителей.
Вошла тетушка Лизетт, и Анитка шмыгнула к не дочищенным горшкам.
— Колин говорит, паникуют ваши? — спросила управителева женка.
Я кивнула.
Тетушка Лизетт присела за стол напротив меня.
— А сама-то?
Я неловко пожала плечами:
— Нам проще. Лекарку-то какой дурак трогать станет? Другое дело, если правда война, так мы с бабушкой здесь нужнее. Чего ждать-то, тетушка Лизетт?