Предатели - Гамильтон Дональд. Страница 5
— Честно говоря, я решил, что живу в демократическом обществе. Свобода слова и так далее. Вышла ошибка. Но не надейся по-пустому, больше я не ошибусь. — Он промолчал, и я продолжал: — Значит, в Вашингтоне тебе велели за мной следить? Если разобраться, я заметил какого-то неумеху на самокате с мотором. Он прицепился ко мне по дороге из аэропорта.
Ну, еще что скажешь?
— Ты уверен, что не знаком с человеком по имени Нагуки?
Ну, конечно, я не знал никакого Нагуки. Мне неоткуда и незачем было его знать. В противном случае моя легенда рушилась безвозвратно, и я уже не мог разыгрывать из себя провинившегося агента, коротающего время на Гавайях, хотя именно это и хотел вытянуть из меня Монах.
— Иди к черту! — буркнул я. — На Гавайях я не знаю никого, кроме этого олимпийского чемпиона Дьюка Каханамоку. По крайней мере, я где-то видел его портрет. Поэтому, amigo, не надо на меня ничего вешать. Я просто сболтнул лишнее. И все. Точка. Не делай из мухи слона. Я могу стерпеть слежку, потому как понимаю: ты работаешь по приказу, но не надо добавлять собственные финтифлюшки. Не надо выбивать из какого-то там мальчика на побегушках показания, что я пытался продать ему государственные тайны. Мы друг друга знаем отлично, так что лучше не надо. И думать об этом забудь. Ну, а кто такой этот твой Нагуки?
— Если ты его не знаешь, не все ли тебе равно?
— Господи, если ты хочешь что-то мне сказать, выкладывай. Если нет, положи трубку и дай мне отдохнуть. У меня был трудный день, а самолет — штука утомительная.
— Если ты не знаешь Нагуки, — тяжко произнес Монах, — то, наверное, не станешь возражать, если мы его немножко поубиваем.
— Можете его четвертовать, — откликнулся я. — Он ваш. Отдаю вам Нагуки, кто бы он ни был. Бесплатно. Ну, а теперь можно я немного посплю?
Монах ничего не сказал. Он просто положил трубку. Я аккуратно положил свою трубку и посмотрел на себя в зеркало на туалетном столике. Человек в зеркале выглядел как безжалостный сукин сын, который и глазом не моргнет, если надо будет пожертвовать чьей-то жизнью. Я напомнил себе, что раз уж Монах решил разобраться с Нагуки, ничего из того, что я мог бы сказать, не спасло бы беднягу. Так скорее всего оно и было, но от этого у меня не стало легче на душе.
Я лег в кровать, а вскоре даже заснул. Потом я внезапно проснулся от того, что кто-то совсем рядом пронзительно кричит. Не раздумывая, я проделал обычные маневры, положенные, когда тебя застают врасплох в постели. Потому как если ты начнешь думать, то тебе быстро настанет конец. В результате я оказался на коврике в шести футах от кровати с револьвером в руке лицом туда, откуда донесся крик. Я с удивлением обнаружил, что за окном, во-первых, утро и никого, во-вторых, нет.
Прежде чем снова лечь спать, я закрыл ставни. Я не люблю спать на виду у публики. А вдруг кое-кому взбредет в голову пустить в ход винтовку с оптическим прицелом. Но ни в номере, ни на улице никто не шелохнулся, никто не крикнул, никто не сказал ни слова. Я осторожно выбрался из постели и крадучись обследовал ванную и так называемый будуар. Удостоверившись, что нигде не было и следов беды, я вернулся в спальню и застыл, задумчиво хмурясь. Сначала все было тихо, но затем я опять услышал тот крик, от которого проснулся.
Я шагнул к веранде, откинул жалюзи и уставился со своего наблюдательного пункта на пару птиц, похожих по размерам на скворцов, которые сидели на крыше противоположного коттеджа и о чем-то спорили.
Я поморщился и подумал, что, пожалуй, мне и впрямь не помешал бы отпуск, о котором теперь не приходилось и мечтать. После этого я вернулся в спальню, отыскал на туалетном столике буклет, который привез с собой, и установил, что вышеуказанные птицы именуются майна, или говорящие скворцы. Пока я приходил в себя, то посмотрел на загадочные цветы на столике и заодно определил, что это антурия.
На моих часах было полседьмого по местному времени, но спать мне расхотелось. Вместо того чтобы вернуться в постель, я выудил из чемодана плавки и сандалии, надел их и взял полотенце. Когда я оказался на пляже, кроме меня, там не было ни души. На песке у воды я увидел большое каноэ, на боку которого было выведено название отеля. Вода была чистая и голубая. Волны, медленно накатывавшиеся на берег, не показались мне большими, но в полумиле от берега пенились буруны — похоже, там была отмель или риф.
Оставив сандалии и полотенце на каменном парапете волнолома, я вышел на песок и стал осматриваться по сторонам. Я впервые увидел, что такое Вайкики. Если у меня до этого и теплились какие-то детские иллюзии насчет этого места, они быстро приказали долго жить. Если вы надеетесь увидеть там извилистый песчаный берег, где высятся пальмы, то вас ожидает разочарование. Берег имел место, и песок там тоже был, но высились вокруг не столько пальмы, сколько небоскребы. Даже Алмазная Голова, гора, сторожившая вход в бухту на востоке, не избежала внимания деловых людей. На самом кончике мыса, словно прыщики на аристократическом носу, виднеются здания в двенадцать этажей.
Я не сомневаюсь, что кое-кто уже выдвинул идею засыпать Большой Каньон, дабы превратить его в туристский центр. Хотя всем будет ясно и то, что исчезнет знаменитый ландшафт, которым было принято любоваться. Но вместо него будет сооружено гигантское поле для гольфа.
Я, конечно, немножко разочаровался, но вовремя взял себя в руки. Я ведь ехал не на необитаемый остров! Чего же удивляться, что люди строят тут дома? Я вошел в воду — по причине раннего утра весьма прохладную, немного проплыл, но вскоре выяснил, что по-прежнему могу достать до дна. Только песка уже не было — водоросли и кораллы. Босиком не побродишь. Не желая испытывать судьбу — кто знает, какие морские чудища таятся в норах и впадинах, — я поплыл туда, где ясно мог видеть дно. Встав на ноги, я побрел к берегу и вдруг остановился как вкопанный. Стройная девушка — загорелая блондинка в белом бикини — вышла на берег, держа на голове доску для серфинга. Учитывая, что доска эта имеет восемь-десять футов в длину, пару футов в ширину и весит фунтов тридцать, зрелище было само по себе впечатляющим. Но меня удивило другое: что-то в облике девушки показалось мне до боли знакомым. Клэр временами надевала белый купальник.
Разумеется, это была не Клэр. Клэр была похоронена за тридевять земель отсюда, и эта девушка была повыше и отличалась большей поджаростью. Она была такой же загорелой, как и та, с которой мы гуляли по Европе, но ее волосы были потемнее, они скорее были русыми, только выцветшими на солнце — и подлиннее. Они падали ей на плечи, в то время как Клэр носила прическу, напоминавшую серебряную шапочку.
Поравнявшись со мной, девица улыбнулась мне из-под доски. Одна ранняя пташка приветствует другую — ничего более. Она остановилась рядом со мной, чтобы положить свою яркую доску, затем выпрямилась и стала поправлять нижний компонент бикини. Может, просто желая удостовериться, что не забыла надеть эту важную часть пляжного наряда. Затем она немного помедлила, глубоко вдохнула, наслаждаясь свежим утренним воздухом, потом медленно провела пальцами по волосам, откидывая их со лба.
На пляже можно многое узнать о девушке по тому, как она относится к своей прическе. Если она выходит на пляж тщательно причесанная и напомаженная и потом плавает на мелком месте, подняв голову, как черепаха, ясно, что ее в первую очередь заботит только ее “я”, и вы можете спокойно о ней забыть. Вам не отвлечь ее от своей внешности. Ни вам, ни кому-то еще. Если она надевает резиновую шапочку и быстро плывет вдаль, она не безнадежна, но либо она неудержимая оптимистка, либо дурочка, потому что не изобретено еще такой шапочки, которая сохраняла бы волосы сухими. Но если она смело ныряет в воду, не заботясь о том, что будет с ее волосами, не теряйте времени даром и устремляйтесь за ней, пока вас не опередил другой парень. Возможно, вечером ее прическа окажется не в самом лучшем виде, но это не беда. По крайней мере, она понимает, что в мире есть вещи поважнее, чем хорошо уложенные волосы.