Скиталец. Начало пути (СИ) - Баранов Василий Данилович. Страница 11

   Кованое чудо приглядывалось к своему пассажиру. Хлипкий. Такой и сдвинуть с места не способен. Юнга. Смеетесь? У капитана исключительное чувство юмора, - соглашался стол. - Если б на корабле водились мыши - загрызли. Шкафы не удостоили внимания юнгу. Диван презрительно хмыкнул.

   - Ты ложись, а я пройдусь по палубе. - Капитан подошел к столу, задул свечи. Хлопнула дверь. Свен ушел. Они ночью выходят в море. Не помешает приглядеть.

   В каюте царила темнота. Она обступала со всех сторон. Захлестывала удушьем. Даньке стало страшно. Он забился в самый угол, к стенке. Чувствовал, как тьма бродит рядом. Он натянул на голову одеяльце, зажмурил глаза. Спрятаться, и она не найдет. А тьма не решилась коснуться юнги капитана Свена. За бортом плескалась вода. Корабль слегка покачивался. Данька расслабился и уснул.

  Часть 3

   - Даня, Даня, - услышал он голос матери. Данька возвращал к реальности.

   Открыл глаза. Все, как обычно. Письменный стол, компьютер на нем, тумбочка возле кровати. Утренний свет льется сквозь окно. Но чего-то не хватало. У ребенка отняли игрушку. Утро прокралось в комнату, кода тьма еще только убиралась восвояси, лучиком солнца, как рукой, скользнуло под подушку и украло волшебство. Все по-прежнему, только нет того волшебного сна, в котором только что жил мальчишка по имени Данька... Он с грустью понял, что не сможет вернуться на "Скиталец", не вернется в мир моря и парусов. Не увидит капитана Свена. Сон растаял. Его похитили. Даньке было больно от пустоты в душе, что появилась на месте похищенного сна. Ему хотелось остаться на краткий миг в мире грез.

   - Да, мама, сейчас встаю, - крикнул он.

   Встал, нехотя оделся и пошел умываться. Серый мир его будней. Потом прошел на кухню. Яркий цвет занавесок и цветы на окне померкли. Мать разложила в тарелки овсяную кашу. Данька сел за стол. На столе стояла масленка с настоявшим сливочным маслом, а не обычная коробка со спрэдом. Мать разлила в чашки ароматный чай. Присела рядом.

   - Кушай, Даня. Давай, кушай. Я еще сыр купила, - каждая мать хочет накормить своего ребенка вкусненьким. - Здорово, мам, - Данька мало обращал внимания на то, что подавалось к столу. В его подсознании жили заветы прошлых поколений. Стол - это божья длань. Что дал Господь, то и ешь. Будет день и будет пища.

   - Замечательная жизнь у нас начинается, сынок, - Мария Петровна пыталась растормошить сына. - Мы живем сейчас, как богатые люди.

   Сколь не воздержанны в словах своих женщины. Боги слышат вас, смертные. Бойтесь, что услышаны будете. В ночь эту жизнь ваша изменилась.

   Мария Петровна улыбалась. Она твердо верила, что так живут самые богатые люди на земле. Таков удел нищих.

   - Да, - Даня улыбнулся ей в ответ. - А мне сегодня такой удивительный сон приснился.

   Ходики на стене громко щелкнули, пружинки закрутились, любопытная кукушка высунула клюв из часовых створок.

   Даньке очень хотелось рассказать о том, что привиделось нынешней ночью.

   - Какой сон, сын? Ты что, как старая бабка в сны веришь? - Мария интуитивно сама верила в сны, но не хотела признаться в этом.

   - Не, мам, ты что. Такой яркий сон, такой удивительный. - Пережитое ночью не выходило из головы. Образы были яркими. От них не избавишься в одночасье.

   По оживлению сына Мария Петровна видела, выслушать стоит . Он все равно не отстанет.

   - Расскажи. Расскажи, - мать кивала головой.

   И Данька увлечено начал рассказывать:

   - Мне снилось, будто просыпаюсь на берегу моря. На песке. На воде сидят чайки. Яркое солнце, вокруг песок и синее море. Я встал, смотрю, невдалеке город. Зурбаган.

   - Зурбаган, в самом деле? - Рассмеялась Мария Петровна.

   - Ну, конечно, мам. Я пошел посмотреть, что это за город. Такие удивительные люди и дома. Дома одно - двухэтажные. Люди одеты не так, как мы. Женщины в таких платьях, подол до земли. Есть, кто победнее одет, а кто побогаче одет. Такие пышные юбки. Мужчины, кто, то же, как одеты. Одни в холщевых штанах, рубахи на выпуск. Есть нарядные. У них шляпы широкополые. Кто-то при шпагах, - Данька размахивал руками, показывая, как висит шпага на боку. - Я там еще на рынок зашел.

   - На рынок? - В ее представлении город мечты не место для рынка.

   - Ага. Такой хороший, большой рынок. Но я не об этом. Когда я шел по улице, познакомился с капитаном Свеном.

   Даня пытался рассказать все быстро, в двух словах, но путался в собственных впечатлениях. Они набегали одно на другое.

   - Ну, Дань, с капитаном? - Притворно удивилась мать. Детские милые фантазии.

   - Да. Он так сказал, что он - капитан Свен. Я попросился к нему на корабль.

   - Так. А дальше? Ты ешь, Даня, не размахивай руками. Потом тогда расскажешь. Соловья баснями не кормят. Сил не будет. - Она сокрушалась, что сын ест, как воробушек. С первых минут жизни своего ребенка мать кормит его. И этот первый акт живет в ее сознании.

   - Нет, мама. - Данька ел кашу и рассказывал. - Мы пришли на корабль, вошли в каюту капитана.

   Даня решил не рассказывать о своем позоре. Просто он опустит некоторые излишние подробности, так даже великие рассказчики делают. Излишние подробности принижают блеск событий. Ни о том, как карабкался на борт корабля, ни о том, как упал на палубе, не стоит говорить. И о разговоре с капитаном. Особенно, про солонину. Кому нужны такие мелочи.

   - Капитан взял меня на корабль юнгой. Корабль называется "Скиталец".

   - Хорошее название для корабля. - Мария поставила чашку на стол, подперла подбородок рукой. Внимательно слушала.

   - Только корабль этот принадлежит пиратам, - голос Даньки звучал так, словно он рассказывает страшную сказку на ночь. - И капитан Свен - пират.

   - Господи, начитался всякой ерунды. Вот тебе и грезится.

   - И корабль этот ходит под парусом. Там все корабли такие.

   - Даня, ну где сейчас можно увидеть парусник? Господи, сидишь целыми днями у телевизора, смотришь всякую дрянь. Книги хорошие надо читать. Книга должна учить, заставлять задуматься. Не все, что переплетено и обернуто в корочку можно назвать книгой. Я говорю о том, что читаешь ты, - увещевала Мария Петровна сына. Взрослые разучились мечтать.

   - Взял бы нормальную, серьезную книгу в руки, - продолжала она.

   - Книги для сирых и убогих. И не умеющих читать. У меня настоящие книги, мама. Ну, что ты хочешь, что бы я читал?

   - Антона Павловича Чехова. Федора Михайловича Достоевского.

   - Что б я читал "Преступление и наказание"? Я тогда вообще не усну. Увижу во сне, как Раскольников с топориком бросается на старуху. На несчастную пожилую женщину. Кругом кровища. Фредди Крюгер отдыхает.

   - Даня, люди читают Достоевского, и никому подобное даже в голову не приходит. Почитай что-нибудь из школьной программы. В конце концов.

   - Сейчас каникулы, - возмущался Даня. - Мама, эту тягомотину успею прочитать.

   - Даня, что ты говоришь! Как ты можешь называть высокую литературу подобными словами!

   - Я не то хотел сказать, - он пытался выкрутиться. - Я читаю серьезные книги.

   - Какие серьезные книги ты читаешь?

   - Мориса Метерлинка "Слепые" и "Синюю птицу".

   - Так, - мать кивнула головой. Поднялась, что бы убрать посуду со стола.

   - Томаса Манна, Генриха Манна, Леона Фейхтвангера "Иудейская война" Шарля Бодлера "Цветы зла".

   Кукушка в ходиках сдохла. Пружинки не выдержали.

   - Хорошо, - мать одобрительно кивнула головой, - хорошие стихи. И романы глубокие.

   - Я почитал Шопенгауэра, Фридриха Ницше " Сумерки богов", Эммануила Канта " Критика чистого разума".

   Откуда-то со стены раздался звук, похожий на стон. То ли стонал труп кукушки, то ли ее душа не смогла обрести покоя.

   - Замечательно. Только не уверена, что в твоем возрасте ты способен понять такие сложные философские работы. Возможно, это полезно. Такие работы дисциплинируют ум. - Назидательно говорила мать. Потом спохватилась. - Мне же на работу пора.