Мир, как перекресток (СИ) - Гуркало Татьяна Николаевна. Страница 46
Тоненькие паутинки нашлись как-то сразу, словно только и ждали того мгновенья, когда парень захочет на них посмотреть. Что делать дальше, он представлял смутно. Эти паутинки были очень живыми, так что делать из них что-то неживое как-то неправильно, а уж вообразить как они взрываются, снося горы к чертовой бабушке, вообще не мог. С другой стороны, горы чаще всего разрушают вовсе не взрывы. Их греет солнце, потом обрушивается холодный ливень, заставляя слишком быстро остывающие верхние слои камня трескаться. Нагревался же он медленно и наверняка в процессе расширялся, прогревался вглубь. Потом дуют ветра, яростно бьются об горы, стоящие у них на пути, что-то там выдувают, умудряются нанести грязи и семян безумных растений, которые цепляются в эту грязь как в самую настоящую почву и от полной безысходности прорастают. Корни растений в свою очередь дробят камень, тихо, спокойно и незаметно, век за веком. А еще горы прогрызают упрямые реки, не желающие течь в обход препятствий. Находят самые мелкие щели и расширяют их, расширяют, пока не превращаются в грозных ревущих покорителей камня.
А откуда эти реки берутся?
Таяние ледников, кажется. Следовательно, на вершинах гор должны быть ледники, иначе неинтересно. И водичка будет холодная, жить в ней будет бесстрашная форель, не подозревающая, что она деликатес, и другие рыбы.
Память быстро нарисовала внешний вид этих рыб, напрочь отказавшись предоставить названия. Потом память напомнила, что рыба без корма долго жить не будет и Ярославу пришлось мучительно вспоминать, чем же эта рыба там питается, когда отсутствуют рыбаки со своими приманками. Кажется, насекомыми, их личинками и чем-то вроде мелких креветок, а еще какими-то ракушками, дальними родственниками мидий и червями. А те в свою очередь тоже что-то кушают. Наверняка каких-то микробов, водоросли или мусор, чудом задержавшийся на дне и не подобранный голодной рыбкой.
Иногда к таким рекам будет выходить громадная медведиха с добродушной мордой, в сопровождении бестолкового лохматого потомства, распугивая рыбаков. Чтобы не наглели. А по рекам будут сплавляться всякие ненормальные на байдарках.
Отличные же речки будут.
А еще бывают горные озера. Такие себе чашечки воды, иногда глубокие-глубокие. Ярослав когда-то даже читал о горных озерах с двойным дном. Как шкатулка с тайником. А в тайнике какая-нибудь чуда-юда вроде знаменитой Несси. Пересидела исследователей на втором дне, вынырнула, помахала вслед ластой и поплыла шугать публику.
Что еще у порядочных гор должно быть?
Конечно же альпийские луга, на которых пасутся фиолетовые коровы, рожденные чьим-то не шибко здоровым воображением. А потом доятся эти коровы молочным шоколадом, а бобры его фасуют, фасуют. Гринписа на них нет.
Ярослав хихикнул и подтолкнул воспоминания в сторону обрывков знаний, оставшихся то ли после изучения в школе географии, то ли благодаря волшебному ящику типа «телевизор». В детстве он любил смотреть передачи про природу.
Что еще должно быть в горах?
Конечно же, деревья и подъемы-спуски-крутыеповоротытрассы, чтобы биатлонистам жизнь медом не казалась. Или это из другой оперы? А ниже, наверное, мягонькая зеленая травка для красоты. Ну, кусты еще, наверное, с какими-то ягодами, обязательно съедобными. Иначе смысл с тех кустов?
— Хватит, иначе сам станешь этими горами.
Голос прозвучал как гром среди ясного неба. Смутно знакомый и бесконечно далекий. Ярослав попытался обернуться и никого не увидел. Вокруг только нити, нити, нити. Целая куча бесхозных составляющих, которым очень хотелось чем-то стать. Ярослав потянулся к одной из таких нитей.
— Прекращай, придурок!
— Менке? — предположил Ярослав. Голос вроде похож, но одновременно совсем не такой.
— Иди отсюда!
В следующий момент Ярослава кто-то невидимый и неощутимый толкнул в спину и он очнулся от того, что повстречался носом с твердой землей.
Перед глазами жизнерадостно прыгали белые блохи. Иногда они отращивали крылья и начинали летать, виляя из стороны в сторону, как машина на стертых шинах по обледеневшей трассе. За блохами ничего не было, только какой-то смутно-зеленоватый туман.
А должны быть скалы, вспомнил Ярослав, или щебень. Как раз пригодится при постройке железной дороги между городом и поселением водников. Где бы еще железных дорожников сманить на хорошо оплачиваемую халтуру?
Туман постепенно становился плотнее и объемнее. Потом появился звук. Прямо в ухо кто-то настырно, похоже, даже возмущенно жужжал. Ярослав попытался пошевелить головой. Блохи в ответ устроили акцию протеста, заполонив собой все пространство. Пришлось ждать.
Туман постепенно уплотнился до состояния примятых ромашек. Возмущенно жужжал какой-то внебрачный сын шмеля и фиолетовой коровы. Такая большая, лохматая пчела в бело-фиолетовую полоску.
— Чё те надо, юнга? — спросил у источника жужжания Ярослав.
Шмель, или что бы оно ни было, торжественно облетел его голову по кругу и демонстративно опустился на примятую ромашку.
— Ладно, сейчас встану, — пообещал парень, сообразив, что стоит на четвереньках над этими ромашками.
Встать не получилось, пришлось сесть. Теперь перед глазами были горы. Красивые. Белые шапки на вершинах, какая-то зелень на склонах. А главное, высоченные — вон, даже облака за верхушки цепляются. Хотя облака не показатель, за сравнительно низкие горы в Крыму они тоже цепляться умудряются.
Медленно и неспешно до сознания Ярослава дошла мысль о том, что он видит перед собой преображенный горный массив, выращенный Далени. Пришлось немного поморгать, потереть глаза и попробовать посмотреть еще раз.
Пейзаж не изменился.
— Так вот ты какая, хренотень, — произнес Ярослав.
— Это ты еще своих форелей, медведей, коров и чудо-юд не видел, — сказал кто-то за спиной голосом подозрительно похожим на голос Менке. Грейпфрутами, что странно, не пахло.
Ярослав попытался резко обернуться и опять зарылся носом в ромашки. Фиолетовый шмель, поднялся в воздух, обложил неуклюжего человека матом и улетел искать цветы, растущие в более спокойной обстановке. Дергался Ярослав, кстати, зря. Никого за спиной не было.
— Глюки, это вы? Или мне все снится? — спросил Ярослав.
Ага, и глюки выпрыгнули из ромашек, поснимали шляпы украшенные перьями и дружно сделали реверанс. Проще дождаться доброго доктора с волшебным уколом.
А может, он опять напился и полез к дохлому осьминогу? Вот его и шибануло повторно.
Ярослав задумался о такой возможности и понял, что как-то излишне логично для бреда размышляет. Хотя кто его знает, на основе чего строится бред?
— Ты не бредишь, — сказал голос, по-прежнему из-за спины. — Подумай о такой вещи. Создатели не умеют разрушать. Для этого всегда существовали прочие люди и не люди. Разрушить создателю может помочь только время и сама жизнь.
— Выдра, это ты? — сделал еще одно предположение Ярослав.
— Сам ты выдра, — отозвался голос за спиной и пропал.
Ярослав физически почувствовал, как что-то оттуда ушло. Словно секунду назад он мог летать, а тут раз, и крылья отрезали.
— Эй, ты что, обиделся? — спросил Ярослав. Никто не отозвался. — И что все это значит? Это, что, я эти горы оживил, чтобы они через тысячи и тысячи лет превратились в заказанный щебень? Долго же работникам железной дороги ждать придется своей халтуры.
Отвечать было некому. Мимо пролетел фиолетовый шмель, прожужжав на лету какую-то гадость, и скрылся за кустом, радующим взгляд и пустой желудок оранжевыми веночками мелких ягод. Пришлось доползти до куста, сказать себе, что ягоды заказывал съедобные, усесться там со всеми возможными удобствами и приняться за дегустацию. Ягодки оказались ватно-сладкими и не сочными, наверное, недозревшими, но Ярослав решил не обращать на такие мелочи внимания.
Еда восстанавливает энергию. А другой еды поблизости что-то не наблюдалось.
Хоть бы какая-то фиолетовая корова прибрела, попросил бы у нее шоколада. Или голос за спиной что-то другое имел в виду?