Тени - Гамильтон Дональд. Страница 12

— Может быть, — сказал я с сомнением. — Мне не нравится работать с предвзятым мнением, что мой противник — сумасшедший, пока я сам не увижу пену у его рта, сэр.

— Он кажется довольно хорошо поработал сегодня ночью, — сказал Мак, — судя по сообщениям девицы Вайль. И мы только рады этому. Его поведение дает нам возможность реабилитировать себя в случае полной неудачи. При обычных обстоятельствах, агент, заметив слежку, агент в положении Кроче — просто бы исчез, сообщив своему хозяину, исчез в неизвестном направлении. В противовес этому, его намерение — остаться на работе и прикрывать доктора Мариасси вопреки тебе. Он служит одной цели — если он получит приказ действовать, он исполнит задуманное прямо у тебя на глазах. Результатом его бравирования является то, что он в поле нашего достижения и нам надо действовать быстрее, пока он не опомнится.

— Да, сэр, — одобрил я. — Еще одна причина, чтобы ускорить временный романс.

Мак молчал какое-то время.

— Поскольку Кроче уже тебя заметил, теперь, кажется, нет никакой причины для любительских театральных спектаклей.

— Нам надо сделать какие-то правдоподобные поступки, чтобы выманить Кроче из города и схватить, — сказал я. — Я не знаю Новый Орлеан так ли уж хорош, что в что-то угрожало ему; я бы закончил это дело не в баре. А этот Кроче поступает довольно смешно и назойливо, будто действительно хочет привлечь к себе внимание. А что, если он прикрывает кого-то, кто будет исполнять грязную работу, а этот громила, горлопан Кроче — только ширма?

— В этом случае другой агент может быть предупрежден Кроче. Твое актерство с доктором Мариасси не обманет его. И мы не заинтересованы в выявлении второго агента. Все, что нам нужно — это один человек, который может обо всем рассказать. Один человек может нас вывести на Тоссинга.

— Бог знает, — заметил я, — что я не стремлюсь напиться и профлиртовать жизнь в компании этой одетой в твидовый костюм интеллектуалки, сэр, и состоять с нею в браке, пусть даже фиктивном. Но пока я точно не узнаю какова расстановка сил, я буду придерживаться первоначального плана с незначительными изменениями. Может этим я смогу кого-то одурачить, кто знает?

— Возможно, ты прав, — уступил Мак. — Задней мыслью — нам было бы неразумно торопливо отказываться от прикрытия Мариасси, в особенности, когда противная сторона действует так необдуманно. Хорошо, я... — он помедлил. Я услышал, как у него наверху зазвонил телефон в тысяче пятистах милях к северо-востоку от моего местонахождения. — Секунду подожди. Возможно это звонок, которого мы ждем.

Я сел на кровать. Смотрел в стену. И представил себе тщедушную, оскорбленную, взлохмаченную девчонку лежащую лицом вниз на помятой кровати в комнате после погрома. Затем я представил себе горящую машину, тело, покрытое простыней и сиротливо лежащую на дороге комнатную туфельку. Я слышал, как Мак снял трубку телефона. Когда он говорил, в его голосе слышалась торопливость.

— Эрик?

— Да, сэр.

— Мы не можем созвониться с доктором Мариасси. Она под каким-то предлогом заперлась и приказала портье не тревожить ее. Невозможно было выяснить, не привлекая внимания, по отданному приказу, кому принадлежал голос — мужчине или женщине.

— О! Боже! — воскликнул я. — Мне следовало пойти прямо к ней. К дьяволу все это актерство, надо действовать.

Глава 8

Комната Оливии Мариасси находилась на третьем этаже, двумя этажами ниже моей. Я спустился по лестнице. Казалось никого не заинтересовало, куда я направляюсь. Никаких подозрительных личностей в коридоре и напротив триста десятого номера. У меня было чувство, что путь свободен и я не стал медлить, чтобы удостовериться в этом. Я прямо подошел к двери и постучал.

Женский голос быстро спросил:

— Кто там?

Я с радостью выдохнул. Полагаю, что я тогда сильно волновался. После минутной радости, я почувствовал разочарование. Наш не интересный ученый был все еще жив, и судя по тому, как спокойно и безоблачно был задан вопрос, но явно она ожидала, что я прокричу свое имя и состояние дел сквозь двери; но что за дьявольская мысль была предупредить портье, чтобы ее не вызывали к телефону?

— Пароль, — я сказал мягко, — палуба, как на авианосце.

— О!

Последовала короткая пауза, затем дверь открылась. Появилась она; в своем неизменном твидовом костюме. Единственное, что соответствовало такому позднему часу, была не застегнутая пуговица на ее жакете. Она ее тут же застегнула. Даже обувь была надета на ней, хотя ставлю пари, что они не были минутой раньше. Ни одна женщина, насколько бы интеллектуальна и воспитана не была, не станет сидеть и читать поздно ночью надев туфли на высоком каблуке.

Именно этим она и занималась: она читала. Торшер освещал стоявшее в углу огромное кресло. В руках она держала толстую книгу, прижав указательный палец к прочитанной ею строке. Я заметил название книги: "Алгебра бесконечности" — бог знает, что бы это могло значить.

Стоя у дверей и глядя на меня, она выглядела, как некрасивая старая дева — библиотекарь, строго вопрошающая у меня, почему я не могу взять в привычку возвращать книги во время.

— У вас все в порядке? — спросил я, глядя ей в лицо. — Вы здесь одна?

Вначале она выглядела испуганной, затем возмутилась.

— Одна? Конечно я одна! Что вы имели в виду?

Я расслабился. Вполне явствовало из ее поведения, что никто не держал ее на прицеле, спрятавшись в углу и диктуя ей, что сказать.

Я скользнул вглубь мимо нее. Комната была пуста. Пусты были туалет и ванная. Я вернулся к ней и крепко запер входную дверь.

— Говорите, — сказал я, — что это за идея появилась у вас, доктор?

— Я вас не понимаю.

— Я имею ввиду телефон. Мы пытались до вас дозвониться. Напрасно. Кто-то сказал портье, что вы не хотите, чтоб вас беспокоили. Естественно, зная что в таких обстоятельствах — в особенности после сцены в баре — вы преспокойненько изолировали себя от нас, а вам бы следовало ждать моего звонка, мы оба в какой-то мере заинтересованы.

Ее палец потянулся ко рту — в манере порицаемой невинности. Это был настолько детский жест для женщины с ее строгим видом.

— Я не знала! Я думала, что я не такой уж ценный секретный агент, мистер Коркоран. Мне очень жаль. Я... впрочем, это личное дело каждого. Некто удалился с кем-то, нет, мне конечно все равно.

— Личное дело, — возмутился я. — Теперь у нас дьявольски много времени для личных дел, доктор.

— Люди с медицинскими степенями не любят — за редким исключением, чтобы их называли доктором, мистер Коркоран. — Она снова приобретала свой холодный, окоченевший образ. — Вам ли критиковать меня, после того, как вы бросили наше общее дело на середине, погнавшись за этой девчонкой в лиловом и покинули меня, должна я уточнить в очень оскорбительной манере. Я помню на авианосце вы говорили, что вы бегаете за женщинами, но я не думала, что это происходит импульсивно!

Я уставился на нее:

— Вы в самом деле считаете, что я погнался за ней ради забавы? Боже правый!

— А, что еще я могла подумать? — Холодно спросила она. — Я должна сказать, что я сильно разочарована в ваших вкусах, мистер Коркоран. Это блестящее платьице, такое узкое, такое короткое, такое прозрачное. Почему все эти маленькие проститутки считают, что очень чарующе иметь такие вещи, что оголяются и руки и ноги и плечи?

Я сказал:

— Никогда не задумывался об своих вкусах. Эта маленькая проститутка, как ты называешь ее, была избита и оскорблена из-за вас. Вы должны об этом подумать, когда критикуете ее вещи. Вы также должны осознавать это в следующий раз, когда вам вдруг вздумается отключить свой телефон по личным причинам. Это не роббер в бридж с приятелями. Вы можете мне сказать, что это были за личные причины?

— Я сказала вам. Я не хотела, чтобы меня беспокоили телефонными звонками. — Она говорила совсем не о том, о чем думала. Она удивленно и непонимающе смотрела на меня. — Почему "оскорблена"?