Усмирители - Гамильтон Дональд. Страница 10

- Прикажете верить на слово?

- Это значительно облегчило бы жизнь обоим.

- Уж вам-то наверняка облегчило бы! - презрительно обронила Гейл. - Только забываете об одной подробности. Я была очевидицей случившемуся. Мэри-Джейн вовсе не собиралась вам ничего передавать. И говорить не собиралась. Вы торчали рядом, она глядела на вас в упор, а потом отвернулась. Ко мне. Извольте объясниться, господин самозванец.

- Не объяснюсь, - ответил я. Ибо незачем. Гейл нахмурилась:

- Это как понимать?

- Очень просто. Прошу, когда предстоящая процедура завершится, иметь в виду: вам открыли чистейшую истину. Я действительно состою на секретной службе у правительства Соединенных Штатов. И попросил вручить мне известную вещь, равно как и сообщить сведения, переданные вашей сестрой. Агентом той же самой тайной организации, в которой числюсь я. Таковы факты. Вероятно, их не следовало излагать, и мне закатят хорошую, заслуженную взбучку, но все же кладу карты на стол и всепокорнейше прошу...

- Дражайший! Вы считаете меня прирожденной и непроходимой дурой? Поверить подобному безо всяких доказательств?

- О да, - вздохнул я. - Вы - дура. Утонченная, хитрая дура, полагающая всех без исключения мужчин лжецами, боящаяся в критическую минуту положиться на чье-либо честное слово. Я дал вам последнюю возможность. Ибо чту память покойной Мэри-Джейн.

Гейл окрысилась:

- Господи, помилуй, это вы дурак! Прикажете верить незнакомцу, впервые встреченному в толпе отъявленного сброда? Бросившему друга на произвол судьбы?

- Не судите, и да не судимы будете. В особенности, не судите о вещах, в которых не смыслите ни черта. Если футбольная команда борется за победу, игрок намерен ударить по воротам, а где-то позади товарища сбивают с ног - что же, по-вашему, нападающий остановится, обернется и ринется подымать упавшего? Чушь!

- Разные вещи! Разные! Это... Не знаю правил вашей игры, но это ведь не футбол!

- Конечно. Только и вы - не мяч. Понимаете? Увы и ах, она понимала навряд ли. Я огляделся, ища нечто, почти неизменно имеющееся в гостиничных номерах. Обнаружить искомое удалось не сразу, но пристальное изучение комнаты убедило: изящно переплетенная Библия покоится в ящике скрипучего комода.

Я положил руку на Священное Писание и, не отрывая глаз от женщины, произнес:

- Клянусь и присягаю: изложенное мною - правда, чистая правда и ничего, кроме правды. Господь свидетель.

И водворил Библию на место.

Последовало долгое безмолвие. Затем Гейл решительно замотала головой. Толковать надлежало так: я воробей стреляный, на мякине провести не получится.

- Мэри-Джейн, - тихо сказала Гейл, - не намеревалась отдавать и сообщать вам ничего! И верить голословным россказням не стану. Докажите!

- Достаточно убедительные доказательства мне удастся получить "и предъявить часа через два. Или через два дня - как посчастливится. А я не в состоянии следить за вами двое суток. Следить, понимаете ли, приходится непрерывно - иначе вы сотворите что-нибудь с известной вещицей или отколете номер похлеще... Мы оба измотаемся до упаду. Не упоминаю таких мелочей, как еда, сон, отправление природных потребностей... Слушайте внимательно. Убежден: Мэри-Джейн отрастила на меня зуб. Длиною со слоновий бивень. И не пожелала разговаривать из чисто личной неприязни... Однажды, в Сан-Антонио, вышла ошибка. Я счел вашу сестру неприятельским разведчиком...

Рассказ о приключениях двухлетней давности не отнял много времени.

- ...Разумеется, все произошло прежде, нежели прилюдное раздевание стало оперативной задачей Мэри-Джейн. Поражаюсь подобной злопамятности, но только ею и могу объяснить нынешний случай. Слишком унизительным показался, наверное, первый настоящий обыск.

Я по-прежнему говорил правду - надеялся, что говорю правду, ибо телефонная беседа с Маком наталкивала на очевидный вывод.

Колеблясь, не сводя с меня взора, Гейл полюбопытствовала:

- А почему, собственно, вы и Дженни столкнулись в Сан-Антонио?

- Здесь уж извините, промолчу. Совершенно секретно.

- В каком агентстве или бюро вы служите?

- Смотри предыдущий параграф.

- Но, если вы и впрямь работаете на правительство, зачем похитили меня бандитским образом? Револьвером пугали? Тьфу, ручкой паршивой!

- Во-первых, не хотел осложнений и помех, покуда не получу необходимых сведений. Во-вторых, на вопрос о месте службы отвечу самым косвенным намеком: начальство категорически запрещает просить помощи у иных, похожих на наше, государственных учреждений. Только при жесточайшей нужде. Которой и не дозволили возникнуть. Использовав бандитские приемы. Убедил?

Молчание.

- Гейл, я уже рассказал больше, нежели должен или вправе. Можно задать миллион вопросов. И ни на единый ответа не получите. Либо не буду знать, что ответить, либо не смогу. Просто посмотрите на меня пристально и решите сами: лгут вам или нет. Не теряйте времени. Шевелите мозгами... Ну? Поверьте же!

И я немедленно понял: переиграно. Словечко "поверьте" погубило весь мой гамбит. Его можно использовать - иногда, лишь единожды и с огромной осторожностью. Только нынче оно все чаще звучит в устах подонков, предателей, коммунистов, уголовников и мелких обманщиков. Грязным это словечко сделалось. Разумный человек пошлет вас ко всем чертям, услыхав мягко и вкрадчиво произнесенное "поверьте". А Гейл была человеком разумным.

- Нет! - произнесла она.

Я вздохнул глубоко, точно вынырнувший гиппопотам.

- Ну-с... В эдаком разе... Кажется, возникает закономерность. Всякий раз, начиная знакомство с урожденной Спрингер, я вынужден попросить ее раздеться.

Ошарашенная Гейл остолбенела.

- Дражайший...

- Разоблачиться. Устроить стриптиз. Как выражался конферансье? "Донага!" Добро пожаловать на сцену.

Гейл отступила на шаг" ударилась о комод. Выпрямилась. Прямо воплощение оскорбленного достоинства...

- Милейший!..

- Послушайте, не разыгрывайте простушку. Вы - не Мэри-Джейн. Вы переспали с четырьмя законными супругами и Сэмом Гунтером. Это равняется пяти. По самому скромному подсчету... Кстати, не вздумайте завопить, ринуться к телефону или учинить нечто подобное. Очутитесь на полу, оглушенная крепко и основательно. Между прочим, - ухмыльнулся я, стараясь казаться елико возможно похабнее, - сделаетесь бесчувственны и беспомощны...

- Вы не осмелитесь! - прошипела Гейл. - Новое надувательство...

Что верно, то верно: я блефовал. И не впервые. Уже выдавал вечное перо за шестизарядный револьвер. А Гейл была не из тех, кого можно "купить" повторно. Девка отлично уразумела: за разбойничьей внешностью кроется хрупкая поэтическая натура.

Касайся возникшее затруднение только личного досмотра, я, пожалуй, продолжил бы урезонивать мирно и миндальничать напропалую. Но следовало не только отыскать и отобрать: надлежало получить сведения словесные.

А для этого надобно произвести соответствующий эффект. Потрясающий. В самом прямом и буквальном смысле... Вдобавок, высокомерная, презрительная болтовня Гейл и впрямь начинала раздражать.

Я сделал проворный шаг, оскалился, разодрал серебристое вечернее платье.

Глава 7

Это вполне могло бы сойти за новый подвиг Геракла. Гейл облачалась не для стриптиза, на строгих одеяниях змейки отсутствуют; портняжка то ли был храбрым, то ли нет - Бог весть, - но уж умелым оказался несомненно. Сшил на совесть и славу. А материалом послужил, как уже упоминалось, обойный штоф, не протиравшийся на бабушкиных креслах десятилетиями!

"Разодрал" - чересчур сильно сказано, и прошу прощения за случайное хвастовство. Я лишь немного надорвал платье у ворота (чудом не надорвав собственный живот) и стянул его с женщины - сверху вниз, точно шкуру со зверя снимал "чулком".

Пролетело целое мгновение, прежде нежели Гейл осознала, что же именно творится. Затем она вцепилась в сдергиваемое платье. Воспоследовала безмолвная и малопочтенная борьба между мужчиной и женщиной. Под конец, я исхитрился ухватить оба запястья Гейл в левую руку, а правой сызнова принялся разрушать произведение безвестного швеца. Платье соскользнуло до талии. Покорный слуга резко дернул обойный штоф, стараясь повредить наиболее уязвимые части; на деле проверяя справедливость пословицы "где тонко - там и рвется".