Око Соломона (СИ) - Шведов Сергей Владимирович. Страница 17
– Богато живет император, – вздохнул Гуго, покидая чужие хоромы. – Тебе не кажется, Лузарш, что мы продешевили?
Глава 5. Похищение Адели.
Готфрид Бульонский, одержавший на землях Византийской империи несколько легких побед, решил, видимо, что с Алексеем Комниным можно не церемониться. Лотарингцы попытались сходу вышибить городские ворота, расположенные как раз напротив императорского дворца. Более того, одна из стрел, пущенных наугад, залетела в окно Порфиры и легко ранила одного из чиновников империи. Чиновник был не великого ранга, но это вовсе не означало, что басилевс покорно снесет, нанесенное крестоносцами оскорбление. Кесарь Никифор Мелиссин с лучниками был немедленно отправлен на стены, дабы организовать должный отпор лотарингцам. Алексей Комнин готовился ввести в бой свою гвардию, о чем французам сообщил встревоженный Михаил. Гуго Вермондуа тут же предложил свои услуги в качестве посредника и даже отказался от платы, поскольку считал действия Готфрида откровенно глупыми и идущими в разрез с теми целями, которые ставили перед собой крестоносцы. Война с Византией могла помещать освобождению Гроба Господня.
– Благородный Готфрид, видимо, запамятовал, что могила Христа находится не в Константинополе, а в Иерусалиме, – вскольз заметил шевалье де Лузарш, вызвав кривую ухмылку на толстых губах Гуго.
Граф Вермондуа и Готфрид Бульонский терпеть друг друга не могли. И к тому кроме чисто житейских, были еще и политические причины. Герцог Нижней Лотарингии считался одним из самых ярых приверженцев римских пап, досаждавших французским баронам своими неуемными претензиями. И вот теперь этот верный пес папы Урбаны использует благородное имя Гуго Вермондуа для того, чтобы окончательно рассорить крестоносцев с византийцами. Было от чего брату французского короля потрясать кулаками и клясться в верности своему недавно обретенному сюзерену. Сиятельный Михаил пообещал передать слова Вермондуа басилевсу, но, к сожалению, события развивались столь стремительно, что протовестиарий просто не успел донести до ушей Алексея Комнина предложение графа.
– Не исключено, что император хочет сразу поставить крестоносцев на место и показать им, кто в империи хозяин, – заметил Венцелин, поднимаясь вслед за графом Вермондуа на стену, дабы вместе с ним полюбоваться доблестными лотарингцами.
Если судить по суете у городского рва, то Готфрид Бульонский действительно готовился к штурму. Лотарингцы уже успели соорудить таран и сейчас с помощью волов пытались подтащить его к воротам, расположенным как раз напротив храма Святого Романа. Константинополь был настолько велик, что крестоносцы просто не могли в силу своей численности взять его в осаду. Именно поэтому Готфрид расположил свою армию в одном месте, рассчитывая ворваться в город через пробитую брешь. Все прочие действия, совершаемые лотарингцами, были направлены лишь на то, чтобы отвлечь внимание константинопольцев. Готфрид настолько увлекся своей затеей, что, похоже, не заметил подхода печенежских конников, окруживших его лагерь со всех сторон. Лучники Никифора Мелиссина практически беспрерывно обстреливали крестоносцев со стен и делали это столь искусно, что Гуго Вермондуа даже крякнул от огорчения. Готфриду Бульонскому он не сочувствовал, но ему жаль было рыцарей, сержантов и пехотинцев, гибнущих под стенами города, который лотарингцы просто не могли взять.
– А вот и гвардия императора, – сказал Венцелин, оборачиваясь назад.
Первыми, впрочем, шли архонтопулы комита Радомира, а уж следом за ними вышагивали облаченные в кольчуги варанги, ныне почти сплошь состоящие из британцев, изгнанных со своего острова Вильгельмом Завоевателем. Впрочем, Алексей Комнин не торопился пускать их в дело. Прежде в распахнутые ворота вылетели конные туркополы на горячих конях. Они обрушили на крестоносцев град стрел и заставили их попятиться от константинопольских стен. В лагере Готфрида тревожно завыли трубы, лотарингцы засуетились, забегали, рыцари и сержанты садились на коней. Глазастый Глеб де Лузарш даже разглядел среди выстраивающихся в ряд рыцарей герцога Бульонского и указал на него Венцелину. Однако завершить построение лотарингцам не дали. Вслед за конными туркополами на крестоносцев ринулись архонтопулы и варенги, наступающие в пешем строю. Первыми дрогнули пехотинцы Готфрида, которых атаковали не только в лоб, но и с тыла. Отступали они без всякого порядка, а вскоре это отступление и вовсе превратилось в паническое бегство. Конные рыцари держались дольше, они даже попытались смять варангов, но их тяжелым коням не хватило разгона, византийская фаланга, ощетинившаяся копьями, выдержала удар, а потом медленно двинулась в наступление. Лотарингцам не оставалось ничего другого, как поворачивать коней вспять. Конфуз был полным. Дело вообще могло закончиться катастрофой и окончательным истреблением крестоносцев Готфрида Бульонского, но, видимо, Алексей Комнин не ставил перед своими военачальниками такой цели, и те позволили лотарингцам отступить к бухте Золотой Рог и раскинуть там свой лагерь.
Граф Вермондуа был вызван к императору, где ему представился случай выразить восхищение полководческим искусством Алексея Комнина. Что он и сделал с присущим ему благородством. Это была не первая встреча басилевса и графа, но, пожалуй, впервые они смогли поговорить откровенно. Алексей Комнин, надо отдать ему должное, неплохо владел языком франков, во всяком случае, ему не понадобился переводчик, чтобы по достоинству оценить предложение благородного Гуго.
– Ты полагаешь, что герцог уже созрел для того, чтобы принести вассальную присягу, – прямо спросил Алексей у графа.
– Думаю, лотарингцы успели оценить доблесть византийцев, и у них пропала охота, ссориться с тобой, басилевс.
Алексей Комнин был заинтересован в разрешении конфликта мирными средствами. Ополчение Боэмунда Тарентского находилось в десяти днях пути от Константинополя, и спор с Готфридом Бульонским следовало завершить раньше, чем коварные нурманы успеют соединиться с лотарингцами. Гуго Вермондуа никогда не видел Боэмунда и практически ничего не слышал о нем. Зато Алексей Комнин очень хорошо знал коварного сына Роберта Гвискара, уже однажды нанесшего ему жестокое поражение. После смерти отца Боэмунд оказался недостаточно расторопным и вынужден был уступить наследство младшему брату, за которого горой стояли бароны, а княжество Тарентское, где Боэмунд, в конце концов, обосновался, было слишком мало, чтобы удовлетворить его непомерное честолюбие.
– Я очень надеюсь, благородный Гуго, что тебе удастся разрешить конфликт, возникший не по моей вине, – спокойно произнес Алексей, не отводя глаз от самоуверенного франка. – Это пойдет на пользу не только Византийской империи, но и всему христианскому миру. Союз между Константинополем и Римом очень тяжело складывался, и будет трагической ошибкой, если он разрушится из-за чьей-то неразумной горячности.
Тон басилевса был доверительным, держался он с графом на удивление просто, как со старым боевым товарищем, а потому без труда завоевал расположение тщеславного Вермондуа.
Выезд благородного Гуго из Константинополя был обставлен с чрезвычайной пышностью. Византийцы знали толк в подобных церемониях, да и сам Вермондуа отнюдь не считал себя образцом скромности. Благо средства, полученные от щедрого басилевса, позволяли ему пустить пыль в глаза оплошавшим лотарингцам. Сам Гуго блистал расшитой золотой нитью парчой. Ножны его меча до такой степени были усыпаны драгоценными каменьями, что из-за них не было видно кожаной основы. Доспехами он пренебрег, благо ехал не на войну, а на мирные переговоры, однако шлем, покрытый позолотой и украшенный перьями птиц, он все-таки водрузил на голову, дабы явить себя миру во всем блеске. Протовестиарий Михаил, представлявший на этих переговорах интересы императора, держался по правую руку от графа Вермондуа. По левую гарцевал шевалье де Лузарш в сюрко лазоревого цвета под стать своему прозвищу. Уздечка его коня была украшена серебром, шпоры на сапогах отливали золотом. Прочие рыцари облачились в кольчуги и плащи-шапы из толстого сукна с нашитыми на них белыми крестами. Но кони под ними были таких статей, что лотарингцы только ахали, на них глядя. Французы торжественно проехали по лотарингскому лагерю и остановились у шатра Готфрида Бульонского, не отличавшегося особым великолепием.