В лабиринте миров (СИ) - Любушкина Татьяна Евгеньевна. Страница 53

- Путин...

- Давление скачет...

- Внучка? Да разве...

- Пенсия...

По моей спине мягко протопал Тотошка и улёгся под бок, вытягиваясь всем телом. Чего это он? Не замечала за ним таких нежностей.

- А я сказала, пощады не будет!

Слова раздались в комнате жёсткие, как камень и разом согнали сон из моей головы. Кто это сказал? О чём?

- Ты не права, Марья. Силы не равны. Убьёшь этого постзема сегодня – завтра тысячи ринуться из Бездны. Их прорыва нам не сдержать.

Ничего себе. Я затаила дыхание и, изображая беспокойный сон, повернулась на другой бок, так, чтобы старухи были в поле моего зрения. Незаметно приоткрыла глаза, и увидела мирную картину: накрытый стол; седые головы склонились над тарелками; красные от выпитого, морщинистые лица. Бабка Вера выкладывает из сковороды курицу.

- Вот, Тамара, бери этот кусочек, пожирнее, ты любишь.

- Передай-ка мне селёдки, Маша.

Сморщенные губы улыбаются, блестят перемазанные жиром. Беззубые рты открываются и выдают ничего не значащие фразы, а вот глаза...да они разговаривают глазами!

Я постаралась не слушать пустой разговор, но ловила каждый взгляд, стараясь себя не выдать.

- Я знаю. Конец наш близок. Так ведь, мы знали, на что шли. (Вот у вас в деревне картошка вкусная, а в соседней, прямо, как мыло)

- Тамара, не горячись. Надо всё обдумать. (Так мыло и есть. Какая там картошка?)

- Нет времени думать. Постземы полсотни лет не покидали своих нор. (А мне Обама нравится. Хоть и чёрный)

- Я предлагаю просить помощи у Веерных. Пора и им встать на пути у Бездны. (Так он тоже, говорят, изменяет жене, с этой, как её...)

- Веерные? Я девчонкой была, слышала легенду про них. Кто видел Веерных? Живы ли они? (Это они с жиру бесятся. Сталин бы такого не допустил).

Тотошка спрыгнул с моей раскладушки, противно взвизгнув, и старухи разом замолчали, повернув ко мне удивлённые лица.

- Где ты, Женька, страхолюдку-то такую нашла? Прямо монстра какая-то...

Тотошка был в ярости.

Он хлопал себя тонким хвостом по бокам, как плетью. Его оскаленная пасть, была куда больше самой головы и остро отточенные зубы сверкали грозно и неумолимо. Кожа на загривке сморщилась, лапы подогнулись готовые к прыжку.

- Чего это она? – Бабка Вера заметно встревожилась. – Женька, угомони свою скотину!

- Испугались маленького зверька? Странно для тех, кто готов встать на пути у Бездны.

...Надо сказать, что во мне тоже кипела злость. Как могли старухи провести меня?! Как я не увидела в них... а кого я не увидела?!

- Да кто вы такие?!

- Слышь, девки, а Женька-то слышит нас, – тётка Тамара безмятежно ковыряла вилкой в зубах.

Бабка Настасья жевала бутерброд. Вид её был недобрый.

Бабка Вера подпёрла щёку кулаком, задумчиво разглядывая меня и кипевшего злобой Тотошку.

- Ишь ты... проныра. Прознала-таки наш секрет.

Тотошка отступил на шаг назад, прижимаясь к моим ногам, я напряглась, готовая к драке, но в эту секунду свет в квартире потух, под потолком громыхнуло, и комната вновь осветилась ровным светом, не успела я и глазом моргнуть. Что-то в обстановке бабкиной гостиной неуловимо изменилось, но передо мной сидели четыре старухи-ведьмы и мне было не до мелочей.

- Да ты не пугайся, дочка, – мирно протянула тётка Марья. – Мы бабки неопасные. А коли ты нас слышать стала, стала быть и сама такая.

Я не поверила в доброжелательность тётки Марьи.

- Какая?!

Тотошка исчез из комнаты, словно потерял к бабкам всякий интерес. Что ж, стало быть, старухи и впрямь неопасны. Тревога отступила, я расслабилась и села поудобнее.

- А что ты раньше-то молчала, – нарушила минутную тишину бабка Настасья. – Ведь не первый раз мы на сходку свою собираемся.

Мне вспомнились развесёлые оргии, которые любили устраивать подружки бабки Веры. Нет, никогда я не замечала в них ничего необычного.

- Значит, не замечала. Не видела и не слышала, – констатировала тётка Тамара, верно истолковав моё молчание.

- Не слышала, – подтвердила я.

- Ой, девки, это у неё после аварии способности проявились! – восторженно объявила бабка Вера.

- Да какие способности?! Кто вы? Чем занимаетесь? Против кого воюете?

Старухи переглянулись.

- Расскажи, Маша, – велела бабка Настасья. – Коли у Женьки и впрямь способности открылись, нам её помощь будет кстати.

- Коли захочет помогать, – мрачно вставила тётка Тамара.

...Рюмки стояли недопитые, закуска остывала, теряя аппетитный вид. Ветер завывал за окном, бросая в замёрзшие стёкла охапки белого снега. Я перебралась с неудобной раскладушки в потёртое кресло, а старухи так и остались сидеть за столом, разглядывая меня цепко, недоверчиво, словно увидели впервые.

- Мы тут все Грязновские, – начала тётка Марья свой рассказ. – И Настасья и Тамара и Вера. Все в одной деревне выросли. Деревня наша не простая. На болотах стоит, да в глухом лесу. Издревле принадлежала помещику Сытину.

- Николаше, – вставила бабка Вера. – Его мужики с соседней деревни вилами закололи.

- За что?!

- Дурные. Разве же узнаешь теперь?

- Не перебивай, Вера. Так мы и до утра не закончим.

- А зачем деревню ставить на болоте?

- То-то и оно. Не для жизни та деревня была – для защиты. В тех болотах открытый проход в Бездну. Всякая нечисть оттуда лезла – несть числа. Окрест и леса просторные и луга заливные, а жить нельзя. Гости из Бездны заполонили округу. Деревеньку ту на болотах дед Николашкин поставил – Степан. А жители в ней были непростые. Со всей России Степан Степаныч привозил людей, что способны были существам из Бездны противостоять. За то его в церкви прокляли, анафеме предали.

- Почему?

- Да уж людишек он привозил больно страшных. У людей ведь как: если не понятно что, так колдун или ведьма. Камнями могли забить. А тут целая деревня таких вот жильцов.

- Восемнадцать дворов, – подтвердила бабка Вера. – И все как один – колдуны.

- А потом что?

- Известно, что. Грязновские крестьяне два века Бездну сдерживали. Вокруг Грязновки сёла стали появляться: и Беркутово и Отрадное, городок вырос – Лебёдово. Жители окрестных селений Грязновским дань платили: не по письменному соглашению – по молчаливому уговору. Понимали люди – без Грязновки и её защитников им на вольготных землях не выжить.

- Что-то сейчас я о таких деревнях не слышала.

Мне припомнилась унылая дорога, ведущая из Грязновки и ржавый указатель в чистом поле с обрывком надписи: “...кутово”. Похоже, это всё, что осталось от богатой деревни.

- И не услышишь. Деревень не стало. Лебёдово – станция на железной дороге. Сторожка стрелочника, да дом, где его семья живёт. Только название от города и осталось. А всё оттого, что Грязновку пытались ликвидировать.

- Зачем?

- А никто в толк не мог взять, зачем деревня на болоте? Ни пашни, ни садов. А как объяснить, что деревня эта – форпост защитный? Кто слушать станет? Вот и сгубили деревню. Людей вывезли, поселили в городах, в бараках. Три семьи только и осталось: родители мои с братьями, Тамарина бабка, Тома совсем малой была и Вера с Настасьей. Вера тогда ещё женихалась, а Настасья только замуж вышла.

- За Ванюшу, – вставила бабка Настасья и уронила слезу. – Царствие ему небесное, на войне погиб.

- А моя мать?

- Эти уж после понаехали. Как болота осушили, местные деятели решили деревни возрождать, ссуды давали. Приехали люди... да толку чуть. Не поднять в Грязновке сельское хозяйство. Вот и пьют. Податься-то им больше некуда.

Я молчала, обдумывая услышанное, а бабка Вера захлопотала вокруг стола.

- Надо, девки, чайник поставить. У меня пряники есть и печенья... Женя, достань-ка в шкафчике.

Я отправилась на кухню и бабки тотчас взволнованно зажужжали, склонив над столом седые и крашеные головы. Конспираторы...

...Водка и закуска были убраны. На столе дышал паром электрический чайник. Стояли вазочки с конфетами, покупными пряниками и печеньями. Бабки чинно вытягивали губы трубочкой, остужая чай и осторожно пережёвывали конфеты вставными челюстями.