Устрашители - Гамильтон Дональд. Страница 13

Траск вручил подопечного Дугану, коему выпала привилегия доставить меня в августейшее присутствие доктора Сомерсет. Доктор Кэйн приотстал и скрылся из виду. Колоть сыворотку — одно, а присутствовать при отнюдь не целебных сеансах электрошока — совсем иное.

Сеансы начались в кресле: сперва простыми вопросами, затем опаляющими искровыми разрядами. Сеансы продолжились на столе, где было куда способнее подключать электроды к нужным телесным частям. Изобретательность Элси Сомерсет была неистощима и заслуживала гораздо лучшего применения.

Но я сказал немного выше, что к больничным кошмарам успел притерпеться и приспособиться. И знал, как ускользнуть от боли. Следовало всего-навсего отступить в угол комнаты и преспокойно следить за эволюциями лекарей. В данном случае — палачей.

Парня, простертого на столе, я где-то встречал, и считал, что здесь обращаются с ним по-свински, по-скотски — позор и мерзость! Но, ежели призадуматься, я отнюдь не пил с этим субъектом на брудершафт...

Я был изрядно потрясен, даже перепуган, когда внезапно и неведомо каким образом осознал: допрос ведут не первый, а уже второй день. Целые сутки выпали вон из памяти. Провалы разумения, похоже, становились чистейшим хобби. Но об утрате именно этих воспоминаний покорный слуга сожалеть не собирался. Потрясение миновало и страх улегся, когда я сообразил: мозговые предохранители, спасшие серое вещество от недопустимых перегрузок во время воздушной трагедии, милосердно и вполне исправно сработали сызнова. Естественная реакция организма.

Еще меня изрядно беспокоил Наблюдатель. Так я мысленно окрестил его. Маленький пухлый человек в хирургической маске, в хирургической шапочке — лицо почти полностью скрыто — ив белом халате. Он стоял в углу столь недвижно и незаметно, что я даже не сразу приметил эту личность. Невзирая на облачение. Наблюдатель не смахивал на хирурга, да и действий хирургического свойства предпринимать, по-видимому, не собирался. Он вообще не действовал, никак.

Все «процедуры» вершила сквернообразная Элси, а Дуган пособлял ей, когда требовалось употребить физическую мощь. Наблюдатель же просто наблюдал.

Очень редко, очень-очень редко человечек произносил слово-другое. Голос его звучал приятно, речь была правильной, вопреки явному немецкому акценту. Суть изрекаемого тоже бывала правильна и приятна. С моей колокольни глядючи.

— Нет-нет! Полегче, доктор Сомерсет, мы не вправе убить его или изувечить! Лучше дайте пациенту передохнуть, hein?

Впрочем, его присутствие крепко раздражало. Сам не понимаю отчего, но подвергаться пыткам в лапах Элси и Дугана, без свидетелей, оказалось бы проще. Между мною и доктором Сомерсет успела возникнуть классическая любовь-ненависть, вековечное взаимоотношение садиста и жертвы. Я считался драгоценной игрушкой, предметом извращенного, пошедшего по неправильному руслу сладострастия. Элси же числилась тварью, коей предстояло в урочный час принять от меня погибель чрезвычайно медленную, чрезвычайно мучительную и чрезвычайно мерзкую. Наверное, когда введенные наркотики начинали испаряться, и бежать в угол комнаты уже не удавалось, лишь размышления над истязаниями, которым подвергнется эта паскудная бабища — к черту незамысловатое электричество, изобретем вещицы получше! — не дали покорному слуге быстро и непоправимо спятить.

Но свидетелей при столь интимной пыточной оргии, пожалуй, быть не должно. Так я, по крайности, полагал. Все едино, что прилюдно заниматься любовью.

— Думаю, вполне достаточно, — изрек Наблюдатель в один поистине прекрасный день, и приблизился к столу. Впервые за все время он покинул свой пост в углу камеры.

— Вполне достаточно, мадам доктор. Можно счесть неопровержимо установленным: этот человек действительно утратил память, nicht wahr? Более того, для меня очевидно, что необходимых сведений ваши методы получить не помогут. Продолжать бесполезно.

— Дайте еще только...

От огорчения голос Элси сделался еще более грубым и хриплым. Одинокую, страшную как смертный грех, беззащитную девочку лишали главной и, возможно, единственной радости... Я чуть ли не пожалел доктора Сомерсет.

— Нет. Мэдден — или Хелм — должен жить и полностью выздороветь. Я приказываю.

Наблюдатель говорил резко и повелительно.

— Имя, названное по телефону, имя, добровольно повторенное им здесь, безусловно подлинно. Имеются весьма интересные и очень тревожные сведения и о самом Хелме, и об организации, где он служит. Он и впрямь личность исключительная. Дьявольски жаль, что этому господину велели впутаться в наши дела... Сообщаю: при его роде занятий — настоящих занятий, каковые весьма далеки от фоторепортерства — случайные допросы почти неизбежны, их полагают неотъемлемым правилом игры, и мстить за свершенное здесь никому не станут. Но если господин Хелм погибнет, или сделается калекой, вмешаются субъекты, сердить которых не рекомендую. Телефонный звонок в клинику Принца Руперта назначался не столько ему, сколько нам. Чистой воды предупреждение. Думаю, следует внять и вести себя разумно. Как выражаются янки, прикроемте лавочку. Заприте Хелма, лечите, кормите и стерегите, пока не получите от Совета нужных распоряжений. О Вальтерсе придется узнавать иными путями.

Наблюдатель удалился.

Элси освободила меня собственноручно, хотя обыкновенно обязанность сия возлагалась на Дугана. Прежде, нежели расстегнуть ремни и раскрыть зажимы, доктор Сомерсет созерцала вашего покорного слугу нежно, печально и долго. Я чуть было не брякнул: «Поздравляю». Даже когда развитие акромегалии замедляется — похоже, у Элси так и приключилось. — половая сфера страдает, и весьма. Но эта женщина сумела найти блистательную и доступную замену утраченному...

Однако умные карие глаза на рыле Босховской химеры заставили меня прикусить язык. Я выжил отчасти лишь потому, что не дрался и не огрызался. Вел себя смирнее смирного. Не было ни малейшего резона отпускать бессмысленную прощальную дерзость и рисковать головой.

Дуган огорчился не меньше доктора. Так я думаю. Грубо сдернул подопечного со стола, бесцеремонно определил в самокатное кресло, духом домчал до «Гиацинта» и буквально швырнул в объятия Томми Траску.

— Тощая тварь обставила их! — возвестил Дуган Удрученным тоном. — У, жердина стоеросовая! Память, понимаешь ли, отшибло! Пустили бы меня к реостату — соловьем бы разливался, подонок!

— Или превратился от боли в полного идиота, — возразил Траск. — Двуногие овощи не разливаются соловьями, Дуг... Пойдемте, мистер Мэдден, баиньки пора.

— Белено стеречь, — добавил Дуган. — В оба!

— А мы так и стережем, верно, мистер Мэдден? Пойдемте в колыбельку...

Я уснул в упомянутой «колыбельке», улыбаясь будто настоящий младенец. Первая стадия неприятностей завершилась вполне удовлетворительно. Теперь наступал черед стадии второй, но спешить не следовало, ни в коем случае не следовало торопиться! Требовалось хоть немного сил. И ясная голова.

За вычетом завтрака, обеда и ужина, я проспал сутки напролет. Покуда продолжались пыточные сеансы, меня, по вполне понятным санитарным соображениям, кормили впроголодь: капелька бульона, чуток пюре — и достаточно. Теперь же Томми начал приносить еду настоящую, сытную — и я, почти не размыкая век, заставлял себя восполнять утраченные калории. А поев, тотчас валился на постель и снова проваливался в забытье.

Наркотики понемногу прекратили действовать, боль, усталость и отчаяние отступили.

До сих пор я не уделял своей комнате — верней, палате — особого внимания, потому как не рассчитывал сокрушать стены, пилить решетки, вести подкопы. Я не был графом Монте-Кристо, намеревавшимся процарапаться на волю из угрюмого замка Иф. К тому же, насколько помню, парень выбрался в конце концов отнюдь не благодаря землеройным работам.

А вот известное знакомство с местной географией не вредило. Едва лишь сознание полностью прояснилось и витавший перед глазами туман растаял бесследно, покорный слуга взялся изучать немилую обитель, в которую забросила судьба.