Устрашители - Гамильтон Дональд. Страница 37
— Эй, Руфь! Греб твою вошь, забирай приемник и валяй сюда! Скоро выезжать!..
Она решительно шагала назад, к барже, и замерла посреди пристани, увидев меня в дверном проеме камбуза. Подобрала юбку и опрометью, словно преследуемый заяц, ринулась наутек.
Я дозволил Джоан отбежать на девяносто ярдов и медленно, плавно придавил гашетку. Потом опустил приклад на пол и прислонил винтовку к дощатой стене. Кто-то спешил по лестнице, ведшей из трюма наружу. Я захлопнул тяжелую крышку, задвинул щеколду, хотя сгибаться было невыносимо больно. Протащился на палубу, доплелся до борта, обращенного к реке.
По клокочущей воде неслись и крутились бревна, доски, трупы животных, неведомо какой, неизвестно откуда принесенный хлам...
Удачи тебе, Салли Вонг. Удачи, где бы ты ни была сейчас.
Минуту спустя покорному слуге пришлось почти ползком возвратиться в камбуз и прилечь на деревянную скамью.
Глава 25
Поскольку я представления не имел, где обреталась баржа — да и сама река, между прочим, — то и местонахождение близлежащей больницы, куда угодил через час, определить не смог. Но больницы чрезвычайно похожи: побывал в одной — побывал во всех. Зато выяснилась иная вещь, заботившая меня до чрезвычайности. Салли уцелела, выплыла, отыскала телефон. И, по сути, спасла меня, ибо врачи уведомили, что покорный слуга истекал кровью и каждая минута была на счету.
Когда в меня влили достаточно свежих кровяных частиц, настало время подсчитать общий вес вынутого свинца. Итог равнялся одной девятимиллиметровой автоматной пуле, двум пистолетным, тридцать восьмого калибра, и двум картечинам номер один.
Последняя пара снарядов большого ущерба не причинила. Шальная картечь, видимо, не доставшаяся Мэнни и ударившая рикошетом.
Общее врачебное мнение гласило: я не из тех, кого легко и просто убить. Подозреваю, что наиболее чувствительные и деликатные представители больничного персонала не считали последнее обстоятельство благотворным для рода человеческого. Ежели сохраняешь ближнему жизнь, весьма нелегко быть снисходительным по отношению к субъекту, который эту жизнь отнимает.
Окрепнув настолько, чтобы удержать телефонную трубку, я побеседовал с Маком. Тот рассмеялся, узнав, как титулуют организацию американские гангстеры и сказал:
— Чрезвычайно правильное отношение к нашей службе. Возможно еще не раз, и не одного агента выручит.
А еще прибавил, что, судя по докладам, я не принял бессрочный свой отпуск чересчур серьезно, а посему и он. Мак, не собирается придавать значения безумным заявлениям сотрудника, маявшегося жестокой амнезией. Подозреваю, что командир и пальцем не шевельнул, дабы заполнить нужные для отставки агента бумаги. Знал: я вернусь. Мы все возвращаемся. Неизменно.
— Заткнись, — попросил я Майка Росса в один прекрасный день. — Ты рассуждаешь так, словно эти твари были людьми, и мне стыдиться следует. Запомни: террорист — не человек. Невзирая на мотивы и соображения, коими руководствуется. Он преднамеренно отказывается от людского естества. Я скривился:
— Понимаю, понимаю! В Хелме вопиет предубеждение. Скажем, я смотрю на эту сволочь примерно так же, как ты на торговцев героином.
Помолчал и продолжил:
— Понимаю, и могу даже простить любого, кто идет и стреляет в неугодного политика. По моим понятиям, это не террорист. Разумеется, обезврежу парня, если сумею, но зла на него держать не стану. Субъект выбирает себе определенную мишень, отправляется на охоту и принимает сопутствующий риск, очень большой, между прочим. Если парню вздумалось уничтожить нескольких империалистических наемников — тебя, к примеру, или меня, — добро пожаловать. Это наша служба, и нам за нее платят.
Майк скривился.
— Некоторые, — сказал я, — даже мундир носят, чтобы их легче было обнаружить и шлепнуть... Буду сражаться, как дикая кошка, но парень все же останется в моих глазах человеком, хоть и пытается уничтожить твоего покорного... Но эти выродки!.. Я перевел дух.
— Они попирают те самые ценности, которые, видишь ли, отстаивают! Разносят на клочки людей случайных, неповинных, мирных! И делают свое дело трусливейшим образом, издалека, пребывая в полнейшей безопасности. У нас это именуется «ДУБ» — дистанционное управление бойней. И «дубийцу» человеком не считают, Майк!.. Они убивают и шантажируют, грозя новыми убийствами. Играют на гуманности того самого общества, которое провозглашают бесчеловечным. Заметь: при коммунистических и просто авторитарных режимах террористических актов, по сути, не случается. Знаешь, почему? Росс качнул головой.
— Да потому что подобным правительствам наплевать, сколько еще мирных граждан взлетят на воздух. Тебе не вручат ключей от Кремля, даже если пригрозишь отправить к праотцам половину Иркутска, Петровска, или как их там еще кличут... Лишь в нашем дурацком, мягкосердечном — бесчеловечном, по их утверждениям — обществе можно запугивать взрывами... Подвожу итог: мерзавцы нагло наживаются на тех самых гуманных устоях, наличие которых в западной цивилизации отрицают начисто. Не люди они, Майк.
У меня была уйма времени обдумать свою тираду, покуда валялся на койке. Но Росса, казалось, не очень-то интересовали философские построения покорного слуги.
— Бомбу нашли? — полюбопытствовал я.
— Нашли, — отозвался Майк. — Девица указала. Толстуха.
— Руфь? — Я подскочил бы, да помешала слабость. — Ей все-таки удалось улизнуть? Но ведь сам видел, как...
— Девицу, — сообщил Росс, — подобрали и эвакуировали на носилках. Вероятно, ходить будет, но о пеших путешествиях пусть и не мечтает. Во-первых, здоровье не дозволит, во-вторых, не с ее комплекцией такие веши делать, а в-третьих, там, куда ее, голубушку надолго определяют, не больно попутешествуешь.
— Другие уцелевшие есть?
— Сообщаю: мисс Вонг, твоя очаровательная китаянка, жива и совершенно здорова, хотя изрядно простыла во время заплыва и с неделю пролежала с температурой. Но теперь поправилась и жаждет повидаться кое с кем... Он поколебался.
— Бывшие в кормовом трюмном отсеке террористы выбрались через кормовой люк, миновали камбуз — торопились, на счастье твое, — заглянули в носовую надстройку и немедля задали тягу. Не осуждаю: зрелище и впрямь впечатляло... Бежали точно бешеные. Мы их повстречали, окружили, задержали... Да, мило кабинка выглядела...
— Подумай, как бы выглядело место, где положили бомбу, — посоветовал я. — Кстати, где это было?
— В аэропорту, — сказал Росс. — Уничтожила бы, по словам Руфи, всех пассажиров, прилетевших нью-йоркским рейсом, и встречающих заодно... Гостей принять способен? Или не в силах? Очень уж просят впустить.
Я пожал плечами. Это оказалось ошибкой, ибо покорный слуга непроизвольно взвыл от боли. Отдышавшись, я произнес:
— Просите, Майк!
Росс приблизился к двери и распахнул ее. Вошли мужчина и женщина. С мужчиной мы уже встречались, и звали его доктором Альбертом Кэйном. Одет он был, по обыкновению, в безукоризненный костюм, в руках держал новехонькую шляпу, благоухал и вообще выглядел весьма и весьма респектабельным джентльменом, тщательно причесанным и выбритым вдобавок.
Женщину покорный слуга видел впервые. Высокая, светловолосая, изумительно красивая особа, в распахнутом дорогом плаще, под которым виднелось еще более дорогое и модное платье.
Нечто в лице ее казалось необычным. Присмотревшись чуток внимательнее, я понял: не все нервы и мышцы работали должным образом. Что ж, и пластическая хирургия не всесильна... Об имени, разумеется, гадать не доводилось, но уместно было изобразить невежество.
— Знакомьтесь: миссис Брассаро, мистер Хелм. Доктора Кэйна вы уже знаете, Мэтт, — ухмыльнулся Росс. И покосился на женщину: — Миссис Брассаро желает рассказать кое-что любопытное об операции «Цветок».
— Цветок — это я, — промолвила женщина, слегка порозовев, и смущенно глянула на стоявшего рядом Кэйна. — Зовут меня Грэйс, а добрые друзья в шутку дразнили Цветочком... Цветок — это я, и Брассаро намеревался меня уничтожить. Заодно с Альбертом, который пришел встречать самолет... Надо было, конечно, догадаться сразу: если Брассаро благородно позволяет уйти с возлюбленным — жди беды. Поблагодари мистера Хелма, Альберт, и не будем его утомлять: врач запрещает.