Дети Атлантиды - Сигел Ян. Страница 13

На нее в упор смотрели желтые глаза, а шершавый язык лизал ее руку.

— Мой вопрос отменяется, — продолжала Ферн. — В Англии нет волков, а я должна уходить.

Будь осторожна.

Странно, что Ферн сказала это собаке, но ведь такой же странной была и вся их беседа. И она быстро помчалась вниз по дорожке, как будто хотела от чего-то убежать.

У ворот Ферн увидела, что собака стоит рядом, у ее ног.

— Тебе входить нельзя, — сказала она, удивившись тому, что эти слова ее огорчили. Ее спутница, не обращая внимания на запрет, проскользнула в ворота прежде, чем Ферн успела их запереть, Подойдя к задней двери дома, Ферн сказала более решительно:

— Извини, но… — Собака остановилась и не сделала попытки перешагнуть через порог. Ферн отметила, что она не лаяла, не махала хвостом, не совершала ничего, что делают обычные собаки. Она просто стояла и чего-то ждала.

— Может быть, ты хочешь пить? — смягчась, сказала Ферн. — Ну, заходи.

Зверь проскользнул в кухню, лег около плиты и положил морду на лапы. И в этот момент что-то щелкнуло в голове Ферн, и она поняла, что произошло. Она пригласила в дом, кто знает — к добру или к худу, бездомное животное.

Позже, когда Ферн спустилась после утренней ванны, она обнаружила, что в кухне пусто и входная дверь приоткрыта. На двери была старинная щеколда, которую умное животное могло открыть носом.

Ферн не хотела заниматься розысками ключей в присутствии Элайсон, поэтому они с Уиллом сбежали в семейство священника, где Мэгги Динсдэйл сделала бутерброды, а Гас устроил им пикник на вересковой пустоши. Вернувшись обратно в Дэйл Хауз, они нашли Элайсон в амбаре с сантиметром в руках. Элайсон и Гас пожали друг другу руки и обме нялись любезностями, что огорчило Уилла. Он отозвал сестру в сторону и сказал, что если бы Элайсон была ведьмой, она никак не могла бы так мило общаться со священником.

— Не будь идиотом, — ответила Ферн. — Дальше ты скажешь, что ей надо надеть остроконечный колпак.

Вечером они быстро поужинали, и Элайсон удалилась, заявив, что ей надо поработать над картиной. Уилл поднялся к ней чуть позлее и, извинившись, предложил кофе. Вернувшись, он отрапортовал, что у гостьи есть свой телевизор.

— Устроилась… — проворчал он. — Почему бы ей не смотреть телевизор вместе с нами? Это даже не эгоизм… Нам обязательно нужен телевизор! Скажи папочке.

— Угу…

— Ты знаешь, когда я открыл дверь, она его выключила, как будто ей было жалко дать мне посмотреть его хоть минутку. У нее, наверное, и видео есть. Мне так хочется, чтобы у нас было видео.

— Может быть, она смотрела что-то такое, что, по ее мнению, не нужно видеть маленьким мальчикам, — зло заметила Ферн.

Они снова стали играть в ма-джонг, поставив рядом на стол тарелку с бисквитами, сделанными миссис Уиклоу, и так увлеклись, что Ферн глянула на часы почти в полночь.

— Ты опять будешь спать в моей комнате? — спросил Уилл, стараясь, чтобы в голосе не прозвучала надежда.

— По-моему, в этом нет необходимости, ответила Ферн. — Придвинь к двери что-нибудь тяжелое. Если я тебе понадоблюсь, можешь постучать мне в стену. Я думаю, нам надо изображать беззаботность. Как будто мы не видим ничего необычного. Тогда она решит, что мы не наблюдательны, и, таким образом, она будет нас недооценивать.

— Как ты считаешь, права ли миссис Уиклоу, говоря, что раньше видела Элайсон в этом доме?

— Да, — ответила Ферн, — я так считаю.

— Ты могла бы надеть парик на длинные волосы?

— Вполне. Так иногда делают актрисы.

— Какой ужас, — сказал Уилл. — Так можно кого угодно испугать.

— Заткнись, — сердито сказала Ферн и подошла к задней двери. Ферн никогда так грубо не разговаривала, и Уилл ухмыльнулся.

— Что ты делаешь?

— Дверь открываю.

— Что? А если войдет чудовище?

— Наш тайный гость уже может войти, я хочу быть в этом уверенной. — Она поколебалась и сменила тактику: — Я — как миссис Уиклоу. Люблю свежий воздух.

— Дерьмо собачье.

— И не смей так выражаться.

Переругиваясь, они стали подниматься по лестнице, но около подъема на второй этаж, будто сговорившись, притихли. Из комнаты Элайсон не раздавалось ни звука. Тусклые лампочки, так любимые дядюшкой Нэдом, оставляли площадку второго этажа во мраке. Ферн видела дверь комнаты Элайсон, но она была плотно закрыта. Ферн надеялась, что чувство подавленности, которое, казалось, распространялось из этой комнаты, все-таки было результатом воображения и перевозбуждения. Глянув друг на друга, брат с сестрой разошлись по своим комнатам.

Несмотря на все опасения, Уилл быстро заснул, но ферн, усевшись на кровати, стала читать при свете настольной лампочки. Она была в напряжении от страха и от отчаянного ожидания. Прошло больше часа, она все пыталась сосредоточиться на чтении, но не могла удержаться от постоянного поглядывания на часы. Их светящиеся стрелки, казалось, еле ползли по циферблату, загоняя ее в дремоту. По окну застучали капли дождя, но порыв ветра унес их прочь. Сопение у стены раздалось тогда, когда она уже перестала его ждать. Ферн вскочила, оторвавшись от подушки, сердце ее колотилось, глаза широко раскрылись, хотя смотреть было не на что. Она выключила настольную лампу и подобрала с полу упавшую книжку. Из коридора доносилось знакомое сопение, которое, остановившись сначала у двери Уилла, приблизилось к ее комнате. Слышно было знакомое тяжелое дыхание, скрип половиц и стук когтей по полу. И затем — тишина. Сопение и скрежет когтей прекратились, но тяжелое дыхание перешло в рычание, перерастающее в глухой рев. Ферн подумала, что еще никогда в жизни не слышала ничего более зловещего. Затем донесся шум от неожиданного броска, от резко затормозивших когтей, и после этого раздался тоскливый, жалостный вой. Казалось, борются два тяжелых тела, раздался грохот от падения стола и разбитой вазы. И все-таки Ферн заключила, что шум производит непрошеный гость, его соперник безмолвствовал. Потом она услышала, что кто-то бросился бежать, лапы застучали по ступенькам. Теперь уже из сада раздался вой боли или, может быть, страха, но он стал быстро затихать вдали и слышалось лишь завывание ветра в печных трубах. Ферн легла, радостно улыбаясь, не думая о разрушениях в коридоре. В ее сознании возникло имя. Без всякого сомнения, это была Лугэрри. И Ферн заснула.

За завтраком Элайсон была раздражена.

— Ночные кошмары, — сказала она. — Мне казалось, я слышу крики, пронзительный визг и стоны. Наверное, это ветер.

Уилл сидел с невинным видом. Ферн спокойно молчала. Она встала пораньше, чтобы убрать разбитую вазу, о которой Робин сказал, что она очень ценная, но он всегда так говорил, если дочь выражала сомнение. Перед завтраком брат с сестрой перекинулись двумя словами, Ферн уже знала, что Уилл тоже слышал ночью шум сражения.

— А я хорошо спала, — многозначительно сказала Ферн.

Уилл улыбнулся и занялся хрустящим картофелем.

Элайсон отказалась от приглашения на прогулку и поднялась к себе. Ферн приоткрыла входную Дверь в кухню — там сидела собака.

— Входи, — сказала Ферн. — Не жди приглашения. Ты всегда можешь войти в дом.

Собака, прихрамывая, вошла, на одной из ног виднелась засохшая струйка крови. Кое-где на шерсти тоже были подсохшие пятна крови. Пес лег у ног Ферн, подняв на нее внимательные глаза.

— Это волк, — сказал Уилл. — Уверен. Где ты его нашла?

— Это она меня нашла. Принеси антисептик, я где-то видела бутылку детола. Она ранена.

— Это она была ночью?

— Неси детол.

Собака тихо лежала, пока Ферн промывала ее раны и мазала заживляющим кремом, который нашел Уилл. Рана на плече оказалась глубокой, но собака никак не показывала, что ей больно.

— Лугэрри, — пробормотала Ферн, и в ответ собака подняла морду, а уши ее вздрогнули.

— Спасибо, — сказал Уилл.

В этот вечер позвонил Робин. Элайсон долго разговаривала с ним и все время вертелась рядом, когда трубку взяла Ферн, поэтому девушка не смогла рассказать отцу все, что хотела бы.