Дети Атлантиды - Сигел Ян. Страница 20

— Это было замечательно, — сказал Ферн.

— Ты видела, как я шел с закрытыми глаза?

— Да.

— Куда я шел?

— В гостиную, — ответила Ферн. — Я пошла за тобой. Для меня комната была обычных размеров, но, как ты и сказал, там был круг с пентаграммами внутри, и голубой огонь, и оживший идол. Он говорил. И я не была в забытьи, мне это не снилось. И никогда в моей жизни мне еще не было так страшно.

Солнце светило прямо на них. Совсем рядом жужжали пчелы. Кузнечики тоже приблизились и устроили концерт цыганских гитар. Однако ночь и ночной кошмар не отступали.

— Нам нужна помощь, — сказала Ферн.

— Гас Дипсдэйл?

— Нет. Думаю, нам надо оставить Элайсон с ее приятелем в амбаре и отправиться в далекую прогулку. На своих двоих.

Они взяли из холодильника бутылку лимонада, а миссис Уиклоу сделала им бутерброды.

— Далеко не ходите, — предупредила она, — и не потеряйтесь. В вересковой пустоши легко заблудиться, особливо когда туман опустится. «Эльф за руку ведет» — так это называют. Хотя сегодня славный денек, да таким и будет до вечера, а Ферн сама схожа с эльфом. Что мне сказать мадам, если она спросит, где вы?

— Ничего, — ответила Ферн. — Нечего ей беспокоиться из-за пустяков.

Лугэрри ожидала их на выступе холма, она лежала так неподвижно, что бабочка чуть не села ей на нос. Ферн подумала, что волчица, как и Рэггинбоун, так умеет сливаться с окружающей ее природой, что может превратиться в стебли травы и дикие цветы, в бугорок земли и в летящий ветер, но может мгновенно вернуться назад в свое естество, только помыслив об этом. Еще Ферн подумала, что мы все — часть огромного Бытия, реального мира и мира теней, солнечного света и тьмы, и понять и принять это — значит сделать первый шаг к отрицанию собственного «я», к утверждению духовного начала. Чтобы понять ветер не только как движение молекул, но и как пульс воздуха, как собственный пульс, нужно самой стать ветром и лететь вместе с ним над танцующей травой до самого конца неба…

— Ферн! — взволнованно крикнул Уилл и требовательно схватил ее за руку.

— Да?

— Сейчас ты показалась мне похожей на привидение, может быть, мне померещилось? Сегодня все так необычно…

— Тебе померещилось, — сказала Ферн.

Они последовали за Лугэрри через вересковую пустошь к отдаленной возвышенности, где каменная скала, прорвав зеленый ковер, устремлялась к Небу, у этой скалы их ждал Рэггинбоун, его истрепанное ветром одеяние сливалось с камнем.

— Ну? — спросил он. — Вы нашли?

— Нет, — ответила Ферн. — Плохи наши дела.

Она представила брата, и они уселись по обе стороны от старика, неожиданно обнаружив, что после долгой ходьбы на жаре им очень хочется пить. Ферн никак не удавалось отвинтить крышечку на бутылке, но Рэггинбоун сделал это с легкостью. Уилл предложил ему бутерброд. Паника, охватившая Ферн, когда Уилл сжал ее руку, немного улеглась в присутствии Наблюдателя. Она чувствовала себя ребенком в чужом взрослом мире, а он был ее союзником, во всяком случае, она надеялась на это.

— А что, Лугэрри действительно принадлежит тебе? — спросил Уилл, протянув зверю корочки хлеба.

— Нет, — ответил Наблюдатель. — Она принадлежит самой себе. Быть вместе со мной — это ее личный выбор, сделанный давным-давно. Я предупреждал ее тогда, что это опрометчивый выбор.

— Гас — священник — сказал, что имя Лугэрри обозначает «человек-волк», — продолжал Уилл. — Она действительно… оборотень?

Рэггинбоун вздохнул:

— Возможно. Возможно, она когда-то им и была. Любишь послушать интересные истории?

Уилл кивнул головой.

— Очень хорошо. Тогда я расскажу одну историю. Однажды… жила-была волшебница, которая охотилась в северных лесах далеко-далеко отсюда, принимая волчье обличие. Первое время она была осторожна и избегала встреч с человеком, но постепенно увлеклась охотой, забыла об осторожности и стала убивать даже себе подобных. Тогда люди обратились за помощью к могущественному колдуну. Он наложил на оборотня страшное заклятье: оставаться зверем до тех пор, пока заново не откроет в себе человеческую природу. Волчица должна была являться к нему каждые сто лет, и как только в ней снова оживет настоящая женщина, колдун должен был вернуть ей человеческий облик. И вот ей пришлось уйти из деревни, в которой она жила, и остерегаться других волков, которые чувствовали в ней чужака, и в одиночестве прятаться в лесах. Она бегала на свободе, пока могла, и пила горячую кровь, пока та не стала обжигать ее горло, и когда она захотела взвыть от тоски, у нее это не получилось, потому что оборотни молчаливы, как привидения. Когда истекли сто лет, она отправилась искать колдуна и нашла его. Он посмотрел в ее человеческие глаза и увидел там женскую душу.

— И он не вернул ей прежний облик? — воскликнул Уилл, у ног которого лежала Лугэрри.

— Он не смог, — ответил Рэггинбоун. — Он потерял свое могущество, и никто другой не мог снять его заклятье. Поэтому она осталась с ним, сначала в надежде, что со временем ему удастся освободить ее, потом — кто знает? — уже по привычке или да же привязавшись к нему. Привязанность — лучшее из свойств человека. Конечно, если бы она убила его, заклятье тут же рухнуло бы. Но она уже не чудовище, — он улыбнулся Уиллу, который смотрел на него с сомнением и с грустью. — Не придавай этому значения. Это всего лишь сказка.

— А почему колдун потерял свою силу? — спросила Ферн.

— Потому что он преувеличивал свое могущество, пытаясь делать то, что лежало за пределами его возможностей. Как только честолюбие начинает превышать способности, тут же начинаются несчастья.

— Может быть, ему удастся восстановить свое могущество?

— Вряд ли, — Рэггинбоун быстро глянул на Ферн из-под нахмуренных бровей. — Потраченный или впустую растраченный Дар вернуть невозможно.

«Дар, — так сказал идол. — Если у нее есть Дар…»

— А что такое Дар? — спросила Ферн.

— Это уже другая история, — ответил Наблюдатель. — Я вам уже одну поведал, теперь ваша очередь. Догадываюсь, что вам есть чем поделиться.

И тогда они все рассказали ему. Ферн описала Элайсон-Элаймонд, их проникновение в ее комнату и то, что они там нашли. Уилл добавил рассказ о своем «сне», при этом Ферн украсила его рассказ деталями, свидетельницей которых она была. Сначала Рэггинбоун вставлял некоторые замечания: «Шкура дракона», — сказал он о перчатках. «Электронная безделушка», — язвительно бросил о телевизоре Элайсон. — Новый способ делать старинные трюки. Хрустальный шар, возведенный в куб. Элайсон любит следовать за модой. Однако она делает кое-что, чего я не знаю… — И Рэггинбоун замолчал. Брови сошлись над переносицей, рот сжался. Он глубоко задумался.

— Мне кажется, пора объяснить нам, что происходит, — наконец сказала Ферн. — Или мы упадем в яму, не зная, что она у нас на пути.

— Да, согласен. — Наблюдатель мрачно посмотрел на брата и сестру. — Вы знаете слишком много, но слишком мало для того, чтобы обезопасить себя. Мне это не нравится. Вы слишком молоды для таких неприятностей, но неприятности, — увы! — не считаются с возрастом.

— Я уже взрослая, — сказала Ферн, забыв свое недавнее ощущение. — И к тому же вы просили моей помощи. Нашей помощи.

— Я просил вас найти кое-что, — поправил ее Рэггинбоун. — А вместо этого вы нашли…

— …трудности, — весело сказал Уилл.

— Ну, так и быть. — Наблюдатель рассеянно толкнул бутылку с лимонадом. Некоторое время он молчал. Брат и сестра ждали, когда он заговорит, Ферн подумала, что это так же, как ждать, когда распустится цветок.

— С чего начать? — пробормотал наконец Наблюдатель. — Самое трудное — начать. Корни этой истории так глубоко…

— Начните с Атлантиды, — сказала Ферн.

— Ах, да. Атлантида. Мы так мало о ней знаем. Древнейшая из цивилизаций, прекраснейшие города, облагодетельствованные Даром, обреченные… Все позади. Потомки тех, кто спасся оттуда бегством, хотя теперь их осталось совсем мало, всегда были гонимы. Лишь они сохранили древние документы и никогда не показывали их историкам. Но слухи всегда оказываются сильнее любых запретов. Это был всего лишь остров и ничего больше, высокомерная метрополия, управляющая островной империей еще в доисторические времена. Могущество метрополии держалось на странном круглом камне, размером со змеиное яйцо. Лоудстоун. Никто не знал, откуда он появился. Считалось, что он попал туда из Другого мира, не просто с другой планеты, но из другой вселенной, хотя откуда возникло это знание — никому не известно. Он не соответствовал ни одному нашему физическому закону. Пространство вокруг него сворачивалось, а люди, жившие рядом, навсегда резко изменялись. Изучая документы того времени, я пришел к выводу, что этот камень не просто из другой вселенной, он сам — другая вселенная, некое совершенное создание, доведенное до невероятно сконцентрированной материи в виде сферы. Только это объясняет экстраординарное могущество камня.