Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля - Фрай Макс. Страница 51

- В Илийске будто Алтын его крестила, - неуверенно передернул плечами священник. - Не поеду ж я проверять! Кто его знает, может, и сама Ванда ему крестик из жалости повесила. Ну да все одно - дитя безгрешное...

И дальше заговорили уж вовсе о другом. Впрочем, Воздвиженский в расспросах упорствовать более не стал, ясно было, что от дяди вряд ли удастся услышать еще что-нибудь полезное.

На следующий день Евгений Андреевич в горы не пошел, а, все еще находясь под очарованием загадочного дела, направился прямиком в полицейское управление.

- А, господин дипломированный адвокат? Здравствуйте, здравствуйте, присаживайтесь, - добродушно, но не без иронии приветствовал его Остомыслов. - Ну как, поговорили с дядюшкой?

Евгений пожал протянутую ему руку и сел на жесткий казенный стул.

- Поговорил, а как же. Наслушался с три короба: и про деда-самодура, и про дядю-пьянчугу, и про верную киргизку... Но что сестра из дому не выходит, мне действительно подтвердили. Эдакая таинственная затворница - всю жизнь при закрытых ставнях. Просто интригует воображение! Вот бы поглядеть на нее одним глазком!

- Да хоть двумя! - усмехнулся начальник полиции. - Легка на помине, сама по улице идет. Вон та, в салатной юбке и белой блузе, видите?

Гость посмотрел в окно. Через дорогу от полицейского управления по тротуару в тени карагачей и впрямь неторопливо шли две стройные дамы, постарше и помоложе. Молодая, в светло-зеленой юбке и такого же оттенка шляпке на темных, отливавших в красное волосах, показалась Евгению Андреевичу довольно хорошенькой, разве что некоторая угловатость движений портила ее.

- Но как же так?! - прошептал он пораженно. - Вы же сами говорили, что она слепая...

Остомыслов, казалось, хотел было улыбнуться еще шире, но вместо этого внезапно посерьезнел:

- Э нет, батенька, я сказал, что на момент исчезновения брата она была слепа. И - представьте - на следующий же день прозрела. Доктора говорят, от нервного потрясения. Дескать, слепота с самого начала была истерическая, вот и излечилась сама по себе.

- Истерическая - у младенца? - Евгений покачал головой. - Я, конечно, не врач, но странно как-то все это. И подозрительно...

Петр Григорьевич вытянул из кармана корявую сигару - точь-в-точь, как вонючая давешняя, - повертел ее в руках, но закуривать покуда не стал.

- Все еще думаете, что она в сговоре с любовником брата извела? Отчего же тогда, позвольте спросить, они до сих пор не поженились?

- Осторожничают. Время выжидают.

- Э, сударь, плохо вы молодых девиц знаете! - фыркнул Остомыслов. - Скорей под моим креслом в одночасье вулкан вырастет, нежели какая из них по доброй воле согласится четыре месяца не то что с венчанием, а даже и с помолвкой протянуть! Да и сам женишок рисковать бы не стал: мало ли кто еще на богатую невесту позарится.

- А вы-то сами что думаете? - вырвался у Воздвиженского мучавший его со вчерашнего вечера вопрос. - Не может же быть, чтобы у вас за столько времени ни единой версии не возникло! Ладно я, я здесь приезжий, ни нравов ваших городских не знаю, ни жителей, что-то важное запросто упустить могу. Но ведь Вы над этой задачкой не первый день бьетесь!

Начальник полиции встал из-за стола и принялся складывать в сейф какие-то папки.

- Дела, дела заедают, пустые хлопоты, - бросил он через плечо. - А впрочем, вы правы, кой-какие мыслишки на сей счет и у меня имеются. Только вот чтобы проверить их, время надобно. А время это... - тут он обернулся и посмотрел на Евгения Андреевича в упор. - Время это у меня теперь есть. Сегодня с утра письмо пришло - удовлетворяют мое прошение о десятидневном отпуске. Вот и съезжу кое-куда, переговорю кое с кем... Так что если вы, господин адвокат, здесь задержитесь, то, возможно, как раз развязку этого таинственного случая и застанете.

- Задержусь, отчего же, - пробормотал Евгений, - я на целый месяц сюда приехал.

- Вот и славно, - широко улыбнулся Остомыслов. - Перед знающим-то человеком всегда приятно похвастаться!

Неделю Воздвиженский провел в обычных занятиях, ради которых, собственно, и отправился в Верный, - лазил по горам, несколько раз поднявшись до самых ледников и жестоко обгорев на солнце. Особенно обидно пострадал при сем его нос, приобретший ярко-алый оттенок, как у заправского пьянчужки. Вечерами же молодой адвокат пытался продолжать собственное расследование загадочного дела, осторожно расспрашивая о семействе Малинниковых городских жителей. Надо заметить, что особого толку от его усилий не было. Городской врач, пожав плечами, заявил, что девица Александра Дмитриевна наблюдалась у другого специалиста. Разумеется, случай чудесного самоизлечения его заинтересовал, и доктор даже добился разрешения на осмотр, но, не имея данных о предшествующей клинической картине, выводы делать невозможно. Нынче зрение восстановилось полностью, разве что легкая близорукость да повышенная реакция зрачков на свет, что неудивительно при столь долгом пребывании в сумраке, - вот и все.

Учитель физики из дома напротив, к которому Евгений Андреевич заглянул под нехитрым предлогом знакомства с городской интеллигенцией, охотно пересказал все виденное им в день исчезновения младшего Малинникова: как вошел в дом и более уже не выходил молодой человек, как ждали его дамы, какая суматоха поднялась чуть позже... От скучающего взора педагога и мышь не ускользнула бы, так подробно перечислил он всех проходивших в то время по улице, и даже урядника с двумя полицейскими вспомнил по имени-отчеству. Самого исчезнувшего он также знал неплохо: несколько лет давал ему частные уроки. По словам учителя, отроком Александр был послушным, к шалостям не склонным, хоть и несколько непоседливым, учился прилежно, знания имел твердые, разве что планиметрия (Алексин преподавал также и некоторые разделы математики) давалась ему с трудом. Несколько раз педагог, хоть плата за уроки была для него вовсе нелишней, пробовал переговорить с Вандой Яновной о том, что неправильно и нездорово держать мальчика вне общения со сверстниками и обычных детских забав, а экзамен в гимназию в нужный класс он выдержит с легкостью, но та лишь испуганно прижимала сына к себе и качала головой. Что поделаешь: экзальтированная особа, материнский психоз...

Сестру же Алексину и вовсе никогда не приходилось видеть до тех самых пор, пока она не начала выходить. Он был немало поражен, когда однажды девица Александра сама поздоровалась с ним на улице и поблагодарила за уроки, которые, как выяснилось, слушала из соседней комнаты и, благодаря изрядной памяти, многое усвоила.

От всех прочих, расспрашиваемых Евгением Андреевичем, толку было и того меньше: обычные городские сплетни. На все лады костерили пьяницу Семена Алексеевича, а то подозрительное обстоятельство, что сын Малинникова исчез почти сразу же после устранения основного претендента на наследство, принимали за знак судьбы, не пожелавшей окончательно обидеть вдовицу с дочерью.

Вскоре Воздвиженский уже утомился бессмысленными разговорами и вечерами сидел дома, обмазав сожженный на солнце нос сметаной, ел тетушкину ледяную окрошку и ждал возвращения начальника полиции.

Тот объявился на восьмые сутки пополудни и сам заглянул во флигель дома отца Анатолия, где остановился начинающий адвокат. В тот день Верный накрыло редким по летней поре ливнем, хлынувшим после короткой, но яростной бури. Светлый мундир Петра Григорьевича промок насквозь, а покрывавшая его пыль расплылась грязными разводами, но сам начальник полиции вид имел чрезвычайно довольный, словно не вынырнул только что из лютой грозы, а нежился на теплом пляже.

- Ну же! - немедленно приступил к нему Евгений Андреевич, едва дав гостю стянуть с себя сырой китель и подхватить чашку горячего чаю. - Как съездили? Что узнали?

Остомыслов шумно отхлебнул, вытащил свою неизменную сигару, но, как видно, найдя ее слишком отсыревшей, удовлетворился папиросой из лежавшего на столе портсигара хозяина.