Кембрийский период (Часть 1 — полностью, часть 2 — главы 1–5) - Коваленко (Кузнецов) Владимир Эдуардович. Страница 144

Потрясла Луковку за плечо.

— Я нужна?! — сразу подхватилась та, — Что сделать?

— Ничего. Не поспать несколько минут. Я скоро Эйлет пришлю. И Анну разбужу. Всю ночь не спала — но не друидов же звать? И — вот. Возьми.

Сняла с пояса нож. Не оружие, конечно… но хоть что-то.

— Держи. Защищай Немайн.

Мелькнула мысль — нужно в комнату оружие дочери перенести. И как неправильно, что Немайн поместили в этом домике. Теперь до трактира ещё добежать надо…

Когда перед Нион Вахан встали два сияющих облака, та неумело выставила перед ними своё жалкое оружие.

— Уходите! — ирландское слово вырвалось само собой. Так учили, так с детства учили — ирландский язык колдовства и богов.

— Мы не желаем дурного, — сообщило левое облако. Разумеется, по ирландски. Облака… Боги иногда принимают такой облик. И их двое. Двое! Гвин и Мабон? Отчаяние билось о рёбра, как рыба на противне. И можно победить!

— Уходите! Я сильная! Я ватесса-пророчица!

Поза Нион переменилась. Ноги припружинились, спина по-росомашьи выгнулась, левая рука выдвинулась вперёд, готовая располосоваться о клинок врага — лишь бы у правой появился шанс нанести удар коротким стальным когтем…

— Я — это она! — злоба и радость, — Я Немайн! — и холм Гвина встал за спиной, как свидетель победы, — И я сильнее вас!

— Мы хотим помочь, — объявило правое облако.

— Вы её не тронете!

— Мы её не тронем. Мы только оставим это, — левое облако немного расплылось вбок — над низким столиком. И из него медленно, как осенняя морось, опустилась толстая книга.

— Книга написана понятным вам языком, кроме вложенного под окладом письма. Это письмо предназначено той, которой ты иногда бываешь. Письмо личное. А книга про то, как лечить Немайн. От всего, что бы с ней не приключилось. И про то, как ей оставаться здоровой и не болеть. Прочтешь, и будешь ухаживать за той, которой ты иногда бываешь. Так. А вот это — самой Немайн, — на пол тяжело грохнулось с десяток томов того же размера. Жалобно вскрикнули доски, — То же, что и вам, но подробнее. Этот язык знает только она. Это всё.

— Я не умею читать! — в голове Нион билось отчаяние.

— Уже умеешь, — сообщило правое облако, — это тебе за беспокойство. И мужество. Прощай, храбрая!

И оба облака исчезли, внезапно и вдруг. Хлопнула дверь. Эйра только взвизгнула коротко и вскинула щит. Глэдис резко спросила:

— Что происходит?!!

Анна заворковала низко до хрипоты, ласково до дрожи:

— Брось нож, милая… Спокойно, дорогая, спокойно, всё хорошо, но нож брось…

Луковка медленно развернулась. На горящем лице холодные глаза. Не её. Улыбнулась.

— Это были друзья, — сообщила она, — А вы — вы думать не смейте, что я Немайн повредить способна. Если я беспокою, если не нужна — могу себя убить. Её семья вы, вы её защищайте дальше.

Развернула нож к себе. Примерилась ударить под левую грудь, меж рёбер.

— Не смей! — рявкнула Глэдис, — Нож выбрось!

— Я нужна?

Нион разжала пальцы. Нож выпал, глухо стукнул о деревянный пол.

— Мама, ты зря дала нож полубузумной. Хорошо, она не зарезала ни сестру, ни себя…

— Нет, Эйлет, тут что-то не так… Луковка Вахан, ты почему ножом машешь? Отвечай!

— Я — это она. Приходили боги. Двое. В сияющем облике. Кто — не узнала. Немайн дала силу, я встала против — но это были друзья! А я на них чуть не напала… Едва не убила, глупая! А они книгу принесли, и письмо… А Немайн сильная. Даже сейчас. И хорошо с ней рядом.

Нион села на свою растрёпанную постель. Снова Луковка-недотёпа.

— Я недоспала своё, — сообщила, отрубаясь, — сейчас ещё немного вздремну. Хорошо?

Книга оказалась доступна только Нион и Анне — обе знали ирландский, обе умели читать. Зато желающих послушать перевод — множество. Ради такого случая и друидов пригласили — ирландский у них родной, да и буквы знали. На уровне — высечь что-нибудь на камне. То есть разобрать текст могли, но делали это медленно и натужно.

Епископ с удовольствием занялся бы этой загадкой, которая попахивала настоящим чудом, но — дела. От необходимости заседать в Совете Мудрых его никто не избавил, так что оставалось ему отчёты викария да рассказы патриарха внимательно выслушивать, и советы ценные давать. Действительно ценные. Именно он заметил главное противоречие. Книга описывала сиду как существо плотоядное, которой и обычные христианские посты-то заказаны. Ни дня без плоти! Рыба, правда, подходит не хуже мяса. Но сама-то Немайн говорила, что ей нужно питаться зеленью, и это обычная пища в холмах. Что, судя по байкам местных жителей, похоже на правду. Книга лжёт? Или Немайн не знала, что ей есть полагается?

Если книга неверна, то сверкающие облака — силы зла, невзирая на благообразный облик. Люцифер, в конце концов, тоже светоносец.

Если книга верна, то понятно, от чего свалилась сида — да и в главном, в «лечении» — не расходилась ни с её словами, ни с заключениями медиков. Вопрос о кознях нечистой силы и происках врагов почти отпал, когда мэтр Амвросий констатировал, что книга не советует ничего из того, что уже бы не делалось. То есть вреда нет. Только укрепление духа врачующих.

Как она могла не знать?

Разве если очень сильно переменилась… Дионисию было грустно — приходилось соблюдать легенду. Не говорить же во всеуслышание, что Немайн — не холмовая жительница, а потому ей и правда нужно мясо. Болезнь же и книга безусловно несли мистический характер, и над этим было нужно ещё немало размышлять.

Вслух епископ заметил, что неизвестно, как меняет сидов крещение. Эта версия была признана возможной всеми — но в этой версии книга в результате оказывалась подарком свыше. А облака — обликом ангелов или святых. Скажем, святой Бригиты и святой Бранвен — последняя и вовсе приходилась Немайн двоюродной правнучкой… Образ сияющих облаков для сидов был доступен, если верить друидам, и до крещения, и до святости. Следовательно, это могли быть не друзья, а враги… А в книге — неправильные способы лечения не этой, а других болезней.

Анна по ведьминскому опыту знала — крещение на требуемую больному диету не влияет. Зато перемена звериного облика — ещё как. Так что, поговорив с друидами, убедилась — заглядывали старшенькие сиды. Родители? Ллуд и Дон?