Кембрийский период (Часть 1 — полностью, часть 2 — главы 1–5) - Коваленко (Кузнецов) Владимир Эдуардович. Страница 172
— Объясните. Расскажите всё, — брякнул тогда викарий, и сам понял, что сморозил глупость.
— Люди не будут слушать долго повесть тех, кто потерял вождя и корабль, а потом служил неизвестно кому. Какое-то время будут — из уважения к деньгам и оружию. Но — недолго. А потому нам нужно уметь сказать коротко.
Эгиль выдохся. Вытер рукавом лоб, на котором набухли капли. Как будто без продыху полчаса топором отмахал.
— И мы не хотим говорить ложь. Даже случайно, — дополнил Харальд, — Мы всё-таки из её дружины. А потому, если ты сможешь нам сказать, кто она, так, чтобы это стало ясно не только мудрецам. Так вот. Немайн — не обычный человек. Это видно. Не только по ушам и зубам. Не только…
Отец Адриан только хмыкнул. Но — молчал, потому как говорить было пока нечего. Выдавать тайну — в мыслях не было. Но — следовало что-то рассказать. И не путать многообещающих варваров в сложных измышлениях. И — нет, не лгать! — но повернуть истину таким боком, за которым не было б видно её нежелательной части.
— Я всё-таки начну сложно, — сказал он наконец, — я всё-таки грек, а греки — народ, любящий мудрствование. Так что — сначала сложно, а потом, быть может, мы достигнем и краткой ясности… Итак, вернёмся к тому, что я уже сказал: Немайн, прежде всего, человек. Бессмертная душа, тварное тело. Это образ Бога, по которому мы сотворены. И только от самого человека зависит, сможет ли он подняться выше. Стать — не просто человеком. И даже — не только человеком. Обычно христиане не особенно обращают на это внимание. Уж больно гордыню воспаляет — и ведёт к обратному результату. Но в вас всё равно этой самой гордыни — на легион. И вы не христиане, вам только знать… Так вот и знайте — в каждом человеке, помимо тела и души, есть ещё нечто. Немножко — но есть, как бы плох он ни был. Это нечто мы именуем Святым Духом, третьей ипостасью Бога, — он сделал резкий жест, Харальд, готовый задать вопрос, так и замер с приоткрытым ртом, — Не перебивай, прошу тебя! Мне и так тяжело вести мысль. Одной из частей Бога, всегда различных, и всегда единых. Эта часть Бога разлита во всём добром, что есть в мире, и, в первую очередь, в людях. И если человек будет творить добро и красоту, расти душой — часть эта в нём будет прирастать. Понемногу. Сначала — это будет выглядеть как… — Адриан замялся, подыскивая слово попроще, — как удача! Правильные дела начнут спориться, и выходить лучше, чем человек этот будет рассчитывать или даже надеяться. Потому, что действовать будет уже не только его сила. А вот потом… Потом человек может стать богом. То, что это возможно — правда. Таково слово. "Вы — боги". Те, кто стал его частью, но при этом остался собой. И становится богом велением и благодатью Создателя. Это и есть подобие Бога.
— Это она?
— Не знаю. Это заметно только по чудесам. Безусловным. И часто — отрицаемым самим чудотворцем. Не мне судить. Я только верю, что Немайн на этой дороге, а как далеко зашла… Это её личное дело. Её и Бога…
Викинги переглянулись.
— Не больно просто получилось, — развёл руками Эгиль, — то она богиня, то нет… То ещё часть Бога внутри.
И с надеждой посмотрел на Харальда. Мол, может хоть скальд чего-то разобрал? Но поэт молчал, только бороду принялся поглаживать.
— Так он и у тебя внутри, Дух-то Святой, — хмыкнул викарий, — только не особо много пока, видимо. Но что-то же есть! Вот, например, корабли у тебя хорошие выходят? А бывает так, что ты и сам не понимаешь, как вот это у тебя такое ладное судно получилось?
— Судно, — буркнул Эгиль, — это не то, что плавает, а то, в чём плавает. Но бывало, да… Это что, он?
Викарий кивнул.
— Почти наверняка. Но, ещё раз скажу — сколько в ком, судить не могу. Но путь никому не закрыт…
А Харальд вдруг заложил руки за спину. Склонил голову набок.
— А ты на неё похож, — сказал, — не лицом, словами. Всё неопределённое, запутанное. Непонятное уму. Но — ясное сердцу. А потому благодарю тебя. Хотя всё, чего ты достиг — так это того, что мы острее стали чувствовать суть Немхэйн. Но никак не приблизились к тому, чтобы описать её словами…
Коротко поклонились, ушли. А викарий остался сидеть, и рассматривать огонёк в лампе. Он ведь и сам желал знать окончательный, полный, короткий ответ на вопрос: кто такая Немайн? И только что сам себе доказал, что это, в главном и наиважнейшем, ему не дано. Как бы она ни обзавелась своим новым именем, оно не мешает ей оставаться доброй христианкой и коронованной базилиссой. Святые не стали бы помогать самозванке. Тем более, что церковь вполне допускает именоваться в миру прозвищем, отличным от крестильного имени. Остального Адриан знать уже и не хотел. Немайн — кем бы она ни являлась — нужна и Камбрии, и Риму, и Церкви.
Священник снова обмакнул стило в чернильницу. Кстати, придуманную всё ею же. Такую перевернёшь, а чернила и не разольются! Вот это новшество ему по вкусу! А перья… Что ж. Камбрийские гуси могут быть довольны — их станут реже резать.
"Что же касается души самой странной из моих духовных дочерей, то её немного угнетает невозможность соблюдать все установленные посты", — выскрипел пергамент под острой раздвоенной палочкой, — "и вечное причисление к больным из-за того, что ей необходимо ежедневное потребление мяса, чтобы сохранять силы и здоровье. Я немного утешил её, напомнив, что такое же послабление дозволяется путешествующим и находящимся в военном походе, а также напомнив слова Спасителя о том, что не человек для субботы, но суббота для человека. Немайн со мной согласилась — но я вижу, что сомнения её не оставили, а потому прошу тебя, если представится такая возможность, подсказать мне ещё какие-нибудь убедительные аргументы. Кроме того, на неё очень тяжёлое впечатление производят неизбежные в предприятиях такого размаха несчастные случаи. Иногда я задаюсь вопросом — где же она ухитрилась провести последние четыре года, чтобы, приобретя навыки воина и изворотливость политика, сохранить детскую надежду на безопасность этого мира?" Или веру в его благость, достойную святой. Но вот этого викарий писать не стал. "А случаи, которые это открыли, на стройке весьма редки, что я отношу на распорядительность как самой Немайн, так и её помощников, Эгиля и Анны."