Кембрия. Трилогия (СИ) - Коваленко (Кузнецов) Владимир Эдуардович. Страница 71

Эта винная классификация качества металла объяснялась кельтским поверьем – если дать слитку полежать в земле, то в окалину обратятся самые нестойкие части. Обычно железо закладывали в землю – так, чтобы дождь доставал, но и воздух проникал. Для простой работы годилась закладка на год. «Марочные» трех‑ да пятилетней выдержки слитки шли на оружие. Десятилетний слиток означал тонкую работу под дорогой заказ. Двадцатилетний – работу, выполняемую для близкого или важного человека. Пятидесятилетний – шедевр, завершающий карьеру мастера. Такое оружие в старые времена мастер закалял в собственном теле, передавая ему всю не истраченную на предыдущие изделия часть души…

Выскочив из леса, строй можно сбить довольно быстро. Но не мгновенно. Да и то, что происходило, ничего знакомого не напоминало. От валлийцев в оцеплении толку оказалось никакого: ночь, темно, лучшие бойцы ушли в лес вместе с командиром… Против одиночек они бы управились, как на ночной рыбалке с острогой (плотная тень, неспособная укрыться от пламени факела, превращается в фигурку напуганного человечка – ненадолго, до удара сверху вниз – копьем или мечом). Да и собирать толпу было особо некому.

Тогда на них и обрушилась колесница… Стремян в Ирландии еще не знали. Мало того, колесница была не просто призраком прошлого – квадриг видеть им не доводилось. Не водилось таких в небогатой лошадьми стране! Даже на мирных праздниках у бриттов: на четверках гоняли только в равнинном Диведе, да и не похожа была ночная «Пантера» на спортивные квадриги, разве упряжкой – узкая и длинная, закрытая овалами щитов. Инстинктивной реакции пристойно обученной и вооруженной пехоты на атаку тяжелой кавалерии – сбить плотный копейный строй – не произошло. А осмысленно отреагировать "красные куртки" не успели. Похоже, вообще не поняли, что за чудовище возникло перед ними. И возопило тоненьким девичьим голоском:

– Бросить оружие, встать на колени!

Увы, у баллисты ночью тот же недостаток, что у пистолета с глушителем, – не бабахает. Предупредительный выстрел не то, чтобы никого не испугал – остался не замечен. Клирик не сразу вспомнил: ясный сумрак, как от обложных дождевых туч, – это для него. Для остальных – безлунная темень и тени закрытых колесницей звезд. Этакая туманность, заметная лишь по дрожанию земли под копытами. Которая ужас вызывает, когда вокруг начинают орать благим матом и биться в агонии насаженные по двое на один вертел люди… Ирония – на Немайн набросились беглецы от гнева ее Дикой Охоты! Успели увидеть страшную тень, успели испугаться, замешкались было – но сзади неслось злобное ржание, хэканье рубящих ударов, предсмертные вопли, впереди же поджидало всего лишь чудовище. Возможно, виверна. Или дракон. Да какая разница? То, что сзади, не одолеть. Так что отдуваться тому, что спереди… И это был уже не бездумный эффект крысы. Два страха уравновесили друг друга. Самые храбрые из "красных курток" бросились на плюющееся смертью чудовище – осознанно. Две стрелы их не остановили – а третья ушла мимо.

Клирик замешкался с командой, а у Анны оказались крепкие нервы. Вместо того, чтобы отвернуть и отрываться, что можно было уже и не успеть, она подняла лошадей в галоп – и впервые за сотни лет боевая колесница выполнила атаку наездом. Большую часть работы выполнили лошади. Ужасных серпов на колесах «Пантеры» не было, но ирландцам хватило копыт и крюка. Анна шарила копьем во тьме на рефлексах. Чтобы защитить лошадок. О себе она доверила позаботиться Немайн. У которой – зрячей среди слепых – были на то все шансы.

Сида била обухом геологического молотка. Сказался рефлекс от встроенного умения работы булавой. Точнее, ее разновидностью – брусом. Оно и верно – клевец нужен для пробития доспеха, а кольчуг на ее противниках не было. Впрочем, пара ударов – и завязшую в людях и кустах колесницу догнали викинги. Меч в умелой руке – это не неподвижно закрепленный ножик серпоносной колесницы. Анна пытается развернуть упряжку. Получилось! Прощальный шарящий выпад – уже сбоку от лошадиный морд.

Зацепленный воин не был вождем или героем – но храбрецом. А еще молодым неумехой. Вот и подвернулся под крюк колесничного копья. Колесница повлекла его за собой, орущего благим матом – но уже вполне мертвого, поскольку зацепило его за живот. Клирик страшное не наблюдал – пришлось сесть на пол, заткнув уши. Наконец, кожа не выдержала… Крюк напоследок разорвал внутренности и отпустил затихшую добычу.

Ирландцы оказались шокированы. Все‑таки это были не фении. Ну и зверство атаки сказалось. В легендах крюком все больше цепляли за шею, красиво отрывая голову. Знатоки находили в этом некоторую эстетику. Да и не видели они в четырехголовом монстре колесницы. Скорее, порождение хаоса ночи. Их состояние не осталось незамеченным.

– Сложить оружие!

И еще одна стрела – для верности. В молоко! «Пантера» развернулась и была готова к новым подвигам. Почти. Тряска стала почти невыносимой. Стрела ткнулась в край щита, высунула острое жало, самую чуть не проскочив к рукам Немайн. У разбойников оружие – луки да ножи. У кого‑то сорвалась рука? Кто‑то выстрелил, чтобы не ослаблять тетиву напрасно? Послал стрелу наудачу, в черное молоко ночи? Или в белую известь щита? Для них‑то ни зги, ни звезды. С неба валится холодная морось. Это Камбрия, и это война в Камбрии как она есть в этот век – тьма, неизвестность, остатки храбрости в сердце, как в кулаке… И наружное спокойствие, только голос почему‑то выше, чем всегда.

– Разбегаются! Потом ловить… Гони по кругу, пусть снова собьются в кучу!

Куда гнать? Темный массив впереди – лес?

– Я скажу, будешь править вслепую. Я и вижу и помню.

– Так нельзя! Правь ты!

– А стрелять будет кто? И целиться, не видя!

– А я их копьем…

Тряску терпеть почти нельзя. Анна слоном продирается назад. Какая она большая! Отваливается щит, хорошо не по левой стороне… Над ухом свист. Иногда и маленькой быть хорошо! Сбоку! Стрелы роем впиваются в щит. По‑ирландски ругается Анна. Визжит раненая лошадь. Кроты! Дневные совы!

– Свои! Камбрия навсегда!

Рыцари еще не знают этого девиза, но поняли. Теперь можно и в атаку. Рыцари… Нет, воины кланов, клетчатые пледы, не алые плащи. Пристраиваются рядом с норманнами, достают мечи.

– Именем короля! Оружие на землю! – орет "красным курткам" от леса сэр Эктор.

Те, кто сдался, – откуда среди них женщины, дети? – жмутся друг к другу жалкой кучкой, но большинство бегут. Бегут без памяти, без смысла. А навстречу им уже выскакивают всадники местных кланов. Клетка – косой зеленый, широкий коричневый, узкий черный. Всех сразу не поймают – будет им забава на несколько дней. Ох и не поздоровится тем, кого они поймают! Страха перед «фэйри» больше нет, а злости понакопилось…

Клирик поморщился и отдал приказ, Эйнар полез за огнивом, Харальд потащил из‑за луки седла факел… Тогда Немайн и поднялась – в рост, ступни на бортиках колесницы. Не держась ни за что. Клирик в жизни б не представил, что способен на подобную акробатику, – однако получилось. У тела эльфийки оказались припасены и приятные сюрпризы. Сзади – наконец – показался спешащий к полю боя с парой проводников‑охранников из местных фермеров епископский викарий:

– Анна, посох!

Отдала не понимая, но быстро. Когда Немайн перехватила за середину и подняла навершие, хихикнула нервно:

– Ну да. Ты же христианка.

В здоровой руке – посох с крестом, в пальцах сломанной – кирка‑клевец. Широкий рукав закрывает повязку, совсем и незаметно, что грозная сида – подранок. За спиной, наконец, разожгли факел, подсветили фигуру сзади. Риск, да. Но люди с восковыми ушами и картонным бы поверили… А страшно, луки‑то у красных курток есть… Не забыть дать воздуху течь через связки свободно… Высокий голос вспарывает тишину:

– Я – Немайн. Стоять! На колени!

Валятся на землю луки, кинжалы, ножи, редкие копья и плетеные из ивы щиты… Бой окончен. Пора считать раны. И товарищам – сводить счеты друг с другом…