Кембрия. Трилогия (СИ) - Коваленко (Кузнецов) Владимир Эдуардович. Страница 86

– Я знаю это. Возможно, так и поступлю. Потом. Сейчас важно другое… Я не из Пенгверна – из Аннона. А люди Аннона хотят жить по старому. И я пришел тебе это сказать. Мы не с востока. Мы снизу. Не бежали пришли вынюхивать. И женщины, что со мной, не мать и сестра, а друид и пророчица. А я лишь проводник. Но я решил рассказать. Потому что они решить не могут. Скажи, если Аннон примет новую веру, твою, многое в жизни людей изменится?

Клирик задумался.

– Ничего, – сказал наконец, – и все. Как примете. Разумом? Сердцем? Или только ртом, который произнесет молитвы как заклинания, не понимая ни смысла их, ни того, кому они назначены?

– А хоть и так, – сказал проводник из ада. – Просто… Просто пророчица безумна, а друидка слишком верна Гвину. Кто‑то должен решить. И я взял это на себя. Я хочу, чтобы Аннон выжил, богиня. И потому хочу, чтобы он оказался на победившей стороне. Я долго склонялся на твою сторону – за тебя новый бог, который много сильнее тебя, слабому ты б не кланялась, и целый мир, а за Гвином – только труп прошлого мира. Немного теплый.

– Ты говоришь, как поэт.

– А я и есть поэт. Не филид. Всего лишь бард. Но я не закончил речь. Я колебался. Гвин одним воплем разогнал великую армию – это чудо. Но ты говоришь, что мешки помогут. И швыряешься ими – и сила твоя, или нового бога, – велика. И я ждал, пока кто‑то из вас не покажет слабость. И я увидел и понял – когда у тебя из рук исчез деревянный молот, – что Гвин вне своей крепости способен только на такие пакости. Он не участвовал в вылазке, не разогнал твою армию. Все, что он может, – сидеть в холме и ждать падения. И киянки воровать! А ты его осаждаешь. И если не помогут мешки, попробуешь что‑то другое.

– Мешки помогут, – заверила Немайн. – Я уже слышу изменения в…э‑э‑э… голосе Гвина. Он стал выше. Ты заметил?

– Это страх?

– Нет, это поражение. Его сила в низком тоне. Нам осталось всего несколько дней – и можно идти на приступ. Наверное, уже и сейчас можно – но я хочу для верности еще мешков полтораста закинуть ему в глотку.

– Тебе виднее… Я всего лишь проводник. Все, что я могу сделать, чтобы Аннон услышал то, что я хочу. Пророчица безумна – и я не могу знать, что она выбрала, хотя, кажется, тебя. А друид не вернется в Аннон. Сделает шаг с безопасной дороги. Случайно. Это я тебе обещаю.

Еще раз поклонился и ушел. Делать свое дело.

Свой мангонель Рис ап Ноуи запускал как собирал – точно так, как первый. Было лишь одно маленькое отличие. Пришла ему в голову мысль – выстрелить не мешком с землей, а камнем подходящего веса. В низовьях Туи легко найти булыган нужных размеров. Веревкой снаряд обвязывать не стали. Наверняка порвется при ударе о скалу.

– Не попадем в зев, так тряхнем супостата! – провозгласил принц, и простер руку к крепости Гвина. Наградой стал восхищенный взгляд жены. В которую он, кажется, ухитрился влюбиться еще раз: поверх и посильнее прежнего. Нет, Гваллен и раньше ему помогала в королевских делах. Но то все были игрушки, способ немного украсить скучную в общем‑то жизнь: суды, пошлины, хозяйство. Теперь же началась война. И Гваллен постаралась сделать суровый походный быт романтичным, пиры веселыми, а уж совершать подвиги на ее глазах было сущим удовольствием! Подвигов Рис пока за собой числил три. Во‑первых, восхождение на холм. До вершины добраться он не сумел, но выдержал один крик и поднялся выше всех, исключая саму Немайн и викария Адриана. Во‑вторых, три раза делал поправку на ветер для машины Немайн – и все три раза точно попал в "Гвинову глотку", как прозвали вход в тулмен рыцари. В третьих, первым заметил саксов. Любовался природой с наблюдательной башенки лагеря. Бдительность молодого принца все заметили, хотя саксы оказались мирные. Даже союзные. Мерсийское посольство к брату. Узнали, проезжая через его домен, что армия короля, брат короля и крещеная богиня войны осаждают крепость языческого бога Гвина. Ну не могли они пропустить такое эпическое событие, завернули. Командующий спал с лица совсем, но не пустить союзников – и таких же вассалов короля Британии, пусть и отсутствующего сейчас, – понаблюдать за осадой не мог. Впрочем, эти саксы оказались не совсем и саксами. Посол, граф Окта Роксетерский, выглядел как бритт, разговаривал как бритт, родился от матери‑камбрийки и правил городом, который не был саксами завоеван, но вошел в состав Мерсии добровольно, в надежде найти управу на вражин нортумбрийцев. Свой король погиб в сражении со всеми наследниками, вот король Пенда и прислал в графы отличившегося воина. Который, по его разумению, был способен поладить с бриттами.

Окта поладил. Настолько, что, заговариваясь, постоянно обзывал свой Роксетер Кер‑Гуриконом. Свита посла тоже была разбавлена несаксами и полукровками. Секретарем оказался камбрийский монах. Который немедленно вылупился на отца Адриана как на диво дивное и даже на уши Неметоны внимания после того не обратил. Ходил и бормотал под нос:

– Что за глупость брить затылок?

А у викария и правда была плешинка. Рис поначалу думал – лысеет человек. Оказалось – нет, специально выстриг. Так ему положено, бедняге.

Оставалось признать – правление Пенды‑язычника пошло Мерсии на пользу и она, кажется, за все эти годы превратилась в нечто пристойное. Такое, которое доброму камбрийцу и союзником назвать не позор. Ну а Окта вообще милейший человек.

Явилась Немайн. Посмотрела. Машина взведена, камень в праще. Осталось выстрелить.

– Поздравляю, мой принц, – сказала совершенно искренне. – Ты меня удивил, я совершенно не ожидала такого достижения… Радуюсь за твой народ – у них очень умный и распорядительный правитель.

Ради первого выстрела она принарядилась и совсем не выглядела монашкой! Белое платье, красный плащ с золотой фибулой. Под плащом плед – красно‑зеленая увязка с сыном. Четыре цвета, как и положено дочери хозяина заезжего дома.

Но сейчас главным был выстрел.

Рис опустил рычаг. Храповик соскочил с оси, и ящик с камнями рухнул вниз – а другая сторона рычага, лапа с пращей, – вверх. Лапа поднималась, и верхний конец пращи норовил соскочить с большого крюка – единственной металлической части устройства. И наконец сорвался. И камень пошел вверх. Его провожали взгляды… А провожать оказалось и некуда, пришлось встречать. Камень не захотел лететь к холму, просто поднялся в небо, осмотрелся – и ринулся вниз! Обратно на мангонель!

Первой среагировала сида. Заорала:

– Ложись! – и плюхнулась наземь, сдвинув маленького на живот и свернувшись вокруг него, как гусеница. Сверху немедленно упал Харальд.

Рис немедленно сгреб жену в охапку и повторил маневр. Вздрогнула земля. И больше ничего. Принц поднялся, протянул руку жене.

– Прости, родная. Я зря зазвал тебя на первый выстрел…

– Ты меня спас! Но посмотри – камень воткнулся в основу машины…

Точнее, в основание. Слишком прочное, чтобы разворотить его даже таким ударом. Рис не знал и знать не мог, но подобные деревянные конструкции подпирали броню на первых броненосцах. И держали чугунные ядра куда как тяжелее и быстрее непослушного камня…

Сразу нашлась работа лекарке – пара зевак получила таки по щепке. Но ничего опасного. Еще одну щепку вынул из кольчуги один из телохранителей посла – закрывший своим телом не пожелавшего кланяться графа.

– Земля сотряслась, – улыбнулся Окта. – И, если возможно поправить прицел, то я не могу назвать это неуспехом.

– Можно, – сообщила Неметона, из‑под руки разглядывая вознесшийся на полдюжины человеческих ростов крюк. – Вы зачем все четыре накладных кольца на лапе оставили?

– А для чего их делать, если не одевать на крюк?