Корона Героев - Мак-Кинли Робин. Страница 26

Отблеск надежды теперь отразился в улыбке, но улыбке столь слабой, что она и не заметила бы ее, если бы, со своей стороны, не надеялась увидеть.

— Благодарю тебя, Аэрин-сол, Драконобойца, — сказал он.

В тот же день после полудня они выехали. Талат был свеж и склонен поскакать. Его не волновали прицепленные к седлу драконьи копья, ведь он не сомневался, что знает о драконах все, что следует знать.

Путешествие выходило молчаливое. Они ехали так быстро, как смели гнать лошадей, — чуть медленнее, чем хотелось бы гонцу, но Аэрин понимала, что у них с Талатом впереди дракон, а Талат стар. И если он сам не желает об этом помнить, тем важнее, чтобы Аэрин помнила об этом за него.

Путь их лежал почти прямо на север, но в этом направлении горы вздымались круче всего, поэтому они свернули с дороги на более легкую тропу, где могли двигаться быстрее. На третий день впереди над горами повисло черное облако, хотя небо над головой оставалось чистым. К полудню в воздухе появился едкий привкус. Гонец при виде черной тучи втянул голову в плечи и больше уж не отрывал глаз от тропы.

Талат очень тщательно ступал след в след за другим конем. Он стал гораздо более покладистым с тех пор, как был молод и носил короля на битву. Тогда мысль о том, чтобы следовать за любой другой лошадью, сразу заставила бы его дуться и хандрить.

Аэрин положилась на коня, поскольку сама смотрела только на облако. Когда гонец свернул налево, хотя облако по-прежнему висело перед ними, она окликнула его:

— Погоди.

Человек остановился и потрясенно оглянулся, словно его окликнули с того света.

— Дракон впереди. В небе мы видим его флаг. Я еду туда.

Гонец взял себя в руки и открыл рот, чтобы что-то сказать, но сомкнул губы, не проронив ни слова.

— Ступай к своим людям и передай им королевское послание, — ласково подтолкнула его Аэрин. — Я приеду к вам позже… если смогу.

Человек кивнул, но продолжал сидеть, повернувшись в седле и глядя на королевскую дочь, пока та не протиснулась мимо него на Талате и не отправилась вниз по оставленной гонцом тропе прямо к облаку.

В тот вечер Аэрин разбила лагерь у почерневшего от пепла ручья. Прежде чем вскипятить воду для маллака, пришлось ее сначала дважды процедить через угол одеяла, поскольку подобных осложнений никто не предвидел.

— Надо было мне быть умнее, — сообщила она Талату, развешивая намокшую постель у огня на каркасе из веток в надежде просушить одеяла прежде, чем настанет пора в них заворачиваться.

Для Талата тоже пришлось процеживать воду — он отказывался пить пепельную жижу из бегущего ручья, фыркая, топча ее и оскорбленно вскидывая голову с прижатыми ушами.

Походный костер не принес уюта. От его резкого света болели глаза, а дымил он больше, чем полагалось маленькому костерку. Дым повисал низко над землей и не рассеивался, но оседал в горле и легких. Аэрин завернулась в по-прежнему влажное одеяло и попыталась заснуть, но просыпалась от собственных снов, ибо слышала драконье дыхание и не могла отделаться от ощущения, будто земля под ней пульсирует от стука драконьего сердца. Талат тоже не находил себе места, часто поворачивал голову, таращился в темноту и вздрагивал всей шкурой, словно чувствуя прикосновение хлопьев пепла.

Занялся рассвет. Аэрин лежала совершенно проснувшаяся, наблюдая, как ширится полоса света, и по-прежнему чувствуя, как дрожит земля от драконьего пульса. Свет так и не стал по-дневному ярким, а оставался серым, словно в сумерки. Она скатала одеяло и оставила его и кухонные принадлежности в выемке в скале. Натерла кенетом с ног до головы Талата, потом себя и натянула пропитанный мазью кожаный костюм. Затем намазала себя и коня повторно. Серый воздух и дрожащая земля даже Талата надоумили не протестовать против такого новшества. Аэрин натерла кенетом копья и проверила, на месте ли грубые замшевые петли. Затем проверила пряжку перевязи и положение кинжала в правом сапоге. В последнюю очередь она натянула перчатки — пальцы казались жесткими, словно когти.

Маур ждал их. Они провели ночь, отделенные от дракона всего лишь валуном чуть выше Талата. И именно в сторону лежащего дракона Талат так часто поглядывал в темные часы. А может, Маур подобрался к ним с того места, где лежал вчера, и это его тяжкую поступь Аэрин приняла за сердцебиение, лежа без сна у дымного костра.

Пожалуй, дракон был все же не так велик, как гора, но окутывавшее его плотное черное облако делало его больше горы, и когда он впервые увидал их и приподнял крылья, солнце пропало, а вокруг взвыл штормовой ветер. Затем он пригнул длинную шею к земле, повел носом, и полуприкрытые красные глаза уставились прямо на них.

Обойдя защитный выступ скалы, Талат остановился и вскинул голову. Аэрин приготовилась быстро спешиться, если Талата оставит его завидное мужество, — все-таки конь до предшествующей ночи наверняка думал, что они едут охотиться на обычного дракона. Но Талат стоял, словно вросший в землю, и смотрел на дракона.

Красные глаза Маура приоткрылись чуть больше, длинные челюсти раздвинулись в подобии улыбки, и между зубами длиной с Талатовы ноги начал сочиться дым. Ползущие по земле струйки завивались вокруг белых бабок Талата, а тот топал и вздрагивал, но не трогался с места, и дракон ухмыльнулся шире прежнего.

Они находились в небольшой чашеобразной долине, хотя дракон от нее мало что оставил. Некогда в самой долине и на крутых склонах вокруг нее росли деревья, но теперь они исчезли. Трудно было разглядеть хоть что-нибудь. Кругом поднимался дым, долина почернела. Когда в их сторону двинулся низкий каменистый бугор, Аэрин внезапно поняла, что это часть драконьего хвоста. Драконы порой оглушают жертву хвостом, когда им лень тратить силы на дыхание огнем или когда чувствуют, что добыча того не стоит.

Она отцепила копье и послала Талата вперед. Он откликнулся с едва заметным опозданием. Аэрин подняла копье и со всей силы метнула его в ближайший драконий глаз.

Маур рывком вскинул голову, и копье отскочило от рогатого гребня под глазом, не причинив вреда, а Талат увернулся от удара хвостом. Драконья голова змеей метнулась кругом, пока конь уходил от хвоста, но Талат снова уклонился, и струя пламени пропела у самого уха Аэрин. Такого огня ни Талат, ни Аэрин в жизни не видали, он походил на привычное пламя не больше, чем сам Маур — на мелких драконов. Пламя было почти белым, словно молния, и пахло горечью и металлом. Оно пахло, как пустыня в полдень, как лесной пожар, и окружавший его поток воздуха был жарче, чем в любой дамарской кузне.

Талат гневно косился через плечо на дракона. Маур теперь полуприпал к земле, но снова ухмылялся и не делал никаких движений в их сторону.

Аэрин колотило длинными судорожными волнами панической дрожи. Она отцепила второе копье и неохотно снова развернула Талата лицом к дракону. Ей отчаянно хотелось убежать и спрятаться, и если бы в горле не до такой степени пересохло от ужаса, она бы всхлипывала. Кода она поднимала копье, плечо у нее скрипнуло. Она послала Талата вперед, и он двинулся на прямых ногах, тревожно хлеща себя хвостом по бокам. Всадница послала коня рысью, словно намереваясь обойти дракона слева, и все это время с ужасом чувствовала на себе внимательный взгляд прищуренных глаз Маура.

От дыма она закашлялась и едва не выронила копье, но когда они уже почти миновали плечо дракона, коленями резко развернула Талата кругом, вильнув дракону под грудь и метнув копье в мягкое место под челюстью.

Маур шарахнулся от них куда быстрее, чем можно было ожидать от такого крупного существа. Воздушная волна от его движения сбила Талата с шага, и конь споткнулся. Маур вскинул голову с громоподобным рыком, и в небо ударила изжелта-белая струя пламени. Аэрин слабо цеплялась за гриву Талата, уворачиваясь от занесенной над ними передней лапы дракона, но копье разглядела. Оно попало в цель и теперь болталось под подбородком дракона, хрупкое, словно травинка. Это неправильно. Окажись ее удар верен, Маур уже бился бы в предсмертных корчах, а не метнул бы снова голову вниз к ним и не выплюнул бы длинную струю добела раскаленного пламени.