Цирк проклятых - Гамильтон Лорел Кей. Страница 35
— Ты как? — спросила я.
— Не знаю.
Его голос звучал как-то тускло. Шок.
— Ты отлично действовал.
— Я думал, я его перееду. Я думал, я убью его машиной.
— Он тоже так думают, иначе бы не ушел, — ответила я.
Ларри посмотрел на меня:
— А если бы он не ушел?
— Он же ушел.
— А если бы нет?
— Тогда мы бы его переехали и все равно были бы уже на шоссе вне опасности.
— Ты бы дала мне его переехать?
— Ларри, эта игра называется «выживание». Если тебе это не подходит, найди другую работу.
— В аниматоров не стреляют.
— Это были члены «Человек превыше всего», группы правых фанатиков, которые ненавидят все, имеющее отношение к сверхъестественному.
Упоминание о личном визите Джереми Рубенса я опустила. Чего мальчик не знает, то ему не повредит.
Я вгляделась в его бледное лицо. Глаза у него были пустыми. Он впервые увидел дракона. Маленького дракончика по сравнению с теми, которые вообще бывают, но после того, как ты видел насилие, ты уже не будешь прежним. Первый раз, когда приходится выбирать, жить или умереть, мы или они, меняет человека навсегда. Обратной дороги нег. Я вглядывалась в лицо Ларри и жалела, что так вышло. Жалела, что он не мог остаться таким же сияющим, новеньким, полным надежд. Но, как говаривала моя бабуля Блейк, «если бы сожаления были лошадками, мы бы все верхом ездили».
Ларри впервые попробовал вкус моего мира. Вопрос оставался только один: захочет он второй дозы или сбежит? Бежать или оставаться — старый как мир вопрос. И я не знала, какой выбор Ларри я бы предпочла. Если он сбежит от меня ко всем чертям, он может прожить подольше, но может быть и наоборот. Нос вытащишь — хвост увязнет.
21
— А как же моя машина? — спросил Ларри.
Я пожала плечами:
— Страховка у тебя есть?
— Да, но…
— Раз им не получилось раздолбать нас, они могут со злости раздолбать твой автомобиль.
Он посмотрел на меня, не уверенный, что я не шучу. Я не шутила.
Велосипед появился перед нами внезапно, из темноты. Мелькнуло в свете фар бледное детское лицо.
— Осторожно!
Ларри успел взглянуть на дорогу как раз вовремя, чтобы увидеть расширенные страхом глаза ребенка. Завизжали тормоза, и ребенок исчез из узких полос света. Раздался звон, удар, и машина юзом затормозила. Ларри тяжело дышал, я не дышала вообще.
Кладбище было справа от нас. Слишком близко, чтобы останавливаться, но … черт меня побери, это же был ребенок!
Я поглядела в черное окно. Велосипед валялся грудой металла. Ребенок лежал рядом, неподвижно. О Господи, только бы он не был мертв!
Я не думала, что у фанатиков из «Человек превыше всего» хватило бы воображения использовать ребенка как резервную приманку. Если это была ловушка, то очень хорошая, потому что я не могла бросить эту скрюченную фигурку посреди дороги.
Ларри все еще сжимал руль так сильно, что у него плечи тряслись. Если я раньше думала, что он бледен, то ошибалась. Сейчас он выглядел как больное привидение.
— Он … ранен?
Он выжал из себя эти слова сквозь что-то, похожее на слезы. Он хотел сказать не «ранен», другое слово. Только не мог его произнести. Только не это.
— Оставайся в машине, — велела я.
Ларри не ответил. Он только сидел и смотрел на свои руки. На меня он не смотрел. Но черт меня побери, это же не моя была вина! И что он сегодня потерял невинность, тоже не моя вина. Так отчего же мне было так паршиво?
Я вылезла из машины, держа наготове браунинг на случай, если психи решили нас преследовать. Они могли подобрать револьвер и погнаться за нами.
Ребенок не шевелился. Я слишком далеко стояла, чтобы видеть, есть ли подъем и опускание грудной клетки. Да, слишком далеко. В целом ярде. Господи, пусть он окажется жив!
Ребенок лежал на животе, одна рука под телом, вероятно, сломана. Оглядев темное кладбище, я нагнулась к ребенку. Из темноты не вылетели сумасшедшие правые фанатики.
Ребенок был одет в пресловутый мальчиковый костюм — полосатая рубашка, шорты, кроссовочки. Кто же отпустил его в летней одежде в такую холодную ночь? Мать. Какая-то женщина одевала его, любила его и отпустила его на гибель.
Кудрявые каштановые волосы были шелковые, по-детски тонкие. Кожа на шее холодная на ощупь. От шока? Для посмертного остывания слишком рано. Я ждала удара пульса на шее, но ничего не слышала. Мертв. О Господи, нет, не надо!
Голова приподнялась, и изо рта раздался тихий звук. Живой. Слава тебе Боже, живой!
Он попытался перевернуться, но упал на дорогу снова. И заплакал.
Ларри вышел из машины, направляясь к нам.
— Что и ним?
— Он жив, — ответила я.
Мальчик определенно хотел перевернуться, и потому я взяла его за плечи и помогла, пытаясь зафиксировать правую руку к телу. Сверкнули большие карие глаза, круглое детское лицо, а в правой руке у него был нож больше его самого.
— Скажи ему, чтобы помог меня передвинуть, — шепнул он.
Между детскими губами сверкнули миниатюрные клычки. Нож был прижат к моему животу повыше спортивной сумки, и острие скользнуло под куртку, касаясь рубашки. Это был один из тех моментов, когда время тянется, как в кошмаре с замедленной съемкой. Все время вселенной было в моем распоряжении, чтобы решить, предать Ларри или умереть. Никогда никого не выдавай монстрам — такое у меня правило. Я раскрыла рот и завопила:
— Беги!
Вампир меня не заколол. Он просто застыл. Я была ему нужна живая, вот почему нож, а не клыки. Я встала, а вампир просто на меня пялился. У него не было плана на этот случай. Отлично.
Машина стояла на месте, из открытых дверец лился свет. Фары горели двумя театральными прожекторами. Ларри в нерешительности застыл рядом.
— В машину! — заорала я во всю глотку.
Он бросился к открытой дверце. В сиянии фар появилась женщина. Она была одета в длинное белое пальто поверх сливочного и бронзового цветов очень хорошего брючного костюма. Раскрыв рот, она зарычала на свет, блестя клыками.
Я бежала, на ходу крича:
— Сзади!
Ларри глядел на меня, мимо меня. Глаза его полезли на лоб. Я слышала за собой топот маленьких ножек. Лицо Ларри перекосило от ужаса. Он что, впервые увидел вампира?
Я вытащила пистолет, продолжая бежать. На бегу стреляя, хрена с два попадешь. У меня был вампир сзади и вампир спереди. Хоть монету бросай.
Вампирша бросилась на капот машины и длинным грациозным прыжком навалилась на Ларри, покатившись с ним поперек дороги.
Стрелять в нее я не могла, не рискуя попасть в Ларри. В последнюю секунду я повернулась и наставила пистолет в упор в лицо дитяти — вампира.
У него расширились глаза, и я потянула спусковой крючок. Что-то ударило меня сзади, пуля ушла в сторону, а я оказалась лежащей на животе на дороге, и на спине у меня лежало что-то побольше хлебного ларя.
У меня отшибло дыхание. Но я повернулась, пытаясь наставить пистолет на то, что было у меня сзади. Если я сейчас чего-то не сделаю, мне уже никогда, быть может, не придется давать себе труда дышать.
На меня налетел мальчик, опуская вниз сверкающее лезвие. Пистолет поворачивался, но слишком медленно. Будь у меня в легких воздух, я бы закричала. Нож вошел в рукав моего жакета, я ощутила, как он впивается в дорогу. Рука оказалась пришпиленной к дороге. Я спустила курок, и пуля ушла в темноту, никому не повредив.
Я вывернула шею, пытаясь увидеть, кто или что сидит у меня на спине. Скорее что, чем кто. В красном сиянии стоп-сигналов машины его лицо было плоским, торчали высокие скулы и почти раскосые глаза, висели прямые черные волосы. Ему бы быть вырезанным из камня в окружении змей и ацтекских богов.
Он протянул руку и охватил пальцами мою правую руку, ту, что была приколота к дороге и в которой держала пистолет. Он вдавил мои пальцы в металл и сказал грубым и тихим голосом:
— Брось, а то я раздавлю руку.
И нажал так, что я охнула.