Кафе лунатиков - Гамильтон Лорел Кей. Страница 4

Когда зажегся свет, Ричард снова сел.

– Я бы предпочел переждать, пока толпа схлынет, – если ты не возражаешь.

В его карих глазах я прочла, что он не ожидает возражений.

Я и не возражала. Мы приехали каждый на своей машине. Как только мы уйдем из театра, вечер кончится. И, кажется, никто из нас не хотел уходить.

Я оперлась локтями на спинку переднего кресла, глядя на Ричарда. Он улыбнулся мне, и глаза его блестели желанием, если не любовью. Я тоже улыбнулась – не могла не улыбнуться.

– А ты знаешь, эта музыка очень сексистская, – сказал он.

Я задумалась, потом кивнула:

– Угу.

– А тебе все равно нравится?

Я кивнула.

Он чуть прищурился:

– Я считал, что тебе это может показаться оскорбительным.

– Мне есть из-за чего переживать кроме того, отражают ли “Парни и девушки” достаточно сбалансированное мировоззрение.

Он рассмеялся коротко и счастливо:

– Вот и хорошо. А то я думал, что мне придется выбрасывать коллекцию Роджерса и Хаммерштейна.

Я всмотрелась ему в лицо, пытаясь понять, не дразнит ли он меня. Кажется, нет.

– Ты, в самом деле, собираешь записи Роджерса и Хаммерштейна?

Он кивнул, и глаза у него стали еще ярче.

– Только Роджерса и Хаммерштейна или все мюзиклы?

– Всех у меня еще нет, но вообще-то все.

Я помотала головой.

– А что такое?

– Ты романтик.

– Ты так говоришь, будто это плохо.

– Вся эта фигня насчет “долго и счастливо” хороша на сцене, но к жизни мало имеет отношения.

Теперь пришла его очередь всматриваться мне в лицо. Наверное, увиденное ему не понравилось, и поэтому он нахмурился.

– Ты предложила идти в театр. Если ты все это не любишь, зачем мы сюда пришли?

Я пожала плечами:

– Когда я попросила тебя о свидании в цивильной одежде, я не знала, куда тебя повести. Хотела, чтобы было необычное. А к тому же я люблю мюзиклы. Просто я не думаю, что они отражают реальную жизнь.

– А ты не такая крутая, как хочешь изобразить.

– Такая, такая.

– Не верю. Я думаю, ты эту фигню насчет “долго и счастливо” любишь не меньше меня. Ты просто боишься ей верить.

– Не боюсь, просто проявляю осторожность.

– Слишком часто разочаровывалась?

– Может быть. – Я скрестила руки на груди. Психолог сказал бы, что я замкнулась и прервала общение. Ну и пошел бы он на фиг, этот психолог.

– О чем ты думаешь?

Я пожала плечами.

– Расскажи мне, пожалуйста.

Я поглядела в эти искренние карие глаза и захотела поехать домой одна. Но вместо этого сказала:

– “Долго и счастливо” – это ложь, Ричард. И стало ложью еще тогда, когда мне было восемь.

– Когда погибла твоя мать.

Я только молча посмотрела на него. В мои двадцать четыре рана этой первой потери еще кровоточила. С ней можно свыкнуться, терпеть, выносить, но избавиться – никогда. И никогда уже не поверишь по-настоящему, что на свете есть добро и счастье. Не поверишь, что не спикирует с неба какая-нибудь мерзость и не унесет его прочь. По мне лучше дюжина вампиров, чем бессмысленный несчастный случай.

Он взял мою руку, которой я сжимала его плечо.

– Обещаю тебе, Анита, – я не погибну по твоей вине.

Кто-то засмеялся – низкий хохоток, пробегающий по коже, как прикосновение пальцев. Такой ощутимый смех мог быть только у единственного существа в мире – у Жан-Клода. Я обернулась – и увидела его посреди прохода. Как он подошел, я не слышала. Движения не ощутила. Просто он появился как по волшебству.

– Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать, Ричард.

4

Я оттолкнулась от кресла, шагнув вперед, чтобы дать место Ричарду встать. Я чувствовала его спиной, и это чувство было бы приятно, если бы я не беспокоилась за него больше, чем за себя.

Жан-Клод был одет в блестящий черный смокинг с фалдами. Белый жилет с мельчайшими черными точками обрамлял блестящую белизну его сорочки. Высокий жесткий воротник с мягким черным шейным платком, завязанным вокруг и заткнутым под жилет, будто галстуков еще не изобрели. Булавка в жилете из серебристого и черного оникса. Черные туфли с нашлепками, как те, что носил Фред Астор, хотя я подозреваю, что весь наряд – куда более раннего стиля.

Длинные волны ухоженных волос спадали до воротника. Я знала, какого цвета у него глаза, хотя сейчас в них не смотрела. Синие, как полночь, цвет настоящего сапфира. В глаза вампиру не гляди. Это правило.

В присутствии Мастера Вампиров всего города я вдруг поняла, как пусто стало в театре. Да, мы хорошо переждали толпу и сейчас стояли одни в гулкой тишине, а далекие звуки удаляющейся толпы были как белый шум, ничего для нас не значащий. Смотрела я на жемчужную белизну пуговиц жилета Жан-Клода. Трудно вести себя круто, когда не можешь поглядеть собеседнику в глаза. Но я справлюсь.

– Боже мой, Жан-Клод, вы всегда одеваетесь в черно-белое?

– А вам не нравится, ma petite (с фран. – моя малышка)?

Он чуть повернулся, чтобы я могла оценить весь эффект. Наряд был ему очень к лицу. Конечно, все, что на нем было надето, казалось четким, совершенным, прекрасным – как он сам.

– Я почему-то не думала, что вы поклонник “Парней и девушек”, Жан-Клод.

– Или вы, ma petite. – Голос гуще сливок, с такой теплотой, которую могут дать только две вещи: гнев или вожделение. Я могла ручаться, что это не вожделение.

У меня был пистолет, и серебряные пули задержали бы вампира, но не убили. Конечно, Жан-Клод не напал бы на нас при людях. Он слишком для этого цивилизован. Бизнес-вампир, антрепренер. Антрепренеры, будь они живые или мертвые, не вырывают людям глотки. Как правило.

– Ричард, ты ведешь себя необычно тихо.

Он глядел мне за спину. Я не стала оборачиваться и смотреть, что делает Ричард. Никогда не отворачивайся от стоящего перед тобой вампира, чтобы взглянуть на стоящего за спиной вервольфа. Не гоняйся за двумя зайцами.

– Анита может сама за себя сказать, – ответил Ричард.

Внимание Жан-Клода снова переключилось на меня.

– Это, конечно, правда. Но я пришел посмотреть, как вам понравилась пьеса.

– А свиньи летают, – добавила я.

– Вы мне не верите?

– Легко.

– Нет, правда, Ричард, как тебе понравился спектакль?

В голосе Жан-Клода слышался оттенок смеха, но под ним все еще гудел гнев. Мастера Вампиров – не тот народ, с которым полезно быть рядом и минуты гнева.

– Все было прекрасно, пока ты не появился.

В голосе Ричарда послышалась теплая нота – нарождающаяся злость. Я никогда не видела, чтобы он злился.

– Каким образом одно мое присутствие может испортить ваше... свидание? – Последнее слово он выплюнул, как раскаленное.

– А что вас сегодня так достало, Жан-Клод? – спросила я.

– Что вы, ma petite, меня никогда ничего не... достает.

– Чушь.

– Он ревнует тебя ко мне, – сказал Ричард.

– Я не ревную.

– Ты всегда говорил, что чуешь желание Аниты к тебе. Так вот, я чую твое к ней. Ты ее хочешь так сильно, что это, – Ричард скривился, как от горечи, – ощущается почти на вкус.

– А вы, мосье Зееман? Вы к ней не вожделеете?

– Перестаньте говорить так, будто меня здесь нет! – возмутилась я.

– Анита пригласила меня на свидание. Я согласился.

– Это правда, ma petite?

Голос его стал очень спокоен. И это спокойствие было страшнее гнева.

Я хотела сказать “нет”, но он бы учуял ложь.

– Правда. И что?

Молчание. Он стоял совершенно неподвижно. Если бы я не смотрела прямо на него, то и не знала бы, что он здесь. Мертвые не шумят.

У меня запищал пейджер. Мы с Ричардом подпрыгнули, как от выстрела. Жан-Клод не шевельнулся, будто и не услышал.

Я нажала кнопку и застонала, увидев замигавший номер.

– Кто это? – спросил Ричард, кладя руку мне на плечо.

– Полиция. Мне нужно найти телефон.

Я прислонилась к груди Ричарда, он сжал мое плечо. Я глядела на стоящего передо мной вампира. Нападет на него Жан-Клод, когда я уйду? Я не знала.