Записки неординарной эльфийки - "Эльфарран". Страница 24

С ближайшего ящера нам кинули аркан, захлестнув верхнюю челюсть слабеющего ящера, взяли на буксир и, неспешно разгонялись в полете, увлекли ввысь, унося меня все дальше от предопределенной судьбы.

Багровые облака пышными колоннами громоздились по обеим сторонам, лучи заходящего солнца, пронзая их неповоротливые тела, посылали прощальные отблески. Белобровый летел вслепую, но довольно уверенно. Две эльфийские стрелы, очевидно, не слишком мешали ему. Байрак выбирал самый короткий путь меж горных вершин, поминутно оглядываясь и подбадривая нас. Валентин тем временем пытался выяснить, чем это я там занималась в песке, пока он очень мужественно драпал прочь из Мордора.

Я презрительно молчала. Не след эльфийке столь высокого рода отчитываться перед каким-то там назгулом. О том, что он рисковал собой ради моего спасения, думать совсем не хотелось. Ладно, подуюсь немного и смилуюсь. Все таки так здорово, когда тебя спасают!

Немного приключений в Северных горах

Продолжение тетрадки с обгрызенными краями, тайно похищенной из стола Саурона.

Неспешно скользя в прозрачных утренних потоках, мы летели на север. Проплывающие верхушки величественных скал, покрытые вечными снегами, отражали наши синеющие тени, распластанные в эфире. В разрывах облаков иногда проглядывали спящие зимним сном леса, засыпанные блестящем инеем, склоны и чернеющие своей безграничностью пропасти. Холод, пробиваясь сквозь специально вырезанные для красоты лохмотья, начинал беспокоить меня всё более настойчиво. Сбив небольшую сосульку с носа, я пихнула в спину Валентина

– Ну ладно, хватит издеваться. Где твой обещанный ящеросервис?

Молчание было ответом.

Ну, и какое же это спасение, сейчас заморозят насмерть. А вот ехала бы я сейчас вместе с нашим доблестным войском домой, там весна, там сладко пахнут развертывающиеся листочки, сок стекает с их кончиков и тяжелыми каплями срывается вниз в весело журчащие ручьи. Заспанные лесовики шумно ворочаются в густых зарослях орешника, подставляя теплым лучам свои залежавшиеся бока. Оголтелые еноты, с фырканьем чистят норы, белки выкидывают залежавшиеся запасы, а благородные олени начинают подготовку к турниру. Все в радостном ожидании. Весь лесной народец почтительно приветствует великого Эру подателя жизни. Первый весенний бал. Легкий беззаботный смех молоденьких красавиц, добродушное спокойствие кавалеров. Все как на подбор высокие, светловолосые с огромными голубыми глазами и массой прочих достоинств.

Только нет среди них огненно рыжей неформалки, той, что вечно попадает в самую грязную лужу или в самую неприятную историю. Глазу не за что зацепиться. Убийственно однообразное зрелище. От воспоминаний немного потеплело на душе, но ноги уже грозили отвалиться, наклонившись, я энергично потерла их ладонями, руки тоже моментально замерзли. С обеих сторон, неспешно покачиваясь в леденящих потоках, парили назгулы. Выстоявшись клином и изредка подвывая, мы были похожи на стаю перелетных птиц, очень крупных птиц. Выбивая несложный мотив отмерзающими зубами, я попыталась прижаться к спине своего коня. На ощупь ящер был липко скользкий, всё его тело покрывала мощная чешуя, выделяющая едкую слизь, для лучшего скольжения в поднебесье. Но пахла она отвратительно.

– Может стянуть плащ с Валентина, – нехорошая мысль, прочно засела в голове. Материя добротная, из шерсти вылинявших волколаков. Перебирая окоченевшими руками, я уже неосознанно потянула её на себя, когда резкий толчок захлестнул дыхание. Мы падали на крошечный пятачок среди отвесных скал. Сложив крылья белобровый заходил на аварийную полосу.

– Пригнись ближе, посадка будет жесткая! – донёсся размеренный голос.

Меж тем мы продолжали головокружительные кульбиты в воздушных завихрениях. Друзья старались поддержать и направить нас в нужное русло, ящеры подставляли растопыренные лапы. Наш слепой конь безудержно рыскал по трассе спуска, уклоняясь все время влево, но красноглазый сосед упорно теснил на приближающуюся взлетно-посадочную полосу. Вспыхнули огни костров, указывая нужное направление. Уже можно было различить беспорядочно бегающих горных троллей; крики, волнение, холодный ветер, хлещущий по ушам – все смешалось в сплошной карусели образов: горы, снег, когтистые лапы, бьющий по глазам плащ, слепящее солнце, крик отчаяния и тишина. Тишина которая накрыла нас, как заботливая мать укрывает пуховым одеялом расшалившегося малыша. Вкус теплой крови во рту. Чьи то руки осторожно укладывают меня на снег, слегка прикасаясь к губам промокают набежавшую струйку бледно-синего цвета.

– Ну вот, – расставаясь с миром думала я, – точно пятнадцатое колено, кровь чисто голубая.

Мягкое ложе смешно прогибается под локтями. Неяркий, а точнее, тусклый свет жировой лампы высвечивает деревянный стол, широкую скамью, отбрасывающую неясную тень на сыреющую стенку, темное окно и котел, громадный такой котел с начищенными ручками. Где-то капает вода. Так неторопливо, медленно, дзинь и опять тишь. Лампа коптит и потрескивает. В углу возится мышка. Болит разбитая губа, голова замотанная какой то тряпицей тихо постанывает, а в спину будто штырь воткнули.

– А как там мои ноги?

Пошевелив им, я вспугиваю маленького зверька, что уютно устроившись согревал холодеющие ступни. По виду большая белка или карликовая лиса. Пискнув он скрылся за мохнатым пологом, закрывающим вход.

– Как у нас дела? – вкрадчивый голос принадлежал рослому троллю, с серебристой бородой и огромными клыками, торчащими до подбородка. Пригладив роговой гребень на затылке, он смешливо сморщился. Узловатыми пальцами размотал повязку на моей голове и, оглядев правый висок, покачал головой. – Ты под счастливой звездой родилась: всего-то прокушенная губа, разбитый лоб, свернутая шея, отшибленная спина, подмороженные ноги и сломанные ногти.

– Как, опять ногти?! – моему отчаянию не было предела.

Между тем, завязав концы длинной бороды на темени и обтерев засаленные пальцы о не менее засаленный фартук, он протянул их к моему вороту. Судорожно натянув одеяло, я испуганно замотала головой, при этом неосторожно приоткрыв ножки. Чем не замедлил воспользоваться новоявленный доктор. Зажав сразу обе лодыжки в корявых лапах, он дотронулся до пальцев. Дикая боль бросила мой измученный мозг в пропасть боли. Я дернулась, огласив комнату долгим стоном.

– Очень хорошо, – одобрительно кивнул мой мучитель. Ноги живые, отгрызать не придется. Три дня барсотерапии и сможешь стоять. Теперь давай отвяжем палку, твоя спина уже выправилась.

Тяжело вздохнув, я перевернулась на живот. Хорошо ошкуренная доска, плотно привязанная между лопаток, уже не воспринималась как чуждый элемент. Я как то даже сроднилась с ней, но рассталась без сожаления. Достав откуда то костяной рог, тролль выслушал сердце. Довольно порыкивая он ощупал шею и посмотрел язык.

– Под счастливой звездой родилась, – закончив осмотр, повторил он. – Тебе повезло.

– Валентин? Он жив? – Путаясь в горно-троллевом наречии, поинтересовалась я.

– Ну жив, хотя, после посадки он больше напоминал анатомический конструктор. Собрали один большой мешок и один поменьше.. Если бы не его брат, назгул Байрак, послуживший наглядным пособием для сборки, и не заныканная бутылочка живой настойки, возможно, ты была бы единственной пациенткой. Значится жив!

Приговаривая доктор не спеша спрятал импровизированный фонендоскоп, задумчиво пожевал листочек мяты и пробормотал:

– Осталось два лишних зуба. Куда вставлять не знаю, положил в сундучок как запасные.

– Это мои зубы, – обследовав языком рот спохватилась я.

– Угу, понятно, когда сможешь сидеть, вставим, а пока храни, – он передал мне довольно замызганного вида шкатулочку. Посидел ещё немного. Уходить ему явно не хотелось.

– В детстве какими болезнями страдала?

– Не страдала вообще.

– Превращения в ближайшие сто лет были? – многозначительно, продолжал он. – На комаров не тянет. Кошмары не мучают.