Хозяйка Судьба - Мах Макс. Страница 11

— Знаете, — не согласился с ним Март. — Не можете не знать. Ведь вы, господин мой Карл, очень долго жили среди убру, не так ли?

«Убру? — удивленно подумал Карл, и в то же мгновение стена забвения рухнула, и он вспомнил. — Боги! Но этого не может быть!»

Карл содрогнулся, как от удара. Переход от незнания к знанию был столь стремительным, а само знание — настолько ошеломляющим, что сразу охватить его разумом и, тем более, принять душой, было почти невозможно.

— Жеста? — Карл почувствовал, что губы его пересохли, и голос едва пробивает путь сквозь выжженное русло горла.

— Это не убрское слово, — спокойно возразил Март, который, казалось, совершенно не замечал того, что творится с Карлом. — Убру называют это «рефлет». Во всяком случае, раньше называли.

«Рефлет, — мысленно повторил за ним Карл. — Рефлет».

Да, он знал это слово, и что оно означает он знал тоже. Молящийся за Всех Ишель, обучавший его вере народа убру, рассказывал ему и об этом. Убру верили в Единого, хотя и не совсем так, как делали это другие жители ойкумены. Но и то сказать, убру слыли очень древним народом, и учение свое принесли из мглы веков практически в неизменном виде. Во всяком случае, самый древний список, содержащий Учение убру был записан более тысячи лет назад, и Карл не сомневался, что в тайниках Учителей наверняка найдутся и более древние свитки, тем более, что убру никогда не уничтожали и не выбрасывали своих священных книг. Март сказал как-то, что убру помнят многое из того, о чем успели забыть все остальные, и, вероятно, он был прав. Карл и сам мог засвидетельствовать, что не раз и не два убеждался в глубине и истинности знания, сохраненного этим странным народом, который жил войной, но никогда не захватывал чужих земель.

— Рефлет? — спросил он вслух, хотя, видят боги, уже не нуждался в словах подтверждения. Ошибки быть не могло, это был рефлет, и даже причину своей упорной «забывчивости» Карл знал теперь тоже. — Рефлет…

— Да, — кивнул Март и достал из поясной сумки свою трубку. — Полагаю, это был рефлет.

«Рефлет».

Убру верили или знали — что в их Учении, впрочем, никогда точно не различалось — что в момент зачатия новой жизни, адид, «будущий человек», предстает перед Единым, чтобы получить от него свою судьбу. Однако бхиш, «свидание с божеством», это отнюдь не простое испытание. Зачастую, такая встреча заканчивается тем, что адид души не получает, просто потому что погибает под взглядом Предвечного, и, соответственно, плод не вызревает и ребенок не родится. Случается и так, что плод не погибает, но ужас пережитого ломает дарованную будущему человеку судьбу, корежит ее, извращает, и ничего хорошего таких людей в жизни уже не ждет. Но в любом случае, тот, кто предстал перед ликом Всесущего, отражается в глазах бога. Отражение левого глаза — «тавша», или душа человеческая, отражение правого — рефлет.

Согласно учению убру, рефлет является независимой сущностью, хотя до тех пор, пока человек жив, его рефлет испытывает чудовищное давление живой плоти и свободной души, находясь по отношению к ним в подчиненном состоянии. Не дух, и не тело. Всего лишь живущее рядом с человеком отражение. Зато, когда человек умирает, его рефлет обретает свободу, потому что, как и душа, если и смертен, то совсем не в том смысле, в каком смертной является всякая живая тварь. Однако души умерших покидают Ойкумену, получая воздаяние «за деяние и не деяние», плоть возвращается в «Великое лоно», а рефлет остается в вещном мире, хотя и не видим для живущих в нем людей. Невидимый и неосязаемый он продолжает существовать там, где родился человек, чьим отражением он является. Рефлет живет своей собственной жизнью, непостижимой для простых смертных, но на их жизнь все-таки влияет. Поэтому Учение убру строго определяет то, что они называют «родной землей». Родная земля это ведь еще и то место, где продолжают «жить» рефлеты, всех прежних поколений, и чем дольше остается народ на одном и том же месте, тем больше отражений его предков — «поколений и поколений» — существует рядом с ним, сплачивая его и помогая в годины бедствий.

Иногда, очень редко, в особых случаях и при не совсем ясных обстоятельствах, люди способны увидеть свой собственный рефлет, что четыре раза было отмечено в убрских хрониках. Однако встречу с собственным рефлетом, убру полагали плохим предзнаменованием. Призвать же чужой рефлет — будь то отражение уже умершего человека или человека живого — простому смертному не дано. Однако то, чего не может сделать лишенный Дара, оказывается, было под силу тем, кто Даром был наделен. В этом вопросе убрские учителя были едины. Они утверждали, что волхвы — естественно, не все — могут вызывать рефлет, для чего, как будто, существовали даже специальные арканы. Впрочем, технике убрского волхования Ишель Карла не обучал, потому что тот, как всем было известно, Даром не обладал.

«Еще одно темное искусство, — невесело подумал Карл. — Чего же ты так боишься, боец? Или ты боишься не чего, а кого?»

И в этот момент, Карл осознал, наконец, что боится он, на самом деле, самого себя.

— Спасибо, мастер Март, — сказал он не дрогнувшим голосом. — Вы мне очень помогли.

— Нет, господин мой Карл, — покачал головой Март. — Это я вам должен быть благодарен, а не вы мне. Встретить человека, который с такой свободой повелевает рефлетами живых и мертвых, само по себе редкостная удача, а уж помочь… Я только вот, что вам хочу сказать, господин мой Карл. Черное и темное не суть одно и то же, и не случайно.

Глава 2

Замок Мертвого Волшебника

1

Песок пах давним пожаром, безнадежностью и смертью, которая властвовала на этих жарких просторах. Ни жизни, ни влаги, ни врагов, ни друзей. Только древние мертвые камни и горячий сухой песок. Карл отвел руку от лица, взглянул на дымное марево на западе, и, чуть разведя пальцы, дал песку просыпаться вниз. Сердце молчало, и, значит, тем, что происходило на западном горизонте, снова можно было пренебречь. Как вчера, и как за день до этого. Пока это были всего лишь угрозы, песчаная буря с силами еще не собралась и, возможно, что так и не соберется. Гораздо важнее было то, что, если и сегодня они не доберутся до цели, то ночью им придется повернуть назад, во всяком случае, попробовать это сделать, чтобы вернутся туда, откуда они пришли, если, конечно, их выпустит морок. Лошади измучены, и воды осталось всего ничего, так что выбор не велик: или вперед, или назад. И любое из этих решений может оказаться не верным. Впрочем, возможно, движение куда либо вообще являлось в этом случае бессмысленным, но душа Карла не соглашать признать, что на свете могут существовать безвыходные ситуации.

На мгновение, перед его внутренним взором возникла тихая тенистая роща, тронутая первыми красками осени, и русло ручья, где в заросших травой берегах течет живая вода, но Карл лишь покачал головой, отгоняя счастливое видение. Время для сладких грез было самое не подходящее, им предстоял трудный дневной переход.

— Извините, господа, — сказал он, оборачиваясь к Марту и Георгу. — Сегодня мы не остановимся на дневку. Мы снова пойдем вперед. Что скажете?

Георг промолчал, только коротко поклонился, принимая решение Карла без возражений, и, повернувшись, неторопливо пошел к своим людям, собравшимся рядом с лошадьми.

— Вероятно, вы правы, господин мой Карл, — чуть улыбнулся Строитель. — В «кольце» любое направление — всего лишь иллюзия, но если нам все-таки удастся прорваться, то лучше все-таки на юг, чем на север.

— Ну, что ж, — кивнул Карл. — Последняя попытка, господа.

Эти слова он произнес так, чтобы его услышали и люди бана Трира, которые, надо отдать им должное, вели себя безукоризненно и до сих пор не дали Карлу ни единого повода усомниться в их надежности. Однако люди всегда остаются людьми, им нужен кто-то, кто ведет их за собой.

Карл подошел к терпеливо дожидавшемуся его решения Гектору и, вдев ногу в стремя, легко — пока он еще мог делать это легко — вскочил в седло.