Хозяйка Судьба - Мах Макс. Страница 54

Он посмотрел на пустую стену, но силою своего воображения увидел вечную Тьму, безграничные владения Великого Ничто, сквозь которое длили свой стремительный, но казавшийся медлительным, полет из вечности в вечность рождающие свет и бросающие по сторонам блики чистых цветов Кости Судьбы.

Цуд… Аметист показал ему цифру «3». И эта случайная — но случайная ли? — подсказка оказалась решающей. Выбор был сделан, и Карл, не раздумывая, выбрал дверь. Цуд… Шеголь… Кер… Аметист, рубин, алмаз… Ни боли, ни видений… Ни сомнений… Выбор сделан, дверь отворяется… Пространство, ограниченное рамой «окна» заволокло туманом, как будто серый занавес упал перед ними в проеме приподнятой над полом «двери».

— Следуйте за мной! — Позвал, или возможно, даже приказал Карл и первым шагнул через порог.

2

Эта дверь открылась в темную с затхлым воздухом пещеру. Просторная и никем не обжитая, она, тем не менее, носила на себе знаки человеческого присутствия. Вот только это были дела давно прошедших дней, и, судя по ощущениям Карла, он и его спутники были первыми за многие и многие годы, кто снова посетил это не случайное место. Вероятно, почувствовал это не один только Карл, но никто не произнес ни слова, и во мраке пещеры слышалось лишь тихое поскрипывание песка и мелких камешков под подошвами их башмаков да еще более тихое дыхание семи интуитивно собравшихся в плотную группу людей.

Потом Анна зажгла на ладони алый светящийся шар, наподобие тех, что раскалив до бела в топке своей ненависти или боевого азарта, мечут во врагов обученные искусству боя колдуны и колдуньи, и тьма отступила. Пожалуй, найти отсюда выход Карл смог бы и в полной темноте. По-видимому, не хуже «видели» во тьме и все остальные, не исключая и Августа, который совсем не случайно получил уже много лет назад прозвище Лешак. Но при свете волшебного светильника, невесомо парящего над тонкими белыми пальцами дочери Кузнеца, можно было увидеть то, что лишь почувствовал и дополнил своим воображением Карл, едва перешагнув порог двери. Каменную раму, например, украшенную простой незатейливой резьбой, обрамлявшую единственную ровную плоскость обработанного камня на неровной стене пещеры, или узкую стреловидную арку выхода, за которой начиналась крутая лестница вверх с неровными выщербленными ступенями. По ней Карл, не мешкая, и повел своих спутников, тем более, что никаких других путей наружу пещера не предлагала.

Впрочем, поднимались они не долго. Чуть больше полусотни ступеней, длинный, все время меняющий направление коридор, являвшийся, на самом деле, всего лишь цепью естественных пещер, имевших разные, но не впечатляющие размеры и кое-где соединенных искусственными проходами, и вот уже где-то впереди забрезжил дневной свет.

— Как вы смогли…? — Виктория могла не продолжать, Карл вполне понял, о чем она хочет спросить.

— Птицу, вышитую на шелке, можно показать другим, — усмехнулся он в ответ, вспомнив еще одно подходящее случаю изречение Ишеля. — Но игла, которой ее вышивали, бесследно ушла из вышивки. Я ясно выразился?

И это было все, что он мог ей теперь сказать, иначе пришлось бы рассказывать и о многом другом, о чем рассказывать не хотелось, да и не стоило. А ответ, настоящий ответ был одновременно и прост, и сложен, как, впрочем, и все настоящие ответы.

Что бы, на самом деле, ни произошло с ним в Зеркале Ночи — был ли это всего лишь сон, так страшно похожий на жизнь, или все-таки это была настоящая жизнь, пусть и иная, извращенная, похожая на страшный сон — но чем бы это ни было, ничто из того, что довелось Карлу там пережить, узнать и прочувствовать, он не забыл. К сожалению, помнил он и то, о чем хотелось бы как можно скорее забыть, и то, о чем, будучи человеком чести, забыть следовало, хотя забывать и не хотелось. Однако среди множества оставшихся у Карла воспоминаний — впечатлений, ощущений и знаний — имелось не мало и такого, о чем забывать было никак нельзя. Там в мрачном «отражении» Зеркала Ночи ему довелось узнать многое о многом и, среди прочего, открылась ему там правда и об истинной природе магических зеркал. Впрочем, оставалась вероятность того, что знание это было таким же ложным, как и исковерканная жизнь Карла Ругера, прожитая им по ту сторону Ночи. Однако, положа руку на сердце, Карл в такую возможность не верил и, как выяснилось, оказался прав.

3

Последняя пещера, узкая трещина в каменной стене, через которую льется солнечный свет, и вот они стоят уже на неровной каменной площадке, по краям которой растут искривленные ветрами сосенки и жалкие пучки вереска, а перед ними открывается великолепный вид на долину реки и темный, почти черный город, стоящий на берегу длинного и узкого морского залива.

Линд… Карл покинул его восемьдесят три года назад, и никогда больше сюда не возвращался. Что же привело его сюда теперь?

«Прошлое?»

Но мало ли других городов в Ойкумене? Тех, в которых бывал он когда-то и порою не раз, как, например, в Цейре? И сколько других мест хранили память о его прошлом?

«Начало…»

Возможно, что именно это и имел он в виду, отправляясь теперь в Линд, ведь первый шаг запечатлевается в памяти лучше, чем многие из следующих за ним, и означает, обычно, для идущего много больше, чем это может показаться. Однако если верить Петру, Карл родился вовсе не здесь, в стенах древнего торгового города, а в предгорьях Высоких гор. Имело ли особое значение место его рождения? Как знать. Может быть, и имело, однако, верно и то, что Петр Ругер тогда направлялся именно в Линд. Возможно ли, найти теперь, через сто лет, место случайного ночлега безногого ветерана? Ответ был, разумеется, отрицательным. Однако город — это такое место, которое совсем не просто стереть с карты Ойкумены, и Линд — «город под черными крышами», как и прежде, как сто лет назад, и как пятьсот, стоит все там же, где и воздвигли его когда-то люди, на берегу Узкой бухты. Стоял, стоит, и будет стоять, даже если обратится в руины. И скалистая сопка в трех лигах к югу от города все так же будет хранить в своей груди глубокую рану длинной извилистой пещеры, куда открывается дверь из зала Врат. Случайно это или закономерно? Ведь и в Орш, где сто лет назад увидел свет незнакомый Карлу его близнец, ведет точно такая же тропа.

«Близнец», — у него не в первый раз мелькнула мысль о природе такого совпадения, но для того, чтобы рисунок сложился и приобрел завершенность, Карлу требовалось выяснить кое-что еще, и он даже знал теперь — или, во всяком случае, предполагал, что знает — как это можно сделать. Однако и то верно, что дело это было не спешное, в том смысле, что торопиться пока было некуда и незачем, да и обстановка к такого рода разысканиям не располагала. Солнце уже успело пройти две линии после перелома, и если они предполагали попасть в город засветло, то с этим стоило поспешить. Поэтому, отложив пока славную своей простотой идею на потом, Карл обернулся к своим спутникам и, указав рукой на далекий город, сказал с улыбкой, предназначавшейся всем семерым, но прежде всего Деборе:

— Добро пожаловать в Линд, дамы и кавалеры, — сказал он, делая плавный жест рукой в сторону города. Отсюда, с высоты, он был виден едва ли не целиком, хотя это и являлось иллюзией. Линд был слишком большим городом, чтобы увидеть его весь, с гаванью и портом, с северной, приморской, стороной, да и многих других частей города сложный рельеф местности увидеть с этой точки не позволял. Зато они могли видеть Лабу в ее просторной долине, и длинную череду водяных мельниц и жавшихся к ним убогих бараков прядильных и ткацких фабрик. Линд, как и многие другие города, стоял на реке. Однако река через город не протекала, огибая его стороной, вдоль южной и западной, казавшихся сейчас совершенно черными, крепостных стен. С запада же к городу примыкала и темная громада обрывистой скалы, на вершине которой стояла мощная крепость с высоким круглым донжоном, бывшая когда-то резиденцией Линдских князей. Но власть князей над городом и примыкающими к нему землями давно миновала, и в крепости размещался теперь наемный гарнизон, которым командовал кондотьер, служивший за деньги нынешним хозяевам Линда — господам городским советникам.