Хозяйка Судьба - Мах Макс. Страница 69

«Кто ты Карл», — спросила его Дебора.

Кто?

Не тот ли он человек, о котором грезил в незапамятные времена безымянный «прозревающий»? Но, что, если все так и обстоит? Тогда, который из двух?

Игнатий сказал «маг» и, зная, что Карл лишен магического Дара, предположил, что речь идет не о нем. Однако, похоже, Карл не вовсе лишен такого Дара, ведь он видит сквозь тьму, и может по своему желанию призывать рефлеты…

«Рефлеты», — отметил он, откладывая мелькнувшую вдруг мысль на потом.

Вопрос лишь в том, какова природа этого Дара? И является ли способность к стихийной магии, о которой говорили Виктория и Дебора, исключительно человеческой силой? Ведь и среди иных встречаются маги огромной силы…

Карл подошел к шестигранному столику из полированного вишневого дерева, на котором заботливые и безгласные слуги Великого Мастера оставили серебряные черненые подносы с фруктами, сладостями и кувшинами с вином, и остановился, рассматривая получившийся натюрморт. Ему понравилось сочетание цветов темных поздних вишен с кроваво-красными пятнами сиджерских гранатов и глубокой зеленью северных яблок. Краски осени завораживали, но одновременно и направляли мысль, организуя ее, придавая ей стройность, отсекая лишнее и не существенное.

«Старый… — напомнил себе Карл. — Старый… Но позволительно ли так сказать о Долгоидущем, сколько бы ни было ему лет?»

И, тогда, единственным надежным признаком оказывался меч иных, который входил составной частью в оба определения.

«Если меч тот…» — сказал Даниил, но кто сказал, что Великий Мастер не может ошибаться?

Однако додумать эту мысль до конца он не успел. Короткий стук в дверь означал, что время, предназначенное для одиноких размышлений, миновало.

— Войдите! — разрешил Карл, и мысленно подвел итог своему поиску словами, сказанными им самому себе на второй или третий день своего пребывания во Флоре.

«До тех пор пока не доказано обратное, я человек», — повторил мысленно Карл и улыбнулся вошедшему в комнату Августу.

— Рад тебя видеть, — сказал Карл.

— Вам не стоило обо мне беспокоиться, — совершенно серьезно ответил Август, входя в комнату и прикрывая за собой дверь.

— Я и не беспокоился, — снова улыбнулся Карл. — Проходи, угощайся… Как прошла встреча?

— Старик был рад получить весточку от племянника, но особенно, как мне показалось, от вас, Карл.

Август, не чинясь, подошел к столу, налил себе красного вина и в два сильных глотка ополовинил кубок.

— Отличное вино, — сказал он с улыбкой, и отправил в рот спелую вишню.

— Ну, я, впрочем, и не сомневался, что Кузнецы понимают толк в хорошем вине, — сказал он, выплюнув на ладонь косточку. — Вот ответные письма.

Он бросил косточку в пустую плошку, и достал из внутреннего кармана своего колета два сложенных вчетверо и не запечатанных пергамента.

— Это Марту, его, я, если позволите, передам сам, а это вам, — и он протянул Карлу письмо от старого Медведя.

— Спасибо, Август, — Карл принял письмо, развернул его и быстро прочел.

Как он и ожидал, Михайло Дов знал ответы на те вопросы, которые задал ему Карл, однако доверить тайное знание пергаменту остерегался и, значит, или Карл должен был пойти к нему сам, чего делать, по-видимому, не стоило, так как рисковать без причины не следует даже тем, кого согласно принятым на себя обязательствам оберегает древняя магия Мотты, или…

«Или», — решил он, складывая письмо и убирая его в карман.

— Август, — сказал он вслух. — Мне надо кое о чем подумать в тишине. Я сяду вот там, в углу, а ты не тревожь меня, пока я сам не заговорю, и не позволяй другим. Хорошо?

— По вашему слову, Карл. — Если Август и был удивлен, виду он не подал и, кажется, был готов просидеть все то время, которое может понадобиться Карлу, изображая собой неодушевленный предмет.

— Спасибо, Август, — Карл подошел к облюбованному им креслу и развернул его так, чтобы сидеть спиной к комнате. — Но ты не должен делать большего, чем нужно. А нужно только не говорить со мной. В остальном, чувствуй себя свободно. Ешь, пей, кури… Только не пой, пожалуйста, и не танцуй, — закончил он с улыбкой и, сев в Кресло, закрыл глаза.

— Вы знаете, Карл, — Лев Скоморох обычно говорил тихим и, пожалуй, даже мягким голосом. Если не знать его так хорошо, как знал Карл, можно было легко обмануться и принять этого не высокого, полноватого кавалера с седыми клочками волос, сохранившихся на совершенно голом черепе только над ушами, за провинциального небогатого землевладельца и непременно отца многочисленного семейства, состоящего сплошь из одних только женщин. И лицо у него было под стать фигуре и манере одеваться, некрасивое, но располагающее, добродушное… Однако все это не соответствовало действительности. Маршал Скоморох был блистательным полководцем великой эпохи. И тихую жизнь провинциального затворника, делящего свое время между полями и фермами своих крошечных владений, любимыми книгами, и малочисленной семьей, состоящей из больной жены, слывшей некогда одной из первых красавиц императорского двора — она была на полторы головы выше своего мужа — и двух богатырского сложения сыновей, вот эту спокойную размеренную жизнь он обрел, только выйдя в отставку.

— Вы знаете, Карл, — сказал Лев. — Что самое трудное для меня в профессии полководца?

— Посылать людей на смерть, — предположил Карл.

— Да, — согласился Лев. — Скверное у нас ремесло, Карл. Но смерть… Смерть лишь частный случай. После сражений мне всегда было стыдно смотреть в глаза уцелевшим. Люди не шахматные фигуры, Карл, так я это понимаю, и война не игра.

«Странно, что я вспомнил именно об этом разговоре…»

Действительно странно, потому что, если мысль, высказанная маршалом, и имела отношение к тому, о чем думал сейчас Карл, то только опосредствованное. На самом деле, занимала Карла гораздо более общая мысль о характере отношений между людьми, о чести и достоинстве человека, и о порядочности, которая предполагает уважение к собеседнику.

«Я могу сделать одно из двух, — размышлял он, сидя в кресле с закрытыми глазами. — Позвать Медведя сюда, или… или „сходить“ к нему самому».

На самом деле, он уже все для себя решил, и рассуждения на данную тему служили сейчас лишь одной цели, успокоить взявшее разгон сердце. То, что предполагал совершить Карл было чем-то настолько новым и, пожалуй, неприятным, что даже его бестрепетное сердце отозвалось на вызов, который предстояло теперь Карлу бросить неведомому. Но…

«Логически рассуждая, если возможно первое, то почему бы не случиться и второму?»

Карл едва успел додумать эту не слишком сложную мысль, как мир изменился, и означало это, что даже невозможное возможно. Чуть окрашенная в красный цвет тьма — он сидел перед окном, за которым сияло яркое солнце ранней осени — сменилась чуть приглушенными сумерками раннего вечера, хотя Карл доподлинно знал, что скачка во времени не произошло. День был тот же самый, и час тоже, но место, разумеется, было другое. Он стоял сейчас в толчее рыбного рынка и перед ним, буквально в нескольких шагах, находился старенький и неказистый дом аптекаря Михайлы Дова.

«Возможно все, — подумал он с каким-то пугающим равнодушием. — Надо только захотеть…»

Однако, несмотря на охватившее его равнодушие, приближающееся по силе к полному безразличию, Карл помнил, что привело его к дому старого Медведя, и зачем он сюда послан. Поэтому, не медля, но и без спешки, он пошел к дверям, не обращая внимания на снующих туда-сюда людей, которых он, впрочем, каким-то образом совершенно не задевал, хотя порой шагал прямо на них. Однако все как-то устраивалось, и им удавалось разминуться, без какого-либо усилия с обеих сторон. И это было странно, потому что точно так же, как Карл не обращал на них никакого внимания, так и они совершенно игнорировали его присутствие. Подойдя к дверям дома, Карл задержался на мгновение, но стучать нашел излишним, и просто прошел через закрытые створки, совершенно этого, впрочем, не почувствовав и не придав случившемуся никакого особенного значения.