Шторм-вор - Вудинг Крис. Страница 7

Самым ужасным было лицо. Под морщинистой и увядшей, как у древнего старика, кожей, проступали кости черепа. Левая половина лица была почти целиком металлической, левый глаз заменяла черная сфера. Второй глаз, желтый в крапинку, смотрел на мир с детским изумлением. Узкий рот был почти безгубым, а когда Ваго говорил, в тусклом свете поблескивали стальные клыки.

– Я урод? – переспросил он. – Такие, как я, уроды?

– Ага! – закричала Эфемера, восторженно хохоча. – Урод – вот ты кто!

Вчера ночью в комнату Ваго влетела морская птица. Он стоял у окна в своем уголке, когда она влетела и упала замертво, врезавшись в трубу.

Это происшествие опечалило его. Морская птица не была уродом. По крайней мере, для Ваго. Даже мертвая они была прекрасна. Ее перья были гладкими и мягкими, и ему нравилось, как они щекочут кожу при прикосновении. Он вспоминал, как она летела, как быстро умерла. Он гладил ее крылья и думал, насколько они элегантнее его собственных неуклюжих приспособлений на спине. Ваго пошевелил своими крыльями, насколько позволяло тесное пространство. Неужели они для этого? Чтобы летать? Но как? Он даже не умел ими пользоваться. Ему понравилась морская птица. Поэтому он нашел обрывок веревки, привязал ее к лапам птицы своими ловкими пальцами и повесил мертвое тельце себе на шею. Таким увидел его Креч, когда они с внучкой поднялись по лестнице.

– Посмотри на него! Посмотри на него! – закричала Эфемера, дергая Креча за руку, приплясывая и тыча пальцем.

Ваго удивленно смотрел на них, не понимая, что так взволновало девочку.

– О, Ваго, что это у тебя? – спросил Креч. Он подошел ближе и посмотрел на странный кулон голема. Ваго слегка отпрянул, хотя и был на две головы выше Креча.

– Ну-ну, я тебя не обижу, – сказал старик. – Я просто хочу посмотреть.

Ваго нехотя позволил Кречу снять птицу. Хозяин частенько поколачивал его, а голем так и не научился предугадывать, когда старик впадет в ярость. Впрочем, сейчас Креч вроде бы не взял с собой узловатую трость, обычно служившую орудием наказания. Ваго боялся побоев. И не только потому, что они причиняли ему боль. Нет, гораздо страшнее были темные, незнакомые чувства, которые просыпались у него в душе в такие минуты. Мрак, жар, гнев… Он не знал, откуда они берутся, но опасался, что когда-нибудь может поддаться им и совершить нечто ужасное.

– Очаровательно, – пробормотал Креч, вертя птицу в руках. – Где ты это нашел?

– Она влетела в окно, – ответил Ваго.

Его голос напоминал нечто среднее между воем и басовитым рычанием. Когда он говорил, казалось, что он с усилием выталкивает слова.

– Удивительно. Никогда не видел ничего похожего.

– Но он нацепил ее на шею! – пискнула Эфемера, разочарованная тем, что ее попытка выставить Ваго на посмешище не увенчалась успехом.

Креч не обратил на нее внимания.

– Ну, я не специалист, но думаю, ты нашел нечто необычное, Ваго, – задумчиво проговорил он. – Я бы даже сказал, что эта птица прилетела откуда-то из-за городских стен, однако это невозможно. – Он рассмеялся.

– Из-за городских стен?

– Не важно. Бред старого дурака. Недоумение Ваго отразилось в его единственном зрячем глазу.

– Не понимаешь? За стеной ничего нет, ты, глупый голем! – сердито рявкнула Эфемера. – Есть только Орокос, и больше ничего!

1. 6

Турпан и Моа добрались в гетто к полудню. Небо по-прежнему было серым, но дождь прекратился, и мокрый город блестел в тусклом солнечном свете. Все утро они петляли по улицам Орокоса, огибая районы, захваченные призраками, часто останавливаясь, чтобы расспросить местных жителей и убедиться, что последний вероятностный шторм не изменил географию. Улицы и здания Орокоса имели склонность перемещаться. Говорят, даже целые районы порой переезжали на новое место.

Старики еще помнили тот день, когда весь Орокос полностью изменился, превратился в свое зеркальное отражение. Здания с северной окраины оказались на южной, восток и запад поменялись местами. А в остальном все осталось как было, симметрия была идеально соблюдена. Не часто увидишь такой переворот, говорили старожилы. Обычно изменения были не столь значительными. Например, Моа, которая всю жизнь была правшой, однажды проснулась левшой. А легкие Турпана в разгар вероятностного шторма отказали, и он чуть не умер. С тех самых пор он был вынужден носить респиратор. Шторм-вор украл у него дыхание.

Гетто представляло собой запутанный клубок улиц и переулков. Прежде его частично окружала стена, но, как и все стены в Орокосе, она продержалась недолго. Внутри гетто когда-то были изумительно красивые площади – теперь на них теснились нищенские хижины. Громадные вычурные здания возвышались над скопищами жалких хибарок и лачуг, мрачные фасады древних мавзолеев сурово смотрели друг на друга через бурлящие каналы, а зияющие металлические арки вели в глубокие подземелья.

Ворота охраняли солдаты Протектората, они проверяли идентификационные полоски, вытатуированные на предплечье каждого жителя гетто. Обитателям гетто позволялось выходить за пределы отведенных им зон только по специальным пропускам. Сорвиголовы вроде Турпана и Моа регулярно нарушали правила, однако это была опасная игра. Если солдаты поймают их, то уведут, а те, кого уводили, никогда не возвращались.

Турпан и Моа проникли в гетто через одну из десятков улочек на задворках. Глупыш улизнул где-то по дороге. Турпан пообещал, что обязательно расскажет Анье-Джакане о проступке мальчишки, если тот от них не отстанет. На самом деле он не собирался этого делать – Глупыш не заслуживал наказания, которое назначила бы для него атаманша воров. Но Турпан решил, что немного попотеть от страха растяпе не помешает. Может, в следующий раз он дважды подумает, прежде чем покинуть свой пост ради пирожка.

Логово Турпана и Моа раньше было каким-то бункером. Снаружи виднелся только круглый ржавый люк в бетонной стенке канала. Он находился под мостом, а чтобы и вовсе скрыть его от любопытных глаз, Турпан соорудил над ним маленькую хибарку. Но от люка вниз шла лестница, ведущая в три маленькие комнатки с прочными стенами. Люк запирался на кодовый замок, но, когда Турпан впервые нашел его, люк был распахнут настежь. Была ли это проделка вероятностного шторма или еще что, Турпан так и не узнал. Он просто запомнил цифры и поселился в бункере. Позднее, когда он познакомился с Моа, он пригласил ее пожить там вместе с ним. Сначала она отнеслась к нему с подозрением, но потом согласилась. Найти такое надежное убежище в гетто было исключительной удачей, и они ревниво хранили тайну своего дома.

И теперь, прежде чем идти к атаманше, они сначала направились в логово. Стены и пол были из голого металла, но Турпан и Моа насобирали много одеял, ковриков, половичков, штор и подушек, застелили ими пол и соорудили постели. В главной комнате стояла крохотная масляная печь для готовки и отопления. Комната была завалена всевозможными деталями, которые они украли или подобрали в надежде собрать из них что-то такое, что можно обменять или продать. Комнатка Моа была самой маленькой и до пояса заваленной мягкими тканями. По ночам девушка буквально зарывалась в них и спала в этом плюшевом коконе.

Моа любила спать. Ей всегда снились такие яркие сны – сны о полетах высоко над землей, сны о загадочных далеких странах, сны, полные приключений и романтики… И стоило ей зарыться в груду мехов и одеял и закрыть глаза, как жизнь наполнялась радостью и чудесами.

Они захлопнули за собой люк, с грохотом ссыпались по лестнице в главную комнату и уселись на пол. Тогда Турпан осторожно вытряхнул содержимое сумки на коврик между ними.

Моа сидела, зажав ладони между коленями. Турпан взглянул на нее. Прямые черные волосы, липкие от грязи, падали ей на лицо, кожа была такой бледной, что он видел голубые прожилки вен на запястьях и шее. Отправляясь на дело, Моа натянула потертые зеленые брюки, ботинки и черную курточку с длинными рукавами, обтрепанную понизу.