Гражданин тьмы - Афанасьев Анатолий Владимирович. Страница 41

— Пока войти в доверие, стать незаменимой — иными словами, занять место Иванцовой. Дальше видно будет. Успокойся, тебе помогут, у тебя будут консультанты и все прочее, что необходимо. Вся современная наука любви к твоим услугам. Со всеми ее самыми изощренными приемами.

Магнат поднялся на ноги, взглянул на ручные часы. Аудиенция закончена.

— Гай Карлович, можно последний вопрос?

— Говори.

— Даже два.

— Быстрее, Надя, спешу.

— Туркам я подчиняюсь или нет?

— С этого дня ты подчиняешься лично мне. Но слушаешься всех. Улавливаешь тонкость?

— Улавливаю… Гай Карлович, Иванцова — моя школьная подруга… Пожалуйста, скажите, что с ней?

— Ты же ее недавно видела?

— Да, но вы сказали, придется наказать.

— А-а, ты вон про что… — Неожиданно Ганюшкин перестал спешить и опустился обратно в кресло. Больше того, посадил меня к себе на колени, нежно обняв за плечи. — Хорошо, удовлетворю твое вполне понятное любопытство. Сейчас вместе проведем маленький научный опыт Ну-ка, признайся, как относишься к Гене Шатунову?

— К Мослу? Как к нему можно относиться? Животное, оно и есть животное.

— Ая-яй, Наденька, стыдно. Зачем же спала с этим животным?

— От страха, Гай Карлович.

— Что-то ты непохожа на трусиху… Ну да ладно… Геночка обидел наших турецких братьев, сама была свидетелем. И вообще последнее время ведет себя вызывающе, задирает хвост… Нет-нет, не волнуйся, ничего страшного, мы давно отказались от варварских методов воздействия — пытки и прочее. Пожалуйста, смотри внимательно.

Я не заметила, как в пальцах у него оказался дистанционный пульт, и лишь увидела, как вспыхнул экран телевизора, стоящего у противоположной стены. Изображение было четким, но беззвучным. Маленькая комната с операционным столом и разными приспособлениями, на столе лежал Мосол, к его голове подведены провода от каких-то приборов. Вокруг суетились трое мужчин в белых халатах, что-то налаживали, подключали, возможно, готовились к операции. Сцена напоминала кадры из популярного штатовского сериала "Скорая помощь", который я недавно смотрела. Один знакомый гинеколог (не любовник, а именно врач) как-то сказал, что эту мыльную медицинскую оперу российские врачи воспринимают как суперкинокомедию, не уступающую фильмам Чарли Чаплина. У Геннадия Мироновича глаза вытаращенные, как у человека, который ушел под воду и понимает, что вынырнуть не успеет.

— Что с ним делают? — спросила я почему-то шепотом.

— Ничего. — Гай Карлович нежно помял мои груди. Я не сомневалась, что ему приятно. — Все, что надо, они уже сделали.

И действительно один из медиков освободил голову Мосла от путаницы датчиков, второй скинул ремни, которыми тот был примотан к столу. Ошарашенный Мосол слез со стола, неуклюже раскачивался. Ближайший врач поводил перед его лицом ладонью. Мосол скривился в неуверенной улыбке.

Гай Карлович отключил изображение.

— Ну, как тебе?

— Ничего не поняла. Ему вкололи наркотик?

— Мелко мыслишь. Надежда Егоровна. Старыми категориями. Его изменили.

— Как изменили? Отрезали что-нибудь?

— Ах, Надин, какая же ты непонятливая девочка! Ладно, сейчас увидишь, — спихнул меня с колен довольно бесцеремонно, потянулся к телефону, снял трубку и, не набирая никакого номера, распорядился:

— Подайте сюда Мосолушку. — Энергично потянул носом, потер руки. В непроницаемых глазах такое выражение, будто нанюхался кокаину. — Любопытное ты существо. Надежда Егоровна.

— В каком смысле?

— Увидеть такое — и даже бровью не повести! В твоем-то возрасте… Неужто ничего не почувствовала?

— Что я должна почувствовать?

— Ну не знаю — жалость, страх, содрогание душевное. Все же — э-э — сожитель.

— Не понимаю. Гай Карлович, чего от меня ждете?

— Ничего не жду, ровным счетом ничего. Но вижу, с Громякиным справишься. И не только с Громякиным, да?

Отвечать, слава богу, не пришлось. Отворилась дверь, и робко, боком втиснулся в кабинет Геннадий Миронович. Первое, что бросилось в глаза, от его привычной раздвоенности не осталось и следа. Теперь это была однозначная определенная личность, без внутренних метаний, с каким-то неожиданно появившимся прилизанным хохолком на голове. Без всяких закидонов и амбиций. Лох. Человек доисторического времени, когда существовали бесплатные туалеты. И голос новый, чуть ниже тембром, басовитый и заискивающий.

— Звали, барин? — спросил, скользя туманным взглядом куда-то в заоконное пространство. У меня по коже пробежали мурашки.

— Звал-звал, — благодушно отозвался Ганюшкин, подойдя к страдальцу ближе. — Как зовут тебя, помнишь?

— Мослом Мословичем, ваше высокоблагородие.

— Верно… Ну-ка, открой рот.

Геннадий Миронович послушно вывалил язык, и магнат зачем-то подергал его зубы. Потом вытер ладонь о белую сорочку Мосла.

— Кому служишь, горемыка?

— Вам, ваше высокоблагородие.

— А еще кому?

— Вот ейтой дамочке, запамятовал, как звать-величать, Простите Христа ради, — ожег пустым и каким-то влажным взглядом, от которого меня замутило. Преданный пес не смотрит жалобней.

— Опять верно, — похвалил Ганюшкин. — Теперь докажи, как любишь свою хозяйку.

С утробным урчанием Мосол повалился на колени, подполз к пуфику и облизал мою туфлю, при этом крепко зажав в ладонях щиколотку.

— Почеши его за ухом, почеши, — улыбчиво посoветовал Ганюшкин. — Они это любят.

— Гай Карлович, вам нравится превращать людей в мошек? — спросила я холодно.

— Зачем превращать? Они и есть мошки, дорогая.

7. ПОЯВЛЕНИЕ МАЙОРА

Звонок раздался среди ночи, и в первую минуту я не могла сообразить, кто бы это мог быть. Подумала, кто-то из ошалевших бывших спонсоров. За восемь лет столько мужиков прошло через мои руки, и некоторые имели обыкновение возникать заново из прошлого, аки привидения, пытаясь снова занять место в моем сердце. Никому этого не удавалось. Я не из тех, кто лакомится тухлятинкой.

Голос в трубке звучал в настырной интонации забуксовавшего автомобиля. Звонивший был явно под хмельком.

— Позовите гражданку Марютину, пжалуста! Это ты, Надин? Чего-то не слышу? Я куда попал?

Я включила ночник, взглянула на часы — половина второго. Значит, поспала около часа. Вечером засиделись с мамочкой, судачили, как две кумушки. Отца вспоминали, угоревшего от «Рояла» на заре реформ, поплакали, конечно. И мои делишки обсудили. Маму я, естественно, ни во что не посвящала, но она чувствовала, что-то неладно. Какая-то фирма, хожу на работу — отродясь такого не бывало. Прежнюю мою жизнь она осуждала, а теперь испытывала страх. Для нее само слово «фирма» звучало зловеще. Так же как все новые слова: «префектура», "брокеры", «дилеры», "киллеры" и прочее — все одинаково. Все чужое. Все ранило сердце, сплавляясь в усталой головке в болезненное, надрывное понятие — общечеловеческие ценности, рынок.

— Эй, вы знаете, который час? Мужчина заныл заново:.

— Мне бы гражданку Марютину… Пжалуста, позовите ее к телефону. Это ты, Марютина?

— Допустим, а вы кто?

Но когда спросила, уже знала ответ. Секретный агент. Он постоянно придуривался, даже в постели. Сразу все вспомнила. Волшебная ночь. Утреннее исчезновение. Помада на зеркале. В постели он прикидывался вампиром, импотентом и сексуальным маньяком. У меня никогда не было такого забавного партнера. Половину ночи занимались любовью, вторую половину пили водку и хохотали. С тех пор я, кажется, больше не смеялась ни разу. Искренне. Без истерики. Как в детстве.

— Я почему позвонил-то, — нудело в трубке. — Получил сообщение, а уже ночь. Думал, дождусь утра. Но вдруг что-то срочное. Дай, думаю, сразу звякну, хотя и пьяный. Вдруг у нее, к примеру, денег нет на такси. Или прокладки закончились. Это ты, Надин?

— Антон, почему ты пропал?

— То же самое могу спросить у тебя.

— Я знаю, почему ты пропал. Никогда не надо отдаваться мужчине с первого раза. Все мужчины одноклеточные. Они думают, если женщина сразу задрала ноги, она непременно шлюха. А тут еще эти хачики. Дополнительный штрих. Наверное, решил, я только и делаю, что ошиваюсь по ночным клубам.