Начнём сначала - Гамильтон Лорел Кей. Страница 15

— Что ты собственно хочешь? — и при этом голос её звучал неуверенно и безразлично.

— Везу тебя к себе, где мы сможем нормально отдохнуть и поговорить. — Её ничуть не удивила та лихость, с которой он нёсся в потоке машин, но он явно чего-то не соображал, если думал, что она сможет отдохнуть в его присутствии. Находясь рядом с ним, она чувствовала себя как кошка на раскалённой крыше. — Нам многое ещё надо обсудить, поэтому я, пожалуй, начну. Итак, я спрашиваю опять: «Где скрывается Доминик?"

— Понятия не имею.

Ей тоже хотелось бы это знать, поэтому, когда он кинул украдкой взгляд в её сторону, то заметил, как её брови сдвинулись к переносице.

— Я готов поверить тебе. Насколько я знаю, тебе не безразлично, чем он занимается сейчас. Но я не могу забыть, как ты пыталась меня обмануть, прекрасно зная, что Марти тяжело болен.

Итак, чем же занимается Доминик? В данный момент это не казалось Селине столь уж важным. Она наконец начала собираться с мыслями и решила: как только они доберутся до его дома или куда-то там ещё, она тут же уйдёт и на такси доберётся до своей машины. Её чековая книжка и кошелёк лежали в сумке, которую она крепко прижимала к коленям, впившись ногтями в её мягкую кожу.

Однако его намёк, что она как-то замешана в то, чем занимается Доминик — как он мерзко у него прозвучал, — задел её за живое. Он совсем не знал её, настоящую Селину Росс. Обида выплеснулась в страстных и резких словах: «Я люблю дядю! Когда он узнал, что ты собираешься его навестить, у него случился сердечный приступ — вот как он „обрадовался“! Почему же ты удивляешься тому, что я сделала все для того, чтобы ты не досаждал ему?

Она посмотрела на него, и лёгкая улыбка на его непроницаемом лице разозлила её.

— Доминик сказал мне, что ты — его враг, и он был прав. Абсолютно прав, если то, что ты можешь отнять у Мартина все имущество, правда. И не говори мне, что я могла или не могла сделать, когда речь идёт о моем двоюродном брате, потому что, несмотря на все, ты меня совсем не знаешь.

— Как знать… — От звука его голоса у неё пошли по коже мурашки. — Откуда же тогда я знаю, какую еду и какую музыку ты любишь? Откуда я узнал про твою собаку? Мартин подарил тебе её щенком на день рождения, когда тебе исполнилось четырнадцать лет. Ты была убита горем, когда собака в прошлом году умерла. Её звали, Сам.

Она и забыла, что он знал много подробностей о её жизни. Во всяком случае, события дня отодвинули эти мысли на задний план. И вот сейчас это все нахлынуло на неё вновь: и чувство оскорбления, и отвратительное ощущение, что по её жизни беспардонно расхаживает незваный гость.

— Я скажу тебе сам, раз ты не решаешься спросить, — сказал он, прервав её молчаливую оборону. — В это время они сворачивали к набережной Темзы. — В течение многих лет Мартин рассказывал мне о тебе. Расхваливал тебя. Именно мне. От него я и узнал так много. Он любит тебя как родную дочь.

Селина закрыла глаза из-за внезапно нахлынувших слез. Она всегда знала, что Мартин любил её больше, чем Ванесса, которая была её кровной родственницей. Его любовь и его стремление уверить растерявшуюся сироту, что у нёс есть вторая семья, которая душой болеет за неё и всегда будет её опорой, позволили ей пережить внезапную в невосполнимую утрату одновременно обоих родителей.

Она подумала, что никогда не узнает, откуда у Мартина появилась эта сумасшедшая идея рассказывать о» ней Адаму — причём в течение многих лет, как он сказал, а это значит, что отношения отца с сыном не оборвались после его совершеннолетия, как это утверждала Ванесса.

Одно было ужасающе ясным. Адам знал, как любил её Мартин, что он относился к ней как к собственной дочери. Его угроза заставить её силой выйти за него замуж теперь начинала приобретать какой-то извращённый смысл. Этим он отнял бы её у Мартина так же, как отнял дом и дело. Она знала, каким горем было бы для Мартина видеть свою приёмную дочь в браке без любви с его врагом.

Когда Адам повернул свой «мерседес» к берегу реки, отпустила закушенный уголок нижней губы и передумала убегать. Ситуация уже не была такой однозначно черно-белой, как ей казалось чуть раньше. Да и была ли она когда-нибудь такой?

Он остановил машину на мощёной дорожке у кирпичного дома розового цвета, и её невидящие глаза вдруг уткнулись в вазоны с цветущими зимними цикламенами, которые стояли по обеим сторонам резной двери красного дерева.

Его представили ей, как врага Мартина, а эта угроза разорить своего отца и сводного брата диким образом подтверждала это. А его угроза заставить её выйти за него замуж, совершенно очевидно, была грубой формой мести.

Он был наделён завидной внешностью и обаянием, которые невозможно было не заметить. И ума ему, явно, не занимать. Так что же так глубоко ранило его психику? Что же заставило его упрямо следовать зову силы и мести?

Не потому ли, что, по его мнению, когда он был маленьким, отец не признавал его? Не здесь ли был ядовитый корень проблемы? Был только один способ узнать это. И, может быть, когда ей удастся выяснить, что им движет, она сможет что-то изменить?..

Не задумываясь, почему ей не хочется послать его к черту, она молча сидела, ожидая, когда он обойдёт машину и поможет ей выйти. Но она вскочила прежде, чем он до неё дотронулся, зная, что его прикосновения будят в её теле физическое желание, а таинственные флюиды, идущие от него, туманят её разум и волю.

Комната, куда он её провёл, была отделана старым полированным дубом и обставлена чисто по-мужски функциональной мебелью, без излишеств. Он сбросил дублёнку и протянул руку к её кожаному пальто, но она отрицательно покачала головой, глубже засовывая руки в карманы.

— Ты ела? — Его глаза смотрели на неё с вежливым спокойствием, как будто он знал, что она видела в пальто свою защиту и не желала уступить ему хоть в чем-нибудь. Она снова покачала головой, потом к ней вернулся голос.

— Я не голодна.

— Тогда кофе. — Это не было вопросом. Она внимательно следила, как он вышел из комнаты, не в состоянии оторвать глаз от его элегантной и красивой фигуры. Оставшись одна, она вздохнула и крепко сжала губы. От его облика исходила какая-то языческая колдовская сила. Она действовала без каких-либо усилий с его стороны, но Седина должна бороться с ней — самое главное! Она это может и сделает.

Подойдя к прямоугольному зеркалу в позолоченной старинной раме, она с ужасом заметила, что её широкий рот слегка приоткрыт, а глаза стали тёмными и мечтательными, как никогда раньше. Такой она себя раньше не представляла.

Седина сжала губы и постаралась удерживать их в таком положении, пока пыталась пригладить непослушную копну золотистых волос, но её густая шевелюра, как всегда, упрямо отказывалась подчиняться.

Услышав его приближение, она без суеты, но быстро повернулась, твёрдо решив, что он не должен увидеть её перед зеркалом. Он несомненно решит, что она прихорашивается для него.

Принеся поднос, он поставил его на маленький раскладной столик, и, в то время как он наливал кофе, Седина выпрямилась и равнодушно спросила:

— Так что же это все значит, Адам? Ты явно держишь зло на Мартина и всю его семью. Ты говоришь, что можешь их разорить — и я тебе верю. Мне ничего не остаётся делать, пока у меня нет доказательств уличить тебя во лжи. Но я хочу знать, почему?

Она заметила, как напряглись его широкие плечи и все тело замерло на секунду, потом он продолжил своё занятие и сказал с оттенком самоиронии:

— Это долгая история!

— У нас есть целый день, — заметила она, мысленно удивляясь своей словесной выходке. Она вовсе не хотела находиться целый день в его компании; чем меньше она будет его видеть, тем в большей безопасности будет чувствовать себя. Повернувшись, он сухо, почти бесстрастно улыбнулся и она ещё больше пожалела о сказанном, особенно когда он протяжно сказал:

— Понял. Но ты могла бы гораздо лучше провести время.

Седина не ответила. Это было единственное, что она могла сделать. Она взяла протянутую чашку и пошла с ней к камину, притворившись, чтобы выиграть время, что её заинтересовала висящая над ним маленькая акварель, на которой был нарисован дом из камня, стоявший где-то высоко в горной долине, а потом примостилась на край кресла с коричневой льняной обивкой и подголовником. Она поклялась уйти, если он не начнёт говорить до того, как выпьет свой кофе. А если он, посмеет ещё раз заикнуться о замужестве, она его ударит!