Огонь ведьмы (Др. издание) - Клеменс Джеймс. Страница 18

Скал'тум убрал коготь от горла Дисмарума.

Прорицатель опустил голову на грудь:

– Темный Властелин поступил мудро, послав тебя. С твоей помощью мы не можем потерпеть поражение.

Рокингем уловил в словах мага пылающую, но скрытую ненависть.

Ужасное существо закачало головой взад-вперед, разглядывая старика, так птица изучает червя.

– Я тебя знаю, с-старик, не так ли?

Дисмарум вздрогнул, то ли от страха, то ли от ярости.

Затем скал'тум повернулся к Рокингему, и в красных глазах монстра промелькнула искра веселья.

– А ты новенький. Я тебя помню.

Рокингем не понимал, о чем он говорит. Он ни за что не забыл бы этой встречи даже за тысячу лет.

Скал'тум положил палец на грудь Рокингема, и тот весь задрожал, испугавшись острых когтей. Чудовище наклонялось все ниже, приближаясь к нему, и схватило голову у самой шеи. Неожиданно оно метнулось вперед и прижало свой черный клюв к его губам. Черный язык проник в рот Рокингема, когда тот попытался крикнуть. Нет! Солдат сопротивлялся изо всех сил, но скал'тум держал его крепко, все глубже засовывая язык ему в рот. Рокингем начал судорожно дергаться в мертвой хватке, горло у него сжалось, в ушах застучала кровь.

В тот момент, когда Рокингем уже не сомневался, что задохнется, все закончилось. Скал'тум высунул язык и отошел. Рокингем упал на колени, опершись руками о землю, и стал кашлять и отплевываться.

– Я чувствую в тебе ее с-споры, – прошипел скал'тум, возвышаясь над ним.

Рокингема вырвало прямо в сорняки.

Глава 8

Жонглер пошел за странной женщиной. Она привела его в комнату, далеко не самую лучшую, стоившую всего шестнадцать медяков. Было темно, и служанка зажгла фитиль. При свете комнатка не стала уютнее. Стены давно следовало покрасить, а единственная кровать, похоже, являлась прибежищем для горстки мотыльков, бросившихся на свет лампы. Кроме кровати здесь имелся покрытый пятнами шкаф из кедра, стоявший чуть в стороне. Эр'рил подошел к нему и открыл одну дверцу. Наружу вылетело облако пыли и еще одна стайка мотыльков. Шкаф был пустым.

В комнате сильно пахло старым воском и немытыми телами, ее не мешало бы проветрить. Но единственное узкое окно, выходящее во двор, было замазано краской и не открывалось. В трех этажах внизу, во дворе, слышались громкие голоса и стук копыт. Пожар в саду переполошил весь город. Но его пожар не волновал.

Жонглер вложил служанке монетку в руку, и та выскользнула из комнаты. Затем закрыл дверь на щеколду и подождал, пока стихнут шаги. Других шагов, приближающихся к двери, он не услышал. Убедившись в том, что их никто не подслушивает, повернулся к женщине-барду. Она поставила свою сумку у изножья кровати, а лютню в футляре держала в руке и с ней вместе тихо опустилась на мятое покрывало. Лютнистка слегка повернула голову, и ее прямые светлые волосы рассыпались, обрамляя лицо, словно занавес сцену.

– Имя, которое ты произнесла… Эр'рил, – сказал он, пытаясь сразу разобраться в ситуации. – Почему ты меня так назвала?

– Но это же твое имя, разве не так?

Женщина, миниатюрная и крошечная, точно ребенок, осторожно положила лютню рядом с собой, но руки с нее не убрала.

Не обращая внимания на ее вопрос, он спросил:

– А ты кто такая?

– Я Ни'лан, из Лок'ай'херы, – кратко ответила она и подняла на него глаза в надежде, что он узнает имя.

Лок'ай'хера? Почему это название кажется ему знакомым? Жонглер попытался вспомнить, но не смог, за свои странствия он побывал в невероятном количестве городов и деревень.

– Где это?

Женщина отодвинулась от него и словно ушла в себя. Потом достала лютню из футляра, и снова ему показалось, что красное дерево, когда на него упал свет, зажило собственной жизнью.

– Как же быстро ты забыл, Эр'рил из Станди, – прошептала она, глядя на лютню.

Он вздохнул, ему надоели эти игры.

– Никто не называл меня этим именем сотни зим. Тот человек давно умер.

Он подошел к окну и отодвинул ветхую занавеску. Мужчины с факелами толпились во дворе. У многих в руках были ведра и лопаты. Подъехал фургон, и мужчины забрались в него. Двух тягловых лошадей пришлось хлестать бичами, чтобы они сдвинули с места такой груз. Фургон медленно покатил в сторону дороги. На западе оранжевое сияние заката заливало предгорья.

Неожиданно он вздрогнул, вспомнив, как в последний раз так же стоял у окна в той проклятой долине. Потом увидел пожары, бушевавшие среди холмов.

– Зачем ты меня искала? – спросил он, не оборачиваясь.

В стекле он видел отражение женщины-барда, которая сидела на кровати, опустив голову, и перебирала струны лютни. Одинокие ноты смягчили неприятную атмосферу, воцарившуюся в комнате.

– Потому что мы последние.

Ее музыка уводила его воображение из этой комнаты куда-то вдаль.

– В каком смысле – последние? – пробормотал он, повернувшись к ней.

– Мы – последний шепот силы из далекого прошлого, силы Чи.

Жонглер нахмурился. Он возненавидел имя бога, бросившего Аласею на растерзание гал'готалам.

– У меня нет этой силы, – сказал он жестко.

Она склонила голову набок, и волосы полностью закрыли ее маленькое лицо.

– Ты прожил пять веков и все еще сомневаешься в своей силе?

– Это сделал мой брат.

– Шоркан, – прошептала она.

Эр'рил едва заметно вздрогнул, когда она произнесла это имя. Затем, приподняв одну бровь, внимательно посмотрел на женщину.

– Откуда ты так много знаешь обо мне?

– Я изучала древние истории. – Тонким, изящным пальцем она убрала с лица прядь волос, и он увидел один фиалковый глаз. – И знаю древние слова: «Трое станут одним, и Книга будет связана».

– Старые слова из давно забытых времен.

Она прищурилась:

– Ты уже не похож на человека из тех историй. Тот человек спас Книгу и защитил ее. Он путешествовал по стране, пытался поднять восстание против Верховного Повелителя Гал'готы. Говорят, он все еще не оставил надежды сокрушить его.

– Я же сказал, это старые истории.

– Нет, это одна история. – Она убрала палец, и волосы снова закрыли лицо. – И она продолжается по сей день.

Эр'рил сел на подоконник.

– Как ты меня узнала?

Она погладила лютню у себя на коленях и тронула струну:

– Музыка.

– Что? Какое отношение твоя лютня имеет ко всему этому?

Она снова погладила лютню кончиком пальца.

– За Зубами, в глубине Западных Пределов когда-то стояла древняя роща деревьев коа'кона. Ты ведь знаешь о них – о волшебных деревьях коа'кона. Или забыл и про них?

– Я помню одно такое дерево, оно росло в центре долины А'лоа. – Он мысленно представил, как вечернее солнце просвечивает сквозь усталые ветви одинокого дерева коа'кона и его цветы в закатных лучах кажутся сапфировыми. – Оно выросло выше всех шпилей города.

Ни'лан выпрямилась на кровати, и впервые за все время он увидел ее лицо. В голосе и глазах неожиданно появилась тоска.

– Оно по-прежнему цветет?

– Нет. Когда я видел его в прошлый раз, корни сгнили из-за морской соли. – Эр'рил заметил, что его слова больно ранили ее. – Думаю, оно погибло, – мягко проговорил он.

По щеке Ни'лан скатилась слеза. Она продолжила, и ее голос наполнила печаль.

– Та роща называлась Лок'ай'хера, Сердце Леса. Она…

Эр'рил вскочил на ноги, неожиданно вспомнив все! Как река, хлынувшая на берег во время наводнения, к нему вернулась память. Лок'ай'хера! Он вспомнил отца, как тот курил трубку за кухонным столом, потирая рукой полный живот. Картина была такой ясной и четкой, что от волнения у него задрожали ноги. Вспомнил паутину кровеносных сосудов на носу отца и его свистящее дыхание, когда он затягивался трубкой, скрип стула на деревянном полу.

– Мой отец… – пробормотал он, – однажды рассказал мне, как в юности побывал в таком месте. Я всегда думал, что это сказки. Он говорил про нимф, чьими мужьями были духи деревьев, волков ростом с крупного мужчину и деревья со стволами толстыми, как дом.