Судьба по контракту (СИ) - Гусев Владислав. Страница 23

Мужик осмотрел трясущегося парня опытным глазом, извлёк из мешка драную меховую куртку с капюшоном и ласковым голосом предложил меняться. Мол, тебе, добрый господин, эта замечательная куртка, а мне твой ножик. Или, если куртка не по душе, то есть хлебушек на обмен и ловко достал из мешка три каравая хлеба, стараясь как можно незаметней грязным рукавом стереть с одного из них изрядную толику зелёной плесени…

Ильм попробовал поторговаться, и предложил обменять один каравай и куртку в обмен на нож.

Меняла закатил глаза и с придыханием воззвал к совести молодого вымогателя. Мол, и так куртку от сердца отрывает. В другой раз ни за что бы не отдал ее за этот дрянной ножик. Только сегодня. И только потому, что в этот день родилась его покойная матушка, которую он до сих пор чтит и любит всем своим сердцем. Короче, куртка на нож.

На том и сошлись.

Куртка оказалась теплая. Три рваные дыры в спине были не в счет. Если в них и задувал ветер, то почти не ощутимо…

Ильм отправил в рот очередную порцию коры. Желудок немного утих, пытаясь, видимо, оценить неведомую ранее пищу.

А может, стоило надавить на этого типа? Упрямее повести себя, несговорчивей. Нож явно дороже стоил, чем весь предлагаемый ему товар. Был бы сейчас с хлебом. И плевать, что на нем плесень была. Не до жиру.

Ильм задумчиво потеребил зубами нижнюю губу и остановился.

Лесной тракт приблизительно в двадцати шагах от Ильма неожиданно исчезал в глубокой низине. Там, среди потемневших от вечной сырости деревьев, уже начали сгущаться лёгкие сумерки. Идти туда, значит оказаться в местах ещё более влажных, чем здесь… Этого он делать не станет.

Ильм развернулся к ближайшей ели и, потерев друг об друга застывшие ладони, принялся ломать ветки.

Почти сразу же стало понятно, что на эту работу потребуется гораздо больше времени, чем предполагалось. Крепкие сучки поддавались неохотно, древесина слоилась, кора не желала отрываться. Многое бы он сейчас не пожалел отдать в обмен на топор. Пусть старый и тупой. Ильм устало уселся на лапник и посмотрел на ладони. Красные, покрытые ссадинами, они были выпачканы в смоле и пахли хвоей.

Ильм украдкой вздохнул.

Так же пахло в доме отчима, когда в нём затевалась большая уборка. Больше всего внимания доставалось полу. Его сначала терли железными скребками, а потом еловыми ветками, ошпаренными в кипятке. А когда заканчивали гонять накопившуюся пыль и грязь, то торжественно развешивали по углам избы свежие, ароматные колючие лапы лесных красавиц, чтобы болезни и беды обходили дом десятой дорогой.

Эх! Теперь кажется, что это было не с ним и в другой жизни.

Ильм поднялся, что бы продолжить работу и неожиданно замер, учуяв едва заметный запах дыма. Ильм принюхался еще раз. Да, действительно, дым. Ошибиться трудно. Костром пахнет… Где-то недалеко есть люди, и, может быть, еда.

Ильм вспомнил, как солдаты, стоявшие в их селении, по вечерам жарили на костре в больших сковородках мясо, и рот его наполнился слюной. Разумеется не обязательно туда бегом бежать. Можно подойти осторожно и посмотреть, кто устроил лагерь. Если что-то покажется не так, обойти стороной. И все дела.

Уговорив себя таким образом, и подавив разросшуюся буйным цветом за время странствий настороженность, Ильм тихонько пошёл на запах. Хорошо бы там, за деревьями, оказался добрый человек. Тогда есть шанс чуть-чуть перекусить и погреться у огня. А вдруг им по пути окажется? Вместе-то идти гораздо веселей. И не так опасно. Будет с кем словом перекинуться. Да… А вот если не добрый? Тогда прощай еда и тепло… Или вдруг эльфы? А что, вполне возможно. Даже здесь. Разведчики к примеру…

Ильм остановился, испугавшись собственных мыслей. А действительно, стоит ли испытывать судьбу? Злые люди просто прогонят взашей, а вот эльфы церемониться не будут. Убьют изощренно. На это они большие мастера.

Он подавил в себе возникший приступ паники и прислушался. Вроде ничего подозрительного. Хотя какой из него, к лешему, следопыт? Смех один.

Ильм постоял немного, раздираемый сомнениями.

Возможно, зря он так всполошился. Сам себя запугал. Сколько дней совершенно открыто он шёл по дорогам, и всё обходилось. И люди ему попадались. И не было им никакого дела до одиноко бредущего парня. У всех свои горести и заботы. И нет никому ни до кого дела. Даже однажды пролетел мимо конный отряд латников. Ильм тогда поспешил убраться с дороги и простоял среди порыжелой травы, разглядывая во все глаза кольчужные накидки боевых коней, вороненые пластины доспехов воинов и притороченные за их спинами мечи и топоры. Отряд пронёсся прочь, а он, переждав ещё немного, двинулся дальше, стараясь не слишком внимательно рассматривать содержимое придорожных канав…

Ильм ещё раз принюхался. Теперь дымом пахло со всех сторон. А вдруг этот дым ветром принесло издалека? Тогда он просто попусту тратит время и рискует повторно заблудиться. Он осторожно развел в стороны колючие ветви.

Впереди, едва заметный глазу, мелькнул оранжевый огонёк.

Ильм задрожал. Совсем немного и неизвестно отчего.

Вот и костер. Теперь можно посмотреть, чей это лагерь. Осторожно, разумеется, посмотреть. Издали. Через какие-нибудь заросли. Так, что бы при случае можно было незаметно убраться прочь. Главное, не шуметь.

Ильм пригнулся и тихо пошёл вперёд. Совсем не шуметь, однако, не вышло. Ельник вокруг с каждым шагом, как назло, становился всё гуще и гуще. Сушняк своими костлявыми пальцам цеплялся за откинутый капюшон куртки, обдирал руки, норовил поцарапать лицо, метил острыми сухими прутьями в глаза.

Ильм сопел, пыхтел, прикрывался рукой, потея от каждого громкого хруста. Все чаще ему приходилось продирался сквозь заросли боком, а то и вовсе разворачивался и двигаться вперёд спиной. Казалось, что шум, который он издает, слышен на сто шагов вокруг. Очень хотелось надеяться, что ему хотя бы дадут возможность поздороваться, а не угостят без предупреждения арбалетным болтом.

Ильм опустился на колени в мягкий влажный мох и внимательно прищурил глаза.

Перед ним лежала небольшая лесная поляна. Почти в самом центре ее, внутри круга, выложенного из небольших камней, весело потрескивал, рассыпая вокруг себя искры, небольшой костёр. Над ним на толстой, вбитой в землю рогатине висел большой котелок. Над котелком вился пар.

Рядом сидел коренастый мужчина. Он немного горбился и задумчиво смотрел на пляшущее в круге камней пламя.

Незнакомец Ильму категорически не понравился. Сразу. С первого взгляда. И было за что. Черты его, надо прямо сказать, взор не ласкали. Немного оттопыренные уши, низкий лоб, горбатый нос, далеко вперёд выступающий острый подбородок.

Ильм перевёл дыхание и попытался отнестись к ситуации отвлеченно. Со стороны, так сказать. Как его учили? Не встречай человека по лицу. Хорошие слова, мудрые. Только легко внимать им в хорошо натопленной избе, когда рядом сидят старшие. А что делать здесь, в глухом лесу, один на один неизвестно с кем? И одет этот горбоносый очень странно. Короткий полушубок с отрезанными выше локтя рукавами, желтые стеганые штаны. На одной ноге натянут высокий сапог со шнуровкой по всей голени, на другой ботинок с потускневшей от времени металлической пряжкой. Вот это наряд! До войны не всякий бродячий комедиант решился бы так одеться… Сейчас, конечно, всякое может быть. Время такое. Увидеть можно всё что угодно. И далеко ходить не надо. Чего только стоит давешний возница в женском платье. Пришлось долго соображать, что надето на розовощёком молодчике, негромко матерящем печально тащившую телегу лошадку. Понимание пришло лишь при близком рассмотрении наряда. Оказывается если взять у богатой госпожи, или с богатой госпожи (в лихие времена это не имело особого значения) платье и обрезать у него подол, то потом его можно спокойно использовать как тунику. Ничего, что творение неизвестного портного трещит по швам, натянутое на могучий торс, зато тепло. Нить-то шерстяная. А засохшие пятна крови, рукава с раструбами, изящный вырез на груди и всё ещё местами стоячий воротник только придают ореол некоего романтизма мужчине….