Нарцисс в цепях - Гамильтон Лорел Кей. Страница 13

Я не стала отодвигаться. Рука Ричарда осторожно скользнула у меня по спине, по плечам. Рука Жан-Клода сдвинулась ниже, на пояс. Оба они притянули меня в изгиб своих тел, будто они вместе были огромным, теплым виниловым креслом с живым пульсом.

Некоторые говорят, что в тот момент секса, когда вы оба испытываете оргазм, ауры у вас рушатся и вы сливаете вместе свою энергию и самих себя. Во время секса общим становится многое, а далеко не только тело, и это одна из причин, почему надо осторожно выбирать, с кем это делать. И вот сейчас просто сидеть на полу — было что-то вроде этого. Я ощущала, как струится сквозь меня их энергия, как слабый ток, как дальний гул. Со временем, я не сомневалась, она станет бельм шумом, фоном, на который можно не обращать внимания, как мистический щит, о котором перестаешь думать. Но сейчас это было, будто мы всегда будем ходить, двигаться, жить в этом послесиянии соединения, не совсем в собственной коже. Я не стала их отталкивать, потому что не хотела. Да и бессмысленно. Нам теперь, чтобы сломать барьеры, не нужно было прикосновение. Это должно было напугать меня сильнее всего, но я не боялась.

В середину зала вышел Нарцисс, и на него упал слабый свет, разгораясь все ярче.

— Ну, друзья мои, как нам сегодня показали? — Аплодисменты, выкрики и шум. Нарцисс поднял руки, и публика затихла. — Я думаю, это был на сегодня оргазм наших ожиданий. — Взрыв смеха. — И наше представление мы отложим на завтра, потому что не сделать этого — бесчестно по отношению к тем, кто доставил нам столько удовольствия.

Женщина, стоящая еще в центре зала в халате, согласилась:

— Мне с ними не конкурировать.

Нарцисс послал ей воздушный поцелуй:

— Милая Миранда, это не соревнование — просто у каждого из нас свой дар. У некоторых дар более редкий, чем у других.

С этими словами он повернулся к нам. Глаза у него были светлые и странного цвета, и я не сразу сообразила, что это глаза его зверя. Глаза гиены, хотя, честно говоря, я не знаю, на что похожи у гиены глаза. Знаю только, что эти не были человеческими.

Он присел рядом с нами, оглаживая платье автоматическим непривычным жестом — у мужчин я такого не видела. Впрочем, раньше я не видела мужчин в платьях. Наверное, второе — причина, а первое — следствие.

Нарцисс понизил голос:

— Я бы хотел поговорить об этом с вами наедине.

— Конечно, — ответил Жан-Клод, — но сначала у нас есть другое дело.

Нарцисс наклонился ближе и понизил голос так, что нам тоже пришлось придвинуться к нему.

— Поскольку сейчас с ее леопардами два моих охранника, и ничего им потому не грозит, можем поговорить сейчас. Или надо было сказать «с вашими леопардами», ведь теперь то, что принадлежит одному из вас, принадлежит всем? — Он наклонился так, что почти касался одной щекой лица Жан-Клода, а второй — моего.

— Нет, — сказала я, — леопарды мои.

— И в самом деле, — ответил Нарцисс. Он повернул голову на долю дюйма, проведя губами по моим губам. Могло быть случайностью, но я сомневаюсь. — Ты не делишься всем?

Я чуть отодвинула голову, чтобы прервать прикосновение.

— Нет.

— Приятно знать, — шепнул он, подался вперед и прижался ртом к губам Жан-Клода. Я просто застыла, не зная, что делать.

А Жан-Клод знал. Он приложил палец к его груди и толкнул — не мышцами, а силой. Силой меток, силой, которую мы только что объединили. Жан-Клод зачерпнул ее так, будто делал это много раз уже, без усилий, изящно, уверенно.

Нарцисса отбросило от него приливом невидимой силы, которую я ощутила в своем теле.

И я знала, что ее ощутили почти все присутствующие в зале. Нарцисс остался лежать на полу, глядя на Жан-Клода, на всех нас. Лицо его исказилось злобой, но еще больше было в нем голода — голода, которому отказали в удовлетворении.

— Поговорим наедине, — сказал Нарцисс, не допуская возражений.

— Так будет лучше всего, — кивнул Жан-Клод.

Очень многое осталось несказанным в этом коротком обмене репликами. Я ощутила недоумение Ричарда, такое же, как у меня, и лишь потом повернулась к нему. Наши лица оказались так близко, что можно было поцеловаться. По выражению его глаз я видела, что он тоже не очень понимает, что происходит. И он меня тоже понял, потому что не стал пожимать плечами или как-то это подтверждать. Это не было телепатией, хотя постороннему глазу показалось бы именно так. Это была крайняя степень эмпатии, будто я читала по его лицу тончайшие нюансы, перемены настроения, и знала, что они означают.

Я все еще была прижата к полукружиям рук Ричарда и Жан-Клода, и соприкасалась наша кожа — моя спина, грудь и живот Ричарда, рука Жан-Клода. Что-то было в этом невероятно правильное, в этом прикосновении, в этой близости. Я ощутила переход внимания Жан-Клода, еще не повернувшись к нему.

Взгляд этих бездонных глаз содержал миры несказанного, неспрошенного и до дрожи близкого. Впервые он не видел в моих глазах барьеров, не выпускавших слова наружу. Наверное, соединение меток на меня подействовало, но в эту ночь он мог попросить у меня все, что угодно, — да все на свете, — и я не могла бы сказать «нет».

А сказал он только одно:

— Не пойти ли нам обсудить деловые вопросы с Нарциссом?

Голос его был спокоен, как обычно. Только в глазах его читалась тревога и голод такой силы, что для него почти нет слов. Мы слишком долго все ждали, пока я сдамся. И я знала, что эти слова не мои. Скорее это могла быть мысль Жан-Клода, но когда ко мне прижимался Ричард, я не могла сказать точно. Только знала, что это не я.

Еще до слияния меток у меня были такие моменты, когда их мысль вторгалась в мою, задавливала ее. Хуже всего были образы — кошмарное мелькание картин пожирания теплых трупов животных или питья крови из людей, которых я не знала. И это слияние, эта потеря себя — вот что ужасало меня, заставляло бежать к чему-то, что могло сохранить мою целостность, сохранить мою личность. Сегодня это все было просто не важно. Определенно последействие метафизического соединения меток. Но этот эффект никуда не девался от того, что я знала его причину. Опасная сегодня ночь.

— Ma petite,как ты себя чувствуешь? Я — гораздо лучше, заряжен энергией. А тебе все еще нехорошо?

Я покачала головой:

— Нет, отлично.

«Отлично» — слабое слово. Меня тоже зарядило энергией, но были еще и другие слова. Сколько времени уйдет, чтобы вытащить леопардов из очередной ямы? Ночь кончается, скоро придет рассвет, и до того я хотела побыть с ними наедине. Я с радостью, пронзившей все мое тело, поняла, что сегодня — вот оно. Если мы обретем уединение, где нам не помешают, сегодня возможно все.

Ричард и Жан-Клод оба встали плавным движением, с грациозностью вампира и чистой энергией вервольфа. Я смотрела на них снизу вверх, и вдруг захотелось мне заняться другим делом. Я уже не так тревожилась о леопардах, как должна была бы, и это меня беспокоило. Каков бы ни был эффект, он отвлекает меня от более важного. Я сюда пришла спасать леопардов. И сейчас я впервые о них вспомнила.

Пришлось потрясти головой, чтобы избавиться от мыслей о сексе и магии и тяжести всех возможностей в глазах Ричарда. Глаза Жан-Клода были более осторожны, но я научила его быть осторожным в том, что касается меня.

Я протянула руки им обоим. Никогда я не просила, чтобы мне помогли встать, если не была ранена или контужена. Они переглянулись, потом снова, идеально синхронно протянули мне руки, как балетные танцоры, знающие, что будет делать партнер по сцене.

Они ощущали мое желание, но оно всегда присутствовало, и потому ничего им не говорило. Я приняла протянутые руки и позволила себя поднять. Они смотрели оба неуверенно, чуть ли не подозрительно, будто ждали, что сейчас я рванусь с криком прочь, избегая всей этой близости. Я не могла не улыбнуться.

— Если мы до рассвета распихаем всех их по безопасным местам, все будет возможно.

Они еще раз переглянулись. Жан-Клод слегка шевельнулся, будто поощряя Ричарда, чуть качнул головой, будто подсказывая: давай, спроси.Вообще-то, заметь я, что они сговариваются за моей спиной, я бы вскипела. Но не сегодня.