Обет колдуньи - Гамильтон Лорел Кей. Страница 4

Сновидцам рекомендовалось не смотреть в окно. Келейос все-таки часто бросала туда мимолётный взгляд. Она была почти знакома с чужими звёздами, так ярко мерцавшими, и криками никогда не виданных в Астранте птиц.

Но в эту ночь сон требовал внимания, и Келейос не стала подходить к окну. Магия башни уже начинала сказываться. Пока не придёт пророчество, Келейос принадлежит башне.

Она не глядя могла бы сказать, где она. Башня пророчества строилась медленно, тяжеловесно, камень за камнем, заклятие за заклятием, смерть за смертью, пророчество за пророчеством, ибо построена была эта башня одной из первых. В те давние дни золотые астрантийцы служили свирепым богам. Они убивали в помощь своим волхвованиям, и кровь уходила в башню. И сновидения – в особенности сновидения – это отражали.

В комнате были лишь узкая кровать, столик, незажженная лампа и умывальник.

Пейзаж за окном погрузился во тьму. Бархатная чернота залила комнату сновидений.

Кремень и огниво были под рукой. Может быть, и удалось бы зажечь лампу заклинанием сквозь густой воздух, но творить магию в башне не всегда стоило. На самом деле свет ей и не был нужен. Её просто тянуло к свету, как испуганного ребёнка привлекает радостный танец пламени. Она была Заклинательница Келейос, прозванная Зрящая-в-Ночи, и давно ей уже не был нужен свет.

Келейос сняла тунику и сапоги – мягкие сапоги на прочной подошве, эльфийская работа. Она не любила щёлканье новомодных деревянных каблуков. Охотники и разведчики по-прежнему носили мягкие сапоги. Эльфийская обувь высоко ценилась, а эти были сделаны её ритианскими кузенами под её наблюдением. Их мог бы сделать даже человек, если бы знал, как, но Келейос, подобно всем ритианам, не любила делиться секретами.

Она расплела косу. Волосы упали густой волной, и она наскоро пригладила их пальцами.

Келейос скользнула под простыню и почти сразу ощутила действие башни. Она легла на спину, глядя в потолок, стараясь противостоять притяжению сна. Но магия была слишком сильна. Веки стали опускаться, в сон потянуло неодолимо. Она сопротивлялась до тошноты, до головной боли. Но её втянуло в сон, и тошнота прошла.

Под закрытыми веками замелькали образы: яркие цвета, чувства, сны, звавшие её в себя, – но это были старые сны, память давно ушедших людей. Келейос уклонялась от них с отработанной лёгкостью. Она пришла найти свой собственный сон, а не чьё-то устарелое пророчество.

Истинный сон, который она искала, начался со спокойных воспоминаний, как и все сны. Мастер Паула, школьный преподаватель магии трав и пророчеств, шла по коридору, ведущему к выходу из замка. Как бывает в снах, её лицо изменялось, превращаясь в другие знакомые лица. Это была Алиса, самая молодая пророчица школы, которую утешала Келейос, когда она плакала от тоски по дому. Это была ученица Меландра с изрезанным шрамами лицом и робким сердцем. Келейос более или менее пригрела эту испуганную девочку, как младшую сестру, которой у неё никогда не было. Она знала, что Меландра станет когда-нибудь великой заклинательницей, но Меландра этого ещё не знала. Лицо за лицом проплывали сквозь сон, и все они шли к окнам, выходящим во внутренний двор. Пришёл страх.

Он навалился на грудь, не давая вздохнуть. К окну повернулся Белор, её друг ещё с детства и лучший иллюзионист замка. Одно из окон было заполнено тьмой. Вокруг него сиял серебристый свет, который не был светом. – Нет!

Келейос боролось со сном. Вопреки всему, чему её учили, она пыталась изменить сон, но пророчество не изменяется. Белор не должен ступить в темноту, потому что иначе он умрёт. В окно упал Фельтан, хороший мальчик, которого сама Келейос привезла учиться в хранилище. Тельце унесло прочь.

Ещё что-то было, кто-то стоял в темноте. Колдунья Фиделис, преподаватель трав и иллюзий, поклонница тёмных богов, стояла, завернувшись в чёрное. Из её руки выскользнул окровавленный кинжал и мелькнул во тьме падучей звездой. Высились в темноте стены замка, и кто-то шёл по ним – высокая женщина в серых одеждах. Келейос знала, кем она окажется, когда повернётся. По стенам школы шагала Харкия. Стены начали рассыпаться. Харкия повернулась спиной и вскинула руки к небу. Когда она вновь обернулась, это была Фиделис, стоящая на крошащихся стенах. Стена рухнула внутрь, камни полетели в сгустившуюся тьму. Видение исчезло. Навалился хаос.

Келейос оказалась в таком месте, о котором не видела снов, которое не могла себе представить. Её окружало ничто – и все же нечто. Полуосознанные цвета сплетались с оттенками серого. Неясные формы переливались во что-то полузабытое. Она стояла, но стоять было не на чем, держаться не за что – не было ничего. Келейос вскрикнула, падая на колени и закрывая глаза руками. Если бы это был сон, она не могла бы двинуться, но это был не сон.

Она стояла на коленях, стеная, пока не стало жечь в горле и голос не охрип. По лицу текли слезы, но она не знала, что плачет.

Возник шепчущий звук, но Келейос не прислушивалась. Она прижала к глазам ладони с такой силой, что под сжатыми веками взорвались цвета. Шёпот стал словом, ещё одним. Будто множество вздохов сливались в один голос, исчезающий звук, и не было в нем почти ничего человеческого.

«Пророчица, о пророчица, взгляни на нас, пророчица. Узри, чем станешь ты».

Келейос не внимала призыву, молясь Урлу, богу пророчеств. Она сосредоточилась на молитве, где важно было каждое слово, где каждый слог – защита от безумия.

«Урл, бог добрых снов, бог благостных пророчеств, помоги мне, чаду своему. Пророчица взывает к тебе о помощи. Услышь меня, Урл, бог кузницы, услышь меня и не дай мне пропасть. Помоги пророчице, чаду своему».

Келейос повторяла древнюю молитву вновь и вновь, пока шипящие вздохи не превратились в вопли. «Услышь нас, пророчица. Услышь и повинуйся. Взгляни на нас и узри истинную силу. Мы, ушедшие до тебя, повелеваем тебе смотреть. Взгляни на нас».

Келейос стала спотыкаться на словах, казалось, её язык разучился их произносить. С усилием вспоминались они, с усилием удавалось не открыть глаза, с усилием удавалось не глядеть.

Келейос знала, что это: фантазмы, пожиратели душ. Они, охотившиеся на пророков-сновидцев, были прислужниками самой Серой Госпожи, богини злых снов и вероломства. На тёмные пророчества они слетались, как стервятники на падаль.

Молитва к Урлу замерла у неё на устах. Она не могла больше о ней думать. Было что-то, что не допускало в башню фантазмы. Она знала, что это. Знала, но не могла вспомнить.

А вздохи шептали: «Пророчица, о пророчица, взгляни на нас. Тебе не уйти отсюда, тебе не выжить здесь. Взгляни и прекрати свои страдания».

Келейос почувствовала, что встала с колен, не открывая глаз. «Нет, нет», – сказала она. Снова сев, она уткнулась лицом в колени. Говорили, что один взгляд на фантазм – и разум задует, как свечу, и душа будет похищена. Так они были чужды, что хватало и одного взгляда. И Келейос боролась, чтобы не взглянуть.

Что же не пускало фантазмы в башню? Минуту назад она знала ответ, но мысль не повиновалась. Магия, да, какое-то чародейство. Магический символ. «Услышь нас, пророчица. Тебе не уйти. Ты наша. Не мучь себя. Сдайся – и будешь свободна от всех забот».

Магия, символ, символ… Символ закона. Фантазмы отгоняет символ закона. Об этом знает каждый ученик-сновидец. Каждый день сменяют символ закона, но кто-то его убрал. Кто-то открыл башню фантазмам, и она бессильна. «Нет». Должен быть способ.

«Маленькая пророчица, неужто не устала ты? Неужто не наскучила тебе игра?» – Заткнитесь! – крикнула она срывающимся голосом.

«Ты властна над снами, но мы не сон, что покоряется твоей воле. Мы не пророчество, исчезающее по завершении. Мы – судьба твоя. И ты придёшь к нам. С нами ты обретёшь силу».

Сила – вот в чем дело, сила. Она теперь сама чернокнижница, и чернокнижие создаёт символ закона. Она ещё не владела созданием символов. Это было высшее чернокнижие, за пределами искусства подмастерья, за пределами умения Келейос, если только… Если только оно не было подобно любому чернокнижию: создать мысленный образ, назвать его имя и не бояться его – и сила в твоих руках. Но нерешительность хуже смерти. Если она его вызовет и не сможет справиться, она умрёт чистой смертью и обманет пожирателя душ.