Дорога к Храму. Дилогия - Нергина Светлана. Страница 137
Помолчала.
– Страшно?
Он только усмехнулся. Качнул головой:
– Не знаю.
Я обреченно вздохнула. Парой оплеух тут не отделаешься.
– Знаешь, я всегда мечтала быть птицей…
– Почему? – безразлично отозвался он. То ли хотел оттянуть решающий момент, то ли вправду было интересно…
Я отрешенно вгляделась в небо.
– Распахнуть плащ крыльев – и распластаться в безудержном порыве ветра. Прочертить серебряную нить, пронзая колкую синеву сорвавшейся в гибельный полет стрелой. Вывязать узор бездумного полета, расколоть луну черным силуэтом смоляных острых крыльев – и кинуться грудью на острые утесы стального моря… Выкупаться в ледяном вихре облаков, со свистом разорвав рассвет гулким страшным хлопаньем отчаянно забившихся крыльев – и медленными сполохами раствориться за горизонтом… Раскричаться рыдающей вороной над полем битвы, ласково защебетать малиновкой, рассмеяться чайкой над свинцовой океанской гладью… Парить над миром, нигде не оставаясь, но везде будучи желанной…
– Это невозможно. – Жестко. Жестоко. Категорично. Безжалостно.
Я горько усмехнулась.
Как всегда. Невозможно. Нельзя. Бессмысленно.
Как всегда.
Знаю. Но… хочу…
– Ну и что? Разве нельзя мечтать?
– Можно. Но глупо.
– Почему?
– Потому что это никогда не сбудется.
– Не сбудется, – спокойно подтвердила я. – Если будешь постоянно себе об этом напоминать.
– А если не будешь напоминать, то однажды дойдешь до грани и прыгнешь вниз, надеясь, что тебя подхватит вожделенный ветер, и разобьешься насмерть.
Не разобьюсь. Опущусь на четыре кошачьи лапы, мягко перекатившись по земле. Обман? Или дар, призванный объяснить, кто ты такая на самом деле?
Не знаю.
Только знаю, что стою на чужой грани, сомневаясь, схватить за рукав или отдать на волю провидения?
– Зачем ты здесь? – Он в первый раз отвел глаза от горизонта, уставившись мне в лицо.
– Тебе правда интересно?
– Нет…
Я помолчала, кусая губы и ища слова. Не просто общие фразы «жизнь прекрасна!», а те слова, которые поймет он. Искренние. Ясные. Простые. Терпкие. Как сама жизнь.
– Знаешь, у воинов есть такой прием: поймать своим лезвием клинок врага, задержав на несколько мгновений, и выхватить меч разрубив противника инерцией завершенного круга.
– Ну и что?
– Когда на твой меч обрушивается сила удара – кажется, что руки не выдержат и сломаются, клинок выворачивается из холодеющих пальцев, в висках бьется огнем кровь, и весь разум заполняет только одно желание: бросить. Бросить, чтобы не чувствовать этой раздирающей запястья боли. Бросить – и будь что будет.
– Но ведь воин знает, что это скоро кончится, причем победой.
– Знает. Но не всегда.
…Я впервые отбила вражеский меч по наитию…
Кирн тяжело вздохнул:
– Зачем ты здесь? Зачем ты мне все это говоришь?
Я с грустной и немножко виноватой улыбкой пожала плечами:
– Ну вдруг хоть что-нибудь из всей той лабуды, что я наплела, тебе чуточку поможет?
Он качнулся туда-сюда на носках и, резко развернувшись, схватил меня за плечи:
– Я – подлец, понимаешь?! Подлец, предавший единственного человека, который так или иначе обо мне заботился! Я мерзавец и трус, решивший проявить свою «взрослость» самым лучшим образом! Выпендриться перед самим собой: великий и ужасный йыр, трать-тарарать!!! Показуха! Даже волки раздирают жертву молча – с дурным гавканьем по улицам только шавки носятся.
Я спокойно выслушала, ни словом, ни жестом не пытаясь перебить или исправить. Задумчиво хмыкнула:
– А тебе не кажется, что ты сейчас занимаешься тем же самым? Говоришь красивые слова, стоя на краю крыши. Кроешь себя всевозможной руганью, скрипящей пафосным картоном на зубах.
Кирн горько рассмеялся:
– Вот именно. Что такое жизнь? Разве я знаю? Я знаю только пачку книг про героев, выражавшихся именно таким языком, режущим слух патетичностью. И сам, как дурак, решил пойти по их пути. Приблизив его к обстоятельствам собственной жизни. А вышел…
– Идиотизм, – послушно продолжила я. – Ну и что? Разве это повод так неэстетично оканчивать жизненный путь?
– Почему неэстетично? – непонимающе нахмурился Кирн.
– Ну может быть, кто-то и находит красочным пятно, оставшееся на каменной мостовой, но я – пас!
Даже не улыбнулся.
– Что мешает тебе просто выбросить те книги? – тихонько, медленно набирая силу убеждения, начала я. – Забыть обо всем, что было, затолкав обрывки мыслей в пыльный сундук памяти? И ступить на свой путь?
– А он есть? – Сомнение. Хвала тебе, ведьма!
– Есть.
Кирн пытливо прищурился:
– А откуда мне знать, что ты мне сейчас не лжешь?
– А зачем?
Рассмеялся. Наконец-то.
– Действительно, зачем? Ты ведь все равно не дала бы мне ничего сделать, даже если бы и захотел.
– Почему же? Если бы ты меня убедил – то пожалуйста, могу и подтолкнуть для ускорения!
– Серьезно?!
– Седьмой пункт договора: ингра и Заказанный не имеют права лгать друг другу.
Но ты бы не убедил. Есть вещи, в которых ведьму не переспорить.
…Птица успокоенно сложила израненные крылья, доверчиво ткнувшись клювом в мою протянутую ладонь…
Гостеприимно раскрывшаяся дверь встретила меня посохом, звучно припечатавшим по затылку. Гвыздбр фрахк лажгрыматзз! Прибью того придурка, что так «хорошо» его сюда положил!
В гостиной уже было жарко: стражники вовсю рубились с разбойниками в количестве пяти штук, причем вторые пока если и не одерживали победу, то уж сдаваться не собирались точно!
Двое блюстителей порядка наседали на Сыча, бойко отмахивающегося длинным ножом от секир и невозмутимо обращавшего в обломки все, что он случайно задевал. Кресло, горестно хрупнув, рассыпалось на щепки, Сыч недовольно поморщился, засадив с десяток заноз, стражники откровенно струхнули, решив, что имеют дело с каким-то невиданным воином. Н-да, если здесь все такие вояки, то я пришла совсем даже не зря!
Щепь одной левой (правую он, видимо, повредил, грохнувшись с «высотки») расправлялся еще с двумя, запрыгнув на стол и легко отражая неловкие удары. Противник неуклюже отклонился от колющего удара, потеряв равновесие, и тут же повалился на пол от обычного пинка. Судя по воплю и грянувшему вслед мату – неудачно, вывихнув лодыжку.
Дальше побыть невозмутимым наблюдателем мне не дали: какому-то особо ушлому «кулаку» не приглянулась скромно ругающаяся у входа девушка, и он решил разрядить ситуацию, понадеявшись на отсутствие меча и искреннюю заинтересованность в распылении нехорошего посоха, чувствительно приложившего меня по затылку.
Зря.
Одной рукой задвинув что-то возмущенно вякнувшего Кирна за спину, я со свистом прочертила невесть когда очутившимся в руке мечом звонкую серебристую линию, полоснув героя по руке. Нож выпал, но разбойник, в лучших традициях романов – то бишь с редкостным идиотизмом, – решил замочить «гвыброву выиирту» голыми руками, бросившись грудью на удивленно звякнувший от столь невыносимого маразма меч. В последний момент выхватив клинок из-под неосмотрительного противника, я чуть качнулась влево и с разворота засветила ему каблуком… Не увидела куда, но кулем на пол он свалился – а большего мне, собственно, и не надо было.
– Эх, и почему у меня нет меча! – тоскливо провыл подопечный, наконец-то выпущенный из-за спины, для проверки слегка пиная кончиком сапога бездыханное тело.
– И нечего, – ровно ответила я, переводя дыхание в обычный ритм. – А не то бы я с тобой вообще свихнулась!
– Это еще почему?! – Но толком разыграть оскорбленную невинность ему не удалось: я, снова оказавшись на шаг впереди, начала с боем прорываться к лестнице. Потому что с ужасом обнаружила, что среди дерущихся нет ни Вирда, ни Ликарта…
– Какого йыра? – зашипел мне в ухо Кирн, отвлекая от торжественного отправления очередного разбойничка вниз по лестнице. – Что мы там забыли?!