Брачные игры чародеев - Тихомиров Артем Юрьевич. Страница 7
– Шутишь? Ее нельзя вразумить или подкупить – домомучительница считает, что выполняет высокую миссию, приглядывая за мной! Гарнию можно только превратить во что-нибудь, иначе…
– Я уже превратила, – сказала Гермиона, улыбнувшись.
– Как?
Я попробовал встать, уперся локтями в оттоманку, но волшебница надавила мне своими решительными ручками на голую грудь. Я прикрылся лежащим на мне домашним халатом.
– Повтори, о дева, свое радостное сообщение! Боюсь, слух подводит меня!
– Не валяй дурака, Браул! Я сказала, что превратила Гарнию в некое животное!
– Да благословят тебя боги! – прошептал я. – И как ты догадалась? Почему?
– Хотя твоя надзирательница и благоволит ко мне, но иной раз она просто невыносима. Не хотела меня впускать, представляешь! Сказала, что в доме и без меня полный бардак. Ну, такую наглость я стерпеть не могла. Заодно проверила комплекс трансформирующих заклинаний. – Гермиона полюбовалась своим маникюром.
– Ты применила Мутабор Первой Ступени? – спросил я.
– Да. Забавная вещица, надо сказать.
– И кем же теперь является домомучительница?
– Жабой. Я поместила ее в специально наколдованный аквариум. Ей там хорошо.
– Ты очень храбрая девушка!
– Я знаю. А вот ты, похоже, окончательно сошел с ума. Я так перепугалась, когда ты бросился бежать!
– Это потрясения сегодняшнего дня…
– Они связаны с тем, что творится в твоей гостиной?
– Напрямую. – Я приподнялся. – У тебя какое-то дело?
Гермиона погладила меня прохладной ладошкой по воспаленному лбу.
– Сделаем так. У меня есть еще примерно час, чтобы рассказать тебе о цели своего визита. Но тебе надо прийти в себя. Ибо дальнейшее потребует от тебя недюжинных сил – моральных и физических…
Я сделал собачьи глаза. Ну, такие жалостливые. Словно я… фокстерьер, которого выгоняют под дождь.
– Браул! – сказал волшебница сердито. – Ты хочешь заранее отказаться мне помочь?
– О нет, нет, конечно… просто… я несколько измотан. Не даю никаких гарантий… Ты заметила, что всегда, когда тебе нужна моя помощь, я немного не в форме? Это очень странно. Что бы это значило?
– Не знаю. А насчет формы – ты всегда такой. Будь ты рыцарем, тебя бы давно вытурили из воинского сословия за профнепригодность. Твое сердце подобно заячьему, мускулы – словно кисель, а мозг – как тарелка овсянки. В общем и целом, ты похож не на героя, а на мокрое полотенце!
– Да? И это говорит моя возлюбленная какая-то там сестра!..
– Троюродная.
– Тем более!
– Ну кто еще скажет тебе жестокую правду, Браул? – улыбнулась девица. – Это ради твоего же блага.
– Ну конечно…
– Ладно! Тебе надо взбодриться. Иди в спальню и оденься, а я пока приготовлю чай. Потом мы сядем и поговорим. Я расскажу свою историю, а ты – свою.
– Хорошо. Если такова моя судьба…
– Именно такова она и есть! – объявила Гермиона, поднимаясь.
Хотя росточка она была небольшого, сейчас она походила на величественную божественную матрону. Мамаша и тетушка, безусловно, наложили на нее свой неизгладимый отпечаток. Из-за озорного девчачьего личика проглядывала богиня.
Мне ничего не оставалось делать – только повиноваться.
Так или иначе, отказать Гермионе в помощи я не могу.
6
Юная волшебница впечатлилась моим трагическим рассказом и произнесла:
– Как все это странно.
– Не то слово!
Я пил бодрящий крепкий чай, в который Гермиона добавила парочку особых стимулирующих заклинаний, и с каждой минутой мне становилось все лучше и лучше. Я начинал воспринимать вещи в правильном свете.
К тому же настроение мне сильно подняла Гарния. Мы с Гермионой сидели в тихой столовой, а домомучительница, помещенная в аквариум, уютно пристроилась на подоконнике. Там ей было хорошо. Один свежий воздух чего стоил. Неосторожные любопытные мухи, прилетающие с улицы, немедленно становились жертвой жабьего аппетита, так что все были довольны. Гарнии очень шло быть жабой.
Я восхищался Гермионой. Она сделала то, на что я никак не мог осмелиться, хотя и нередко угрожал домомучительнице волшебной карой. Естественно, если я – мокрое полотенце, мои угрозы женщина-гренадер не будет воспринимать всерьез. Но моя сестрица не склонна бросать слов на ветер.
В общем, пока меня все устраивало.
– Я знаю Фероцию. Я знаю и Ирму. Обе они достойные девушки. Хорошие партии для любого, – сказала Гермиона, пригубливая чай.
– Леопольд так не считает. Во всяком случае, когда речь идет о Фероции, – ответил я. – Она несколько великовата, ты не находишь?
– Это на мужской вкус, – фыркнула юная волшебница. – Если девушка похожа на замковую башню, это еще ничего не значит. Она умна и начитанна.
– Допускаю. Однако речь идет не обо мне. Леопольд наотрез отказывается связать себя вечными узами с банковской системой.
– Леопольд просто болван.
– Согласен. Я вот, например, немногим от него отличаюсь, однако я тоже был бы против, если бы меня принуждали идти под венец разные старые негодяи!
– Вольфрам – его дед.
– Деды тоже могут быть злодеями.
– Если кто-то желает, чтобы его единоутробный внук остепенился, это не значит, что такой человек – злодей, – сказала Гермиона.
– Ты намекаешь, что встала на сторону зла?
– Браул, не строй из себя идиота. Я ни на чью сторону не встаю!
– Но, согласись, Вольфрам вел себя по-хамски, – сказал я. – Настолько свихнуться на старости лет, что наплевать на все правила приличия! Он оскорбил Невергоров, а если бы у него нашлось время, уверен, вспомнил бы и про Скоппендэйлов. Что бы ты тогда запела? В общем, вздорный старикашка вел себя так, словно я лично ему досадил.
– Он мог так решить, потому что вычислил своего внука у тебя в берлоге. Отсюда и подозрения в сговоре. Ты точно не звал Леопольда приехать в Мигонию? Точно не предлагал ему немножечко развеяться?
Я поклялся, что ни в чем подобном не замешан.
– Пожалуй, я попытаюсь разведать у Фероции, что все это значит. Она ничего не говорила мне о планах своего отца… Непонятно.
– У нее на лице нет ничего такого, что говорило бы о влюбленности в Леопольда?
– Нет.
– А вдруг она даже не подозревает о готовящемся коварстве?
Гермиона смерила меня странным взглядом – словно ребенка, который вдруг заговорил академическим языком, а сам еще даже не встал на ножки.
– Хм… – ответила она. – Хм…
– Не томи меня. Если у тебя есть соображения, выкладывай, – простонал я.
– Что-то за всем этим кроется. Зачем Вольфраму угрожать тебе и намекать о грядущем эпическом противостоянии? Ты ведь не наступал ему на мозоль?
– Я про то же! Он оттаскал меня за ухо, но это было давным-давно, и больше мы не пересекались.
– Но ты мог случайно перебежать старику дорожку, – сказала Гермиона.
– Я уже все допускаю! И какие планы он имел в виду, говоря, чтобы я даже не пытался их нарушить? Речь идет о Леопольде?
– Ты меня спрашиваешь? – надула губки девица.
– А кого же?
– Общаясь с тобой, Браул, я становлюсь такой же дурой! Это заразно.
Я многозначительно кашлянул. Гермиона может называть меня любыми словами, но всему же есть предел.
– Не пыхти. Ты сбил меня с толку. Итак. Леопольд удрал из Гордых Орлов, чтобы провести месяц в Мигонии. Развеяться, покутить и все такое прочее.
– Точно.
– Не перебивай!
– Ладно.
Гарния квакнула.
– Леопольд скрывается от своего деда, который хочет женить его на Фероции Зипп. Причем, намерения старика тверды, как алмаз.
– Тверже.
– Ага. Ага… Целый месяц Леопольд умудряется скакать по столице, посещать различные увеселительные места, в том числе те, где проводят время чародеи, но старик, который регулярно там бывает, его не заметил. Странно.
– У Леопольда обнаружился большой талант к конспирации.
– И никто не сказал Вольфраму, что видел его внука там-то и там-то…
– Тут есть объяснение, – сказал я. – Никто, кроме этих двоих, не знал, что Леопольду запрещено покидать поместье, поэтому его особое положение оставалось для общества тайной. Ну и что, что его видели? Просто никто не придал этому значения. Вот если бы внучок столкнулся с дедулей лбом в дверях «Речного Дракона», например, тогда другое дело…