Прикосновение полуночи - Гамильтон Лорел Кей. Страница 26

Платье у нее казалось сшитым из коричневых и пурпурных листьев, хотя при ходьбе «листья» двигались совсем как ткань. Она взлетела, направляясь ко мне. Дойл показал мне глазами, чтобы я отступила подальше от стола, подальше от занавески.

Кто-то из стражей позвал:

– Мэгги-Мэй, не подойдешь ли сюда на минутку?

Наверное, если б Мэгги не заподозрила уже неладное, она бы возразила, но тут безропотно позволила увести себя подальше от опасности.

Душистый Горошек изменила траекторию полета, чтобы успеть за мной, и встала мне на ладонь маленькими ножками. Ступни у нее не были такими младенчески-мягкими, как у Шалфея, но весила она, как и он, больше, чем следовало ждать от создания с кукольным тельцем и крыльями бабочки.

Иви и Готорн загородили меня от раковины. Они перекрыли мне вид, но их тела защищали меня будто щиты. Возражать не стоило.

Иви прошептал:

– Надеюсь, мне все же удастся тебя трахнуть до того, как меня из-за тебя прикончат.

Готорн стукнул его в грудь кулаком в латной перчатке. Иви охнул, а потом я услышала звук рвущейся ткани и крики.

Душистый Горошек стрелой взлетела мне на плечо и спряталась в волосах, визжа от ужаса. Такое мелкое создание – и так много шума. Я слышала, как мужчины что-то кричат, но что – было не разобрать сквозь пронзительный визг феи. Широкие спины мужчин обеспечивали мне защиту, но также скрывали от меня происходящее, так что я ничего не видела и не слышала и могла только надеяться, что ничего слишком страшного не происходит. Я посчитала хорошим признаком, что стражи пока просто стояли передо мной, а не уложили на пол, прикрыв сверху собственными телами. Смертельной опасностью, надо полагать, еще не пахло.

Душистый Горошек цеплялась за волосы и воротник жакета, непрерывно визжа прямо мне в ухо. Я ужасно хотела схватить ее и заставить замолчать, но побоялась, что сломаю ей крылья. После смерти Беатриче я уже не знала, какие травмы у малых фейри исцеляются, а какие – нет. Я загородила ухо ладонью, но тут же отдернула руку, потому что накололась на что-то вроде шипа или булавки. Малышка перестала визжать и принялась извиняться. Видимо, я задела пальцем ее браслет из розовых шипов. На кончике пальца показалась капелька крови.

Лопотание феи перекрыл бас Дойла:

– Почему ты прячешься от нас?

Ему ответил грубый мужской голос:

– Я не от вас прятался, я прятался от него.

Я попыталась выглянуть из-за Иви с Готорном, но они передвинулись одновременно со мной, старательно меня прикрывая. Я крикнула:

– Дойл, можно уже смотреть?

– Готорн, Иви, дайте принцессе взглянуть на пленника.

– Пленника? – переспросил грубый голос. – Меня незачем брать в плен, принцесса!

Голос показался мне смутно знакомым.

Стражи расступились, и я наконец увидела низенькое, заросшее шерстью существо, повисшее в руках Галена и Холода. Это был хоб, [11] близкое к брауни создание.

Гарри Хоб, если точнее. Он работал на кухне – с перерывами – множество лет. Перерывы случались, когда Мэгги-Мэй ловила его пьяным на работе. Ростом он был всего фута три [12] и так покрыт густой темной растительностью, что я не вдруг сообразила, что одежды на нем нет.

– Почему ты боялся Онилвина? – задал следующий вопрос Дойл.

– Я думал, он пришел убить меня, как убил мою Беа.

Наверное, мы все дружно вздохнули и забыли выдохнуть.

– Ты видел, как он это сделал? – спросил Дойл. Его голос упал в тишину, словно камень в колодец. Мы ждали, когда камень долетит до дна.

Онилвин ответил раньше.

– Я этого не делал.

Голос у него был глухим – не от эмоций, а из-за сломанного носа и обилия крови.

– Я не так хорошо ее знал, чтобы хотеть убить. – Он с трудом поднялся на ноги, и Адайр с Аматеоном тут же шагнули вперед без всякого приказа и взяли его за локти, словно он уже был арестован. Похоже, я была не одинока в своей неприязни к Онилвину.

Он продолжал настаивать на своей невиновности тем же глухим голосом, словно у него был жуткий насморк, только я знала, что его душит его собственная кровь.

– Молчи! – приказал Дойл, не то чтобы прикрикнул, но подействовало не хуже.

Онилвин умолк было, но едва Гарри Хоб начал говорить: «Я видел…», прервал его:

– Он врет.

Гарри вернул себе внимание слушателей, заорав так громко, что в буфетах задребезжали чашки:

– Я вру?! Я? Чтобы врать в волшебной стране, надо быть сидхе!

Дойл встал между ними и жестом велел замолчать обоим.

– Хоб, ты видел, как Онилвин убил Беатриче? – Дойл повернулся к издавшему какой-то звук Онилвину: – Если ты еще раз прервешь его, я велю тебя отсюда вытащить.

Онилвин хмыкнул и сплюнул кровью на кухонный пол.

Мэгги-Мэй двинулась к нему, занося над головой железную кастрюльку.

– Нет, Мэгги, – остановил ее Дойл. – Хватит с нас твоих богартовых штук.

– Богартовы штуки? Ой, Мрак, если ты решил, что это были богартовы штуки, ты настоящего богарта и не видел-то никогда. – В ее золотых глазах появилось что-то по-настоящему пугающее.

– Не вынуждай меня выставить тебя из твоей же кухни, Мэгги-Мэй.

– Ты не па-асмеешь!

Он просто глянул на нее, и этого хватило. Она попятилась назад, что-то ворча себе под нос, но кастрюлю поставила на место и отошла в дальний угол. Собаки клубились у ее ног мохнатым прибоем.

Дойл снова посмотрел на Гарри Хоба.

– Спрашиваю еще раз: ты видел, как Онилвин убивал Беатриче или репортера?

– А зачем он явился на кухню вперед всех вас, как не затем, чтобы доделать дело? Почему ты его не спросишь?

Голос Дойла стал еще ниже и окрасился гневом, едва не превратившись в рычание:

– Я спрашиваю тебя в последний раз, Гарри. Не ответишь мне просто и прямо, велю Холоду трясти тебя, пока не посыплются ответы.

– Ой, нет, Мрак, зачем же угрожать старому Гарри?

– Старому Гарри? – оскалился в ухмылке Дойл. – Не перед нами тебе козырять возрастом. Я тебя помню младенцем, Гарри. Я помню, когда у тебя была ферма и человеческая семья, за которой ты приглядывал.

Гарри набычился, взглянул на него почти так же враждебно, как на Онилвина.

– Не надо будить тяжкие воспоминания, Мрак, – хмуро сказал он.

– Так ответь мне, и никто здесь не узнает, как ты потерял свой дом.

– Ты не расскажешь, – буркнул Гарри.

– Скажи мне правду, Гарри Хоб, или я скажу ту правду, которую ты не хочешь слышать.

Гарри уставился в пол. Он будто стал меньше и уязвимей, зажатый между двумя высокими стражами. Может, он играл в расчете на сочувствие, но если так – он плохо выбрал зрителей.

Дойл опустился на колени перед ним, заглядывая в глаза.

– Ну, Гарри, в последний раз: ты видел, как Онилвин убивал Беатриче и/или репортера?

Это «и/или» было сказано очень правильно, не то Гарри имел бы пространство для уверток, в случае если он видел только одно убийство, но не два.

Он ответил, не поднимая глаз:

– Нет.

– Что значит «нет»?

Теперь Гарри поднял голову, темные глаза горели гневом:

– Нет, я не видел, чтобы лорд деревьев убивал мою Беатриче или человека.

– Тогда почему ты от него прятался?

– Я не знала, что он здесь схоронился, – сказала Мэгги-Мэй. – Может быть, Мра-ак, что он прятался не от древесного лорда.

– Очень хорошо, – оценил Дойл, поблагодарив ее кивком. Он встал и повторил вопрос с поправкой Мэгги: – Почему ты прятался, Гарри?

– Я увидел его. – За руки его держали, так что он мотнул головой в направлении такого же обездвиженного Онилвина.

Мы ждали продолжения, но он, похоже, решил, что этого достаточно. Дойл поторопил его:

– И почему ты решил спрятаться, едва его увидев?

– Подумал, что он был ее любовником-сидхе, вот как.

Я не могла удержаться. Я засмеялась. Гарри ответил мне мрачным взглядом.

– Прости, Хоб, но Онилвин даже меня не считал подходящей для себя партией. Утверждал, что во мне слишком мало крови сидхе. Не представляю, что он взял бы в любовницы вообще не сидхе.