Прикосновение полуночи - Гамильтон Лорел Кей. Страница 36

Холод дал мне бутылочку.

– Это Дойла, он ее оставил за ненадобностью.

Я взяла бутылочку и подумала, где сейчас Дойл и что он выяснил.

– Мне стало бы полегче, если бы Дойл или кто-то из них с нами связались.

– Мне тоже, – откликнулся Холод, приступая к обработке Уолтерса.

Я повернулась ко второй и последней женщине в группе. Она была немногим выше меня, почему я ее и выбрала. Когда я сняла с нее шапку, под ней обнаружились прямые каштановые волосы, завязанные в хвост, немного растрепавшийся под вязаной шапочкой. Глаза у нее были шоколадно-карие, лицо треугольное, нежное и довольно хорошенькое, но я в последнее время слишком пригляделась к сидхе. На мой взгляд она казалась будто незавершенной, словно ей, чтобы выглядеть настоящей, нужны были глаза или волосы другого цвета. Я попросила ее:

– Закройте глаза.

Она меня не услышала, но ее внимание привлекали не стены. Она смотрела на Холода, смотрела, как он притрагивается к лицу майора Уолтерса. В конце концов я все же мазнула по ее незакрытому верхнему веку, и она отшатнулась прочь.

– Доктор Поласки, не могли бы вы убедить ее постоять смирно? – спросила я. Женщина была из группы криминалистов, не из копов. Поласки подошла к нам и сказала:

– Кармайкл, это вам поможет. Закройте глаза и дайте принцессе вас намазать.

С видимой неохотой Кармайкл все же подчинилась приказу своей начальницы. Она вздрагивала под моими пальцами, как нервная лошадь, кожа дергалась. Когда я закончила с руками, она стала поспокойней и вроде бы совсем успокоилась, когда я обработала туристские ботинки под мокрыми отворотами джинсов. Когда я потянулась ко лбу девушки, ее голос был совсем нормальным.

– Если можно, нарисуйте крест, – попросила она.

– Крест не годится, – сказала я, рисуя у нее на лбу нечто гораздо более древнее.

Она распахнула карие глаза.

– То есть как не годится?

– Мы не зло, Кармайкл, мы просто другие. Вопреки общему мнению святые символы не составляют препятствия для нашей магии. Примерно так же, как поднятый крест не защитит вас от молнии.

– Ох… – Она казалась смущенной. – Я не хотела вас обидеть.

– Вы не обидели. Церковь столетиями пыталась нас очернить. Но если вам понадобится когда-нибудь защита от фейри, то чем молиться, лучше выверните куртку наизнанку. Вреда от молитвы не будет, но вот пользы будет больше от куртки.

Я дорисовала последний завиток и сделала шаг назад.

– А чем поможет выворачивание куртки наизнанку?

– Волшебство чаще всего видит лишь то, что на поверхности. Измените поверхность – и магии будет трудно вас найти.

– Почему? – спросила она.

– Ну, если маг действительно вас знает и никогда не пытался вас одурачить, выворачивание куртки не поможет.

– Никогда не пытался одурачить – это как?

– Никогда не пытался притвориться кем-то другим.

– Ох, – снова сказала она.

Я видела, как восторг пропадает с людских лиц по мере того, как полицейских одного за другим намазывали бальзамом. Один полисмен заявил:

– А раньше мне больше нравилось. Теперь вокруг один унылый камень.

– А откуда берется свет? – спросила Поласки.

– Никто точно не знает, – ответила я.

– Я думала, что бальзам нужен для того, чтобы все выглядело обычным, – вдруг сказала Кармайкл.

– Так и есть, – подтвердила я.

– А почему тогда он по-прежнему так чертовски красив? – Она указала на Холода.

Я усмехнулась, глядя, как на лицо стража наползает высокомерный холод. От этого он не стал ни на каплю менее красив. Богиня исключила такую возможность.

– Может быть, не совсем верно говорить «обычным», – сказала я. – Бальзам помогает увидеть то, что существует в реальности.

Кармайкл мотнула головой.

– Он не может быть таким в реальности. У него волосы серебряные – не седые, не белые, они металлические. Волосы не бывают серебряными.

– У него это натуральный цвет волос, – улыбнулась я.

– А нам всем как – стоит обидеться? – поднял бровь Рис.

– Может, тебе и стоит, – усмехнулся Иви, – но многих из нас ей просто не видно под этими плащами.

Он откинул капюшон плаща и размотал шарф, закрывавший большую часть его лица. Лицо Иви было узковато на мой вкус, и плечи недостаточно широки, но его светло-зеленые волосы были украшены ветвями и листьями плюща, словно кто-то решил отобразить на волосах его имя. [13] Когда волосы бывали распущены, они казались шелестящей на ветру листвой. И поразительной, глубокой была изумрудная зелень его глаз. Если с детства вас не окружали люди с многоцветными глазами, эта пронзительная зелень стоила одного-другого взгляда. Во всяком случае, по мнению Кармайкл, потому что ее взгляд так и прилип к стражу.

Кристалл тоже откинул плащ, открыв волосы, которые в неярком свете коридора тут же вспыхнули радугами, словно каждый волосок был хрустальной призмой, преломлявшей свет. Кожа у него была белее, чем моя, настолько белая, что казалась ненатуральной. Плащ, только чуть темнее этой кожи, он перекинул через плечо, выставив голую руку. Я на миг задумалась: а что же на нем надето под этим плащом, кроме сапог? Его рука сияла на свету будто белый металл. Живое тело так блестеть не может.

Взгляд женщины метнулся к нему, будто притянутый магнитом.

– Прекратите все! – велела я. – Оставьте ее в покое.

– Я с ней ничего не делал, – обиженно заявил Холод.

Я посмотрела в его надменное лицо и поняла, что он сам в это верит. Я знала, что он никогда до конца не поймет, насколько он на самом деле красив. Века, когда королева отвергала и презирала его, оставили неизгладимые шрамы на моем Убийственном Холоде.

Я потрепала его по руке и повернулась к Рису:

– Поскольку ты и Арзель производите на нее не такое сильное впечатление, кто-то из вас должен быть ее проводником.

– И я, – сказал Гален.

Я удивленно на него посмотрела.

Он иронически улыбнулся:

– От меня у нее глазки тоже не загораются.

– Кого из нас ты к ней приставишь? – Рис покачал головой, глядя, как Кармайкл поворачивается от одного мужчины к другому. Выражение у нее было чем-то средним между восторгом ребенка, впервые попавшего в кондитерскую лавку, и отчаянным испугом зверька, окруженного стаей хищников.

– Выбери сам, Рис. Ты отвечаешь за безопасность полицейских внутри холма.

– Я, не Холод?

– Он отвечает за мою безопасность, пока не вернулся Дойл. – Говоря это, я снова подумала, где сейчас мой Мрак, куда завело его заклинание.

Холод словно прочитал мои мысли:

– Я пошлю кого-нибудь посмотреть, где он.

Я кивнула.

– Гален! – позвал он. – Найди Дойла и узнай, что он обнаружил.

Я едва не возразила. Если Дойл, Усна и Кабодуа столкнулись с превосходящим противником, Галена не хватит для того, чтобы восстановить равновесие. По крайней мере я этого опасалась.

Я уже набрала воздуху, чтобы что-то сказать, но Гален повернулся ко мне с довольно грустной улыбкой.

– Все хорошо, Мерри. Я сделаю все, чтобы вернуть его тебе в целости и сохранности.

Я открыла рот, и он приложил кончики пальцев мне к губам.

– Ш-ш-ш, – сказал он и наклонился поцеловать местечко, согретое теплом его пальцев. – Ты всему миру показала, как ты ко мне относишься. Этого достаточно. Я не претендую на обладание всем твоим сердцем.

Он убежал от нас трусцой: ладонь на рукоятке меча, тонкая длинная косичка пляшет по спине.

– Гален! – крикнула я. Но он не оглянулся и исчез за поворотом коридора. Меня охватило предчувствие. Пророческого дара у меня никогда не было, но сейчас я почему-то так испугалась, что дыхание перехватило.

Я схватила Холода за руку:

– Его нельзя отпускать одного. Что-то не так. Вот-вот случится какая-то беда!

Холод не спорил и не раздумывал.

– Адайр, Кристалл, за ним!

Как только двое мужчин скрылись за углом коридора, мой испуг прошел. Я снова могла дышать. А в ту руку, которая еще оставалась под плащом, шлепнулось что-то тяжелое. Пальцы сомкнулись на литой металлической ножке чаши. Я отпустила Холода и сунула под плащ обе руки, чтобы удержать эту тяжесть. Раньше я не чувствовала, что чаша такая тяжеленная. Сила – это бремя.