Линда (СИ) - Васичкина Екатерина Васильевна. Страница 6

— Погодите, я немного отстала от ваших рассуждений. Так этот зомби не сам по себе сделался? Это не он наш враг?

— Конечно, нет. Думаю, ваш профессор — результат эксперимента. Вот вопрос, насколько осознанный. Так, Кирилл, ты займешься этим вопросом. Пойдешь к нему, и скажешь, что хочешь писать диссертацию под его чутким руководством. Присмотришься, принюхаешься. Особо вопросов не задавай, больше слушай. Короче, важно твое впечатление. В клинике поймут, откуда ветер дует, но от нас ведь и не ожидают совершенного бездействия. Так что мы их встревожим, но не напугаем. Дальше. Нориэль!

— Да?

— Ты тут говорила, что способна на большее, чем поливать цветы? Вот и славно. Пойдешь в клинику, и скажешь, что хочешь изменить себе форму носа.

— А можно ушей?

— Да хоть пяток, мне все равно. И тоже аккуратненько, без резких движений. Только твоя интуиция и наблюдательность. Пока просто осторожненько с ними познакомимся. Никита, пойдешь с ней.

— Я ничего не хочу в себе менять!

— Никто и не сомневался. Тебе и не надо. Будешь изображать ее сумасшедшего парня.

— Почему сумасшедшего?

— Потому что только ненормальный позволит что-то изменять в любимой девушке. Да еще и сам содействовать этому! Бронюс, ты чего, еще не нашел никакой информации?

— Уже работаю!

— Вот и славно. Вперед, господа, я в вас верю! А я пока кино ваше досмотрю. Мне немного осталось.

— С какой же скоростью ты его смотришь?! — Бронюс даже прервал возобновленную было деятельность по поиску необходимой, важной, и просто любопытной информации.

— О! С максимальной. Чего стоим? Завтра утром чтоб доложили про все в письменной форме!

Никита открыл перед своей новоиспеченной пассией дверцу машины, чем несказанно развеселил ортодоксальную толкиенистку. Этот жест отчего-то показался ей пошлым и неуместным, но смешным. Строго говоря, за полгода на этой работе, девушка так и не привыкла к его равнодушной, какой-то машинальной галантности. Разница в воспитании никак не давала осознать, что лично к ней, эти жесты никак не относятся. Просто естественным было для культурного мужчины пропускать даму вперед, открывать перед ней дверь, уступать место в общественном транспорте и подавать руку при выходе из оного. Возможно, поэтому, так тяжело ей было принять его дешевый выпендреж и частые шутки, по поводу ее интеллекта. Ей было решительно непонятно, как можно обзывать дурой того, кому открываешь дверь? О ком заботишься?

В жизни о ней заботились только те, кто ее любил, ну, или хотел с ней переспать, такое тоже случалось. Но чтобы вот так равнодушно… разве так бывает? В общем, ей всегда казалось, что от такого двуличного засранца стоит держаться подальше, если не хочешь рехнуться от противоречий!

Вот и сейчас, открытая дверь и рассеянный взгляд куда-то вдаль являли собой неразрешимое, с ее точки зрения, противоречие. Хоть бы глянул, кого в машину пускает! Как будто она пустое место!

— Что-то не так?

— Где?

— Ну, ты как-то странно улыбаешься. Не пойму, то ли насмешливо, то ли зло.

— Надо же! Заметил! А я думала, ты, кроме своих «Эскалибуров» никого не видишь!

— Прости, я не очень понимаю твое возмущение, — он плавно вырулил на дорогу, — вообще-то считается, что именно за этим я и нужен. Моя специализация — техника и электроника. А девичьи улыбки меня интересуют мало.

— Извращенец, — раздражение схлынуло так же внезапно, как и появилось. И правда, что такого произошло, чтобы так на человека кидаться! Да он старше ее на добрый десяток лет! Уж, наверное, понимает, что ему надо, а что не надо! — Прости, Никита, это я просто нервничаю. До сих пор мне в логово врага не приходилось отправляться. Да еще костюм этот… я себя в нем неуютно чувствую.

— Да? Ну, он тебе идет, вообще-то. Но, давай заедем к тебе, переоденешься.

— Давай! И как я сама не додумалась?

— Ты отчего-то совершенно не умеешь о себе заботиться. Хотя, думаю, это был риторический вопрос.

Ехать до ее дома было совсем недолго. Так что повисшее в салоне молчание не успело стать тягостным.

— Пойдем, я тебя с родителями познакомлю.

— Они дома? Не на работе?

— Сегодня же суббота! Нормальные люди по выходным не работают! — она усмехнулась, на этот раз без всякого подтекста, просто весело, — идем, мама хорошо готовит, а ты так и не позавтракал.

— Ну… ладно. А это удобно? Ну, то есть, без предупреждения…

— Ну, ты даешь! Что за барские замашки?! У советских людей такие церемонии не в заводе! — и, подтверждая собственные слова, девушка выпрыгнула из машины, не дожидаясь проявления тех самых «церемоний».

— Советских?! Да ладно тебе, подруга. Ты, небось, со всех советских времен, только октябренком побывать успела! Даже до пионеров не доросла! — Никита дождался мелодичного писка замка и двинулся за ней, в недра типовой белой пятиэтажки, неотличимой от стройного ряда своих товарок, весьма многочисленной в этой части города.

— Я-то нет! А вот родители мои, коммунисты первой волны! Ну, по крайней мере, так про них шутят мои друзья. Так что держи себя в руках и не шокируй их всякими глупостями.

— Приложу все усилия. Но знаешь, я обычно нравлюсь родителям юных барышень всех мастей. От девушек бывает проще избавиться, чем от их мамаш.

Он тяжко вздохнул, вспоминая, должно быть, особенно «светлые» страницы своей бурной биографии.

— Что так? Ты — перспективный жених?

В подъезде было тихо, хотя чувствовалась за исписанными не в меру творческой молодежью стенами утренняя субботняя жизнь.

— Был. Пока не связался с Линдой и со всей этой чертовщиной. Теперь перспектив поменьше. То есть, зарплата у нас, сама знаешь, пристойная, но все же не настолько.

— Ты хорошо зарабатывал?

Девушка немного потопталась у родной двери, раздумывая, куда дела ключи, но воспоминанию сей факт не поддавался. Пришлось искать наобум по всему не слишком миниатюрных размеров рюкзачку.

— А то!

— Не думала, что инженер может много зарабатывать! — Нориэель немного виновато и смущенно покосилась на спокойно рассматривающего особо впечатляющие образцы настенной живописи коллегу и принялась вынимать из рюкзака самые разные вещи, довольно забавно пытаясь удержать их подмышками и подбородком.

— Ну, это смотря где. В Лондоне я имел очень неплохую квартирку, с чудесным видом, хорошую машину, по выходным играл в гольф. Тебе помочь?

— Нет, я уже все! — победное бряцанье ключей безапиляционно подтвердило ее слова, — так чего же ты ушел с такой хорошей работы? Неужели, влюбился в Линду и бросил все?

— Ага, как же! Брошу я все из-за какой-то любви! Знаешь, это достаточно грустная история, так что я тебе ее как-нибудь в следующий раз расскажу. Тем более, что мы пришли. Чего ты не открываешь?

— Я — дура!

— Ну… не то, чтобы я стал тебя убеждать в обратном, но, из чего ты сделала такой вывод?

— С другой стороны ключ торчит. Папа гулял с Жуликом. Это собака наша. Так что все равно своим ключом я не открою. Дурацкие замки. Небось, в твоем Лондоне таких не было?

— Звони давай, растяпа, — впрочем, говорил он почти нежно, так что в этот раз обошлось без очередной кровной обиды, — не съест меня твой Жулик?

— Нет, конечно! Он — воспитанная собака и всякую дрянь в рот не потянет!

— Пожил бы месячишко с моей мамой, разучился бы перебирать!

Запах выпечки, совершенно противоестественный для субботнего утра, да и вообще для любого другого утра, едва не сбил Никиту с ног. Неужели кто-то способен возиться с тестом, вместо того, чтобы просто сходить в магазин и купить там все, что душе угодно?

Вторым чудесным событием, стало явление донельзя удивленного чрезвычайно колоритного дядьки в трико и полосатой майке. Тельняшке. Да, именно так назвался сей безумный предмет гардероба, доселе не виданный техническим гением.

— Пап, привет. Это мой коллега — Никита. Никита, это мой папа.

— Здравствуйте, Дмитрий Александрович.

— Этот тот самый коллега, у которого ты ночевала? — непередаваемая смесь ехидства и тревоги, засквозившая в голосе счастливого родителя, быстро напомнила о реальности, — красивый. Только не староват для тебя?