Костяная легенда - Ясный Дмитрий. Страница 7

Насыщенная четкими деталями, вычеканенная стальными линиями в его сознании, нынешняя галлюцинация, претендовала на несокрушимую действительность. Поглотившая его до конца, окружающая Опалина явь, обрастала новыми конкретными деталями. Требовала к себе внимательнейшего отношения. Предаваться в этот момент вселенской тоске по закончившейся прошлой жизни было как-то не к месту. Да и не было острой необходимости. Оставалась возможность вновь миража, вновь галлюцинации. Только более долгой и излишне реальной. Он успокаивал себя — посмотрит кадры из фильма ужасов, свихнувшегося рассудка — режиссера и вскоре покинет зрительный зал. Проснётся. Убеждал себя и не верил себе. Мешал привычно рациональный взгляд на жизнь. В минуты сильного стресса у Опалина наступало некоторое «замораживание» чувств и эмоций. Он начинал размышлять и поступать хладнокровно, словно всё делал и думал совершенно посторонний ему человек, а он являлся лишь наблюдателем со стороны. Четко анализировал, искал варианты решений. Пока анализировать было нечего. Решать тоже. Непонятно где он и что именно с ним.

В смерть не верилось. Ангелов и демонов вблизи не наблюдалось. Только ровные ряды скелетов перед глазами. Неживые. Застывшие. Сотни желтых статуй. Мёртвых. Абсолютно неподвижных.

Он же двигался. Мыслил и упрямо считал себя живым. Выпадал из общей массы и не причислял себя вследствие этого к ним. Поэтому, впадать в депрессию и тоску Опалин полагал пока рановато. Оглядеться пока нужно, осмотреть что вокруг него находится и желательно кто.

Да и не соответствовала абсолютная хандра его энергичному характеру.

«По крайне мере, мне сейчас уже точно известно, что загробная жизнь есть и это непреложный факт. Так что поздравляю вас с началом новой жизни Владимир Анатольевич! С прибытием на тот свет вас, глубокоуважаемый и бывший незаменимый работник, а также, в прошедшем времени, компетентный руководитель, положивший, или как там говорят, в данном случае, возложивший силы свои на алтарь для процветания…».

Опалин грубо, на полуслове, оборвал себя. Вымученная шутка была из разряда наиболее плоскоубогих, но шутить с самим собой Опалин считал себя в праве как угодно и без оглядки на окружающих. Не считать же неподвижно стоящих впереди костяков слушателями и критиками. Но этот совершенно несмешной панегирик слишком уж был похож на начинающуюся истерику.

Владимир Анатольевич осторожно встал на ноги, не слишком доверяя вновь приобретенному вместилищу своей бессмертной души. В бессмертии души ни малейших сомнений у него уже не оставалось.

«М-да, сейчас мне остается только пожалеть о не посещении при жизни церкви и своего легкомысленного отношения к Вере и Богу. Уверен я, что запоздалое раскаяние в грехах здесь вряд ли котируется. Даже один к двадцати. И никакого тоннеля со слепящим светом, ангелов или чертей я не заслужил. Что ж, остается только принять со смирением свою участь».

Фигура человека, вот только, что напротив, вдалеке, по стене ходит, в декорации ни чистилища, ни Ада, а уж тем более Рая, по мнению Опалина, никак не вписывалась. Излишне деловитый на вид силуэт и похож тип, по однообразности маршрута перемещения, на патрулирующего территорию охранника. Слишком спокойные передвижения, привычные. Этакий вольнонаемный сторож мятежных душ. И окружающая обстановка как то не очень инфернальна. Нет зловещих всполохов адского пламени, жалобных завываний мучаемых грешников. Серой не пахнет. Но, и крылатых мужиков в простынях, на небе не видно. Обычное небо, с обычными звездами. Только лун на этом небе две. Одна побольше, другая поменьше. Серая какая-то, обстановка, приземленная. На огромную, пустующую, складскую площадку окружающий пейзаж похож. Не хватает только для полной идентичности красных трафаретных надписей на стенах — «Огнеопасно!», «Не курить!», «ПА», «B-IV», прочих предупреждающих аншлагов и прожекторов освещения и окурков, прямо под знаками «Не курить».

«Но, прежде чем делать скоропалительные выводы из своих наблюдений — притормозил бег мысли Владимир Анатольевич — следует обязательно попробовать пообщаться с местными жителями. Ведь явно не случайно, все присутствующие здесь э…. почившие, наверное, стоят замерев, в каменной не подвижности. Даже не шелохнулись ни разу за все время. Как мертвые.

«Черт! То есть ангел! Да они и так мертвые! То есть…..» Владимир Анатольевич запутался в выборе определений, махнул рукой. Лучше пока проанализировать то, что он видит здесь, а потом подбирать определения. Должна же быть причина, подобному поведению здешнего контингента. И серьезная. Кстати, вполне возможно, что его, вновь прибывшей души, поведение совершенно неприемлемо для существующих здесь регламентов и вскоре может последовать соответствующее наказание. Хотя, чем же можно испугать мертвого?

«Эй, приятель! А ну-ка стоп! Не стоит столь глупо и опрометчиво храбриться. Вполне возможно, что здешний иерарх с рогами или с крыльями, и изыщет действенный способ убеждения беспокойных новичков в их неправильном поведении».

Владимир Анатольевич мысленно фыркнул неодобрительно, невысоко оценивая собственные неосторожные выводы и рассуждения. Слишком поспешны и без необходимого, предварительного сбора информации, скорее всего в корне ошибочны.

Чем, да и зачем пугать уже умершего человека? Какие иерархи? Какие на том свете правила? Какие регламенты? Здесь должно быть абсолютно все иначе. Неизвестно как именно, но однозначно иначе.

«Но вот мысль о поиске источников необходимых сведений, абсолютно верная. Поиск нужных знаний о здешнем месте и данной реальности актуален и жизненно необходим. Хм, очень идиотическая тавтология и всецело неуместное сравнение!»

Осторожно ступая по плитам, не доверяя полностью новоприобретенному телу, да и телом то, называть невместно, данный суповой набор, осторожно приблизился к ближайшему из скелетов.

Поднял правую руку, поднося по миллиметру, к плечу костяка напротив, кончики пальцев. Вздрогнул, непроизвольно, от вида своей новой верхней конечности и остановился в доле сантиметра от цели.

А как общаться с планируемым собеседником? Как задавать ему вопросы? Даже немые, используя артикуляцию губ, могли бы справиться с этой задачей. Но как быть, если нет ни губ, ни языка, ни легких? Попытка завыть дала четко понять о категорической невозможности акустического общения. Простучать зубами SOS? Ага, еще флажки поискать для семафорной азбуки. Вдруг где-то лежат, только его и дожидаются! Использовать невербальные способы для налаживания контакта? Помахать руками? Написать записку? На чем? И на каком языке?

Опалин глубоко задумался над решением проблемы общения. Звуковой способ отпадал однозначно. В общении с помощью письменности существовали некоторые шансы — он же видел, правда, непонятно чем и как. И довольно таки недурно, даже в полной, ночной темноте. Но и этот способ, был так же, как и голосовой, не реализуем из-за незнания местного языка и отсутствия инструментов для письма. Оставался только способ общения знаками.

Владимир Анатольевич вздохнул, набирая воздух в несуществующие легкие, словно перед глубоководным погружением. Точнее, заново попытался это проделать, следуя врожденным рефлексам старого тела, и осторожно, кончиком пальца прикоснулся к выбранному собеседнику.

«Интересно, как мне изобразить жестами простые вопросы: — Чего стоим? Кого ждем?» — мелькнула и пропала ерническая мысль.

Затронутый костяк несколько секунд не двигался. Опалин задумался уже о более весомом прикосновении, вроде похлопывания по плечу. Потом, выбранный в качестве собеседника, скелет медленно, словно просыпаясь от мертвого сна, повернулся к Владимиру Анатольевичу.

«Довольно удачное, для этой действительности, сравнение» — вновь захотелось пошутить Опалину. Его психика явно находилась на грани срыва.

Мозг, спасаясь от кошмаров реальности, без участия владельца, сам искал методы защиты от не адекватной ситуации общения, с осмыслено движущимися прахом.