Смеющийся труп - Гамильтон Лорел Кей. Страница 48
— Может быть, если бы у Николаос было такое зеркало, она не превратилась бы в такое чудовище.
Я посмотрела на него. Возможно, он прав. В таком случае он выбрал меня на роль своего слуги отчасти из возвышенных соображений. Отчасти. О дьявол. Не хватало еще проникнуться сочувствием к этому необычному Мастеру вампиров. Только не сейчас. И вообще никогда.
Мы идем в Тендерлин. Берегитесь, сутенеры! Сегодня меня прикрывает Мастер. Это все равно, что глушить рыбу атомной бомбой. Массовые убийства всегда были моей специальностью.
23
Первоначально Тендерлин — квартал красных фонарей — располагался на набережной. Но потом Тендерлин, как и многие районы Сент-Луиса, переместился ближе к окраине. Пройдете мимо театра «Фоке», где передвижные бродвейские труппы поют свои мюзиклы, спуститесь дальше по Вашингтон-стрит к западной стороне городского центра и окажетесь в паутине обновленного Тендерлина.
Ночные улицы сияют неоном, искрятся, пульсируют всеми цветами радуги. Все это напоминает какой-то порнографический карнавал. Не хватает только колеса обозрения в каком-нибудь пустом переулке. Можно продавать сахарную вату в форме обнаженных фигур. Детки бы себе играли, пока папа ходит по шлюхам, и мамочка ничего бы не узнала.
Жан-Клод сидел в машине рядом со мной. Всю дорогу, он молчал, и мне пришлось пару раз взглянуть в его сторону, чтобы удостовериться, что он еще здесь. Люди всегда производят шум. Я не имею в виду разговоры, или отрыжку, или что-то интимное. Но люди, как правило, не могут сидеть так, чтобы их вообще не было слышно. Они дышат, шуршат одеждой, облизывают губы — все это хоть и очень тихие, но все-таки звуки. Пока мы ехали, Жан-Клод не производил совсем никаких звуков. Не поручусь, что он хотя бы моргнул. Живой мертвец, чего вы хотите.
Я могу молчать на пару с соседом лучше, чем большинство женщин и добрая часть мужчин. Но сейчас мне было необходимо чем-то заполнить тишину. Поговорить просто затем, чтобы создать шум. Пустая трата энергии, но испытывала такую потребность.
— Жан-Клод, ты еще здесь?
Он повернул голову. Глаза его блеснули, отразив свет неоновой вывески подобно темному стеклу. Вот черт.
— Ты способен изобразить человека лучше всех моих знакомых вампиров. Зачем все это сверхъестественное дерьмо?
— Дерьмо? — тихо переспросил он.
— Да. Почему в моем обществе ты вечно строишь из себя привидение?
— Привидение? — снова переспросил. Как будто это слово может означать что-то еще.
— Слушай, перестань, — сказала я.
— Что перестать?
— Отвечать на каждый мой вопрос вопросом.
Он моргнул.
— Прости, ma petite. Просто я чувствую улицу.
— Чувствуешь улицу? Это еще что?
Он откинулся на сиденье и прижал кулак к животу.
— Здесь так много жизни.
— Жизни? — Ну вот, теперь он добился того, что я это делаю.
— Да, — сказал он. — Я чувствую, как они бегают взад-вперед. Маленькие существа, отчаянно ищущие любви, боли, признания, денег. Здесь много жадности, но в основном боль и любовь.
— К проституткам не ходят за любовью. К ним ходят за сексом.
Он посмотрел на меня, склонив голову.
— Многие люди путают эти два понятия.
Я смотрела на дорогу. Волосы у меня на затылке зашевелились.
— Ты сегодня еще не ел, правильно?
— Ты ведь эксперт по вампирам. Разве ты не можешь это определить? — Его голос стал хриплым и еле слышным.
— Про тебя я ничего никогда не могу сказать.
— Это, разумеется, комплимент моим способностям.
— Я тебя не для того сюда привезла, чтобы ты тут охотился, — сказала я. Мой голос звучал громко и твердо. Но сердце билось так, что я едва не оглохла.
— Неужели ты запретишь мне сегодня охотиться? — спросил Жан-Клод.
Я задумалась на пару минут, пока крутилась возле стоянки, отыскивая свободное место. Запрещу ли я ему сегодня охотиться? Да. Он знает ответ. Это вопрос с подвохом. Беда в том, что я не вижу, в чем подвох.
— Я бы попросила тебя сегодня здесь не охотиться, — сказала я, наконец.
— Скажи почему, Анита.
Он назвал меня Анитой без подсказки с моей стороны. Он явно что-то замыслил.
— Потому что я тебя сюда привезла. И если ты станешь охотиться, это произойдет по моей вине.
— Ты будешь чувствовать свою вину перед теми, кто меня сегодня накормит?
— Незаконно питаться кровью тех, кто не дал на это согласия, — сказала я.
— Это верно.
— Это карается смертью, — напомнила я.
— От твоей руки.
— Если в нашем штате, то да.
— Это же просто сборище шлюх, сутенеров и мошенников. Что они для тебя значат, Анита?
Кажется, до этого он еще ни разу не называл меня Анитой дважды подряд. Плохой признак. Всего в одном квартале от клуба «Серая Кошка» со стоянки отъехал автомобиль. Какая удача. Я поставила свою «нову» на освободившееся место. Я не очень хорошо умею ставить машину между двумя другими, но, но счастью, отъехавший автомобиль был в два раза шире моей «новы». У меня было достаточно места для маневра, и я благополучно вписалась.
Поставив машину, как мне хотелось, я выключила мотор. Жан-Клод откинулся на сиденье и посмотрел на меня.
— Я задал тебе вопрос, ma petite. Что эти люди для тебя значат?
Я расстегнула ремень безопасности и повернулась к нему. Случайная игра света и тени почти скрыла его в темноте, и только на лицо падал луч золотистого света. Его высокие скулы четко выделялись на фоне бледной кожи. Кончики клыков торчали между губ, глаза мерцали, как синий неон. Я отвела взгляд и смотрела на баранку все время, пока говорила.
— У меня нет личной заинтересованности в жизни кого-то из этих людей, Жан-Клод, но все они — люди. Хорошие, плохие или никакие — но все они живые, и никто не имеет права по собственной прихоти снимать их с доски.
— Одним словом, ты цепляешься за то, что жизнь священна?
Я кивнула:
— За это и за то, что каждый человек неповторим. Любая смерть — это утрата чего-то драгоценного и незаменимого. — На последнем слове я посмотрела на него.
— Ты не раз убивала, Анита. Уничтожала то, что незаменимо.
— Я сама тоже незаменима, — сказала я. — И меня тоже никто не имеет права убить.
Жан-Клод выпрямился плавным движением; реальность, казалось, на глазах вливалась в него. Я почти чувствовала, как движется время — со звуком, который я слышала сознанием, а не ушами.
Жан-Клод стал неотличим от обычного человека. Его бледная кожа приобрела розоватость, вьющиеся черные волосы, тщательно уложенные, стали пышными и блестящими, а глаза — просто темно-синими, и ничего необычного, кроме цвета, в них не осталось. Он снова стал человеком, не успела я и глазом моргнуть.
— Боже, — прошептала я.
— Что такое, ma petite?
Я покачала головой. Если спросить, как у него это получается, он лишь улыбнется.
— К чему все эти вопросы, Жан-Клод? Почему тебя волнуют мои взгляды на жизнь?
— Ты мой человек. — Он поднял руку, отметая мое автоматическое возражение. — Я начал процесс превращения тебя в своего слугу, и мне хочется лучше тебя понимать.
— Разве ты не можешь просто… почувствовать мои эмоции, как у этих людей на улице?
— Нет, ma petite. Я могу чувствовать твое желание, но кроме этого — почти ничего. Поставив тебе свои метки, я потерял такую способность.
— Так ты не можешь читать мои мысли?
— Нет.
Это действительно приятная новость. Ему не обязательно было мне об этом рассказывать. Так почему же он рассказал? Жан-Клод никогда ничего не делает просто так. Тут были какие-то подводные течения, которых я не замечала. Я покачала головой:
— Ты здесь сегодня только затем, чтобы меня прикрывать. И не надо ничего делать, пока я об этом не попрошу, хорошо?
— Чего не делать?
— Не причинять никому вреда, пока нам не попытаются его причинить.
Он кивнул. Лицо его стало очень торжественным. Почему мне все время кажется, что в каком-то темном уголке своего разума он надо мной насмехается? Отдавать приказы Мастеру вампиров. Наверное, это смешно.