Смеющийся труп - Гамильтон Лорел Кей. Страница 72

Ванда, тоже сплошь залитая кровью, билась в истерике среди высокой травы.

— Пожалуйста, пожалуйста, не убивайте меня. Не убивайте меня! Пожалуйста!

Я не была обязана убивать Ванду. Доминга велела мне оживить мертвецов, и я сделаю только это.

Смерть животного никогда не давала мне такой силы. Казалось, моя кожа вот-вот сгорит. Собрав магию, текущую через меня, я направила ее в землю. Но не только на могилу в круге. У меня было слишком много власти для всего лишь одной могилы. Слишком много власти для горстки могил. Эта сила распространялась, как круги по воде, все дальше и дальше, пока не покрыла всю землю вокруг толстым и ровным слоем. Все могилы, что я обходила для Дольфа. Все, кроме тех, с привидениями — потому что их магия связана с душами, а некромантия душами не занимается.

Я чувствовала каждую могилу, каждый труп. Я чувствовала, как они восстают из праха — все, начиная от дряхлых скелетов и, кончая теми, кто был похоронен недавно.

— Поднимайтесь из могилы все мертвые, кто слышит мой зов. Восстаньте и послужите мне! — Не называя имени, я не смогла бы поднять и одного мертвеца, но сила двух человеческих жертв была так велика, что мертвые не могли ей противиться.

Они выныривали из-под земли, как пловцы из воды. Земля подо мной ходила ходуном, как шкура лошади на скаку.

— Что ты делаешь? — спросила Доминга.

— Оживляю мертвых, — ответила я. Возможно, в моем голосе что-то было. Возможно, она это почувствовала. Как бы там ни было, она побежала к кругу, но было уже поздно.

Из земли у нее под ногами высунулись руки. Мертвые пальцы схватили Домингу за щиколотки и повалили в траву. Я потеряла ее из виду, но не потеряла власти над зомби. И я приказала им:

— Убейте, убейте ее.

Трава задрожала и заколыхалась, как водная гладь. Ночь наполнилась мерзкими важными звуками разрываемой плоти, треском костей и воплями Доминги.

Потом они оборвались. Я чувствовала, как мертвые руки разрывают ей горло. Трава почернела от крови Доминги.

Ее заклинание развеялось на ветру, но я уже в нем не нуждалась. Теперь магия властвовала надо мной. Я парила, как птица в восходящих потоках, и сила, поддерживающая меня, была такой же плотной и иллюзорной, как воздух.

Сухая просевшая земля вспучилась над могилой предка Гарольда Гейнора. Бледная рука взметнулась ввысь. Вторая рука проникла сквозь трещину. Зомби разорвал сухую землю. Я слышала, как и другие древние могилы открываются в летнюю ночь. Предок Гарольда Гейнора пробил себе путь из забвения, как и хотел его потомок.

Мертвецы окружили Гейнора, сидящего в инвалидном кресле на гребне холма. Великое море зомби на различных стадиях разложения сомкнулось вокруг него. Но я еще не отдала им приказ. Они не тронут его, пока я им не прикажу.

— Спроси его, где сокровище! — крикнул Гейнор.

Я посмотрела на него, и все зомби, следуя моему взгляду, тоже уставились на калеку. Он не понимал. Гейнор был таким же, как все богатые люди. Они приравнивают деньги к могуществу. А это совсем разные вещи.

— Убейте этого человека, Гарольда Гейнора, — громко сказала я.

— Даю миллион долларов за то, что вы его оживили. Независимо от того, найду ли сокровище, — прокричал Гейнор.

— Мне не нужны твои деньги, Гейнор, — сказала я.

Зомби двигались со всех сторон, они шли, простирая к Гейнору руки, прямо как в фильмах ужасов. Иногда Голливуд поразительно точен в деталях.

— Два миллиона, три миллиона! — Его голос прервался. В отличие от меня он видел, как умирала Доминга. И знал, что его ждет. — Четыре миллиона!

— Недостаточно, — сказала я.

— Сколько? — крикнул он. — Назови свою цену!

— Я уже не могла его видеть. Зомби скрыли его от меня.

— Никаких денег, Гейнор, — только твоя смерть. Этого будет достаточно.

Его крики стали бессвязными. Я чувствовала, как мертвые пальцы впиваются в него и мертвые зубы рвут его тело.

Ванда обхватила мои ноги.

— Не надо, не убивай его! Пожалуйста!

Я поглядела на нее. И вспомнила покрытого кровью плюшевого медведя, крошечную детскую ручку с глупым пластмассовым кольцом на пальчике, залитую кровью спальню, детское одеяло.

— Он заслуживает смерти, — сказала я. Я слышала собственный голос будто издалека. И он казался мне чужим.

— Ты не можешь просто убить его, — сказала Ванда.

— Смотри и увидишь.

Она попыталась подняться, цепляясь за меня, но не смогла удержаться и снова упала, рыдая, к моим ногам.

Я не понимала, как Ванда может просить сохранить Гейнору жизнь после того, что он с ней сделал. Любовь, наверное. В конце концов, она действительно его любила. И это, вероятно, самое печальное во всей истории.

Когда Гейнор умер, я это почувствовала. Когда руки и рты почти всех мертвецов обагрились его кровью, они остановились. Они повернулись ко мне в ожидании новых приказов. Сила все еще бушевала во мне. Я ни капельки не устала. Сумею ли я отправить их всех на покой? Будем надеяться.

— Возвращайтесь, все возвращайтесь в свои могилы. Покойтесь с миром в земле. Возвращайтесь, возвращайтесь.

Они заколыхались, как камыш на ветру, а потом один за другим вернулись к могилам. Они легли на иссушенную твердую землю, и могилы их поглотили, словно волшебные зыбучие пески. Земля слегка вздрогнула, будто мертвецы старались устроиться поудобнее. Некоторые из них были такими же древними, как предок Гейнора, и это означало, что для оживления одного трехсотлетнего трупа мне не понадобилась бы человеческая жертва. Вот Берт обрадуется. Человеческие смерти, похоже, имеют кумулятивный эффект. Две жертвы — и я опустошила целое кладбище. Это невозможно. Но я это сделала. Никогда не знаешь, чего от себя ждать.

Первый свет зари разлился на востоке — белый, как молоко. Ветер умер с первым лучом солнца. Ванда лежала, скорчившись, на залитой кровью траве и плакала. Я опустилась рядом с ней на колени.

От моего прикосновения она вздрогнула. Я не могла ее за это винить, но все же мне стало грустно.

— Нам надо уходить. Тебе нужен врач, — сказала я.

Она посмотрела на меня.

— Кто ты?

Сегодня впервые я не знала, как ответить на этот вопрос. Это было шире, чем любые человеческие понятия.

— Я — аниматор, — сказала я, наконец.

Она продолжала смотреть на меня. Я бы тоже ей не поверила. Но она разрешила мне ей помочь. Это уже что-то.

Но она все равно следила за мной краем глаза. Ванда считала меня чудовищем. Что ж, возможно, она была права.

Вдруг она ахнула, и глаза ее стали круглыми.

Я повернулась — слишком медленно. Неужели монстр Доминги?

Из тени вышел Жан-Клод.

На мгновение я перестала дышать. Это было так неожиданно.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я.

— Твоя сила позвала меня, ma petite. Сегодня в городе не было ни одного мертвеца, который не почувствовал бы ее на себе. А так как город — это я, то пришел посмотреть, в чем дело.

— И долго ты здесь?

— Я видел, как ты убила двоих мужчин. Я видел, как ты подняла кладбище.

— И тебе не пришло в голову мне помочь?

— Тебе не нужна была помощь. — Он улыбнулся — едва заметно в предрассветном полумраке. — Кроме того, вдруг бы у тебя появилось искушение разорвать на части заодно и меня?

— Не может быть, чтобы ты меня испугался, — сказала я. Он развел руками. — Ты испугался своего слуги? Маленькой старушки, moi (меня (фр.))

— Это не страх, ma petite, а осторожность.

Он боялся меня. Что ж, какой-то смысл во всем этом дерьме все-таки есть.

Я понесла Ванду вниз по склону холма. Она не позволила бы Жан-Клоду к ней прикасаться. Из двух чудовищ…

40

Доминга Сальвадор пропустила слушание в суде. С чего бы это?.. Дольф искал меня в ту ночь, после того как узнал, что Домингу отпустили под залог. Он нашел мою квартиру пустой. Мои ответы на вопросы о том, где я шаталась, его не удовлетворили, но он от меня отстал. Что ему еще оставалось?