Змея - Сапковский Анджей. Страница 31
— Что — другие?
— Другие… — маг на мгновение заколебался. — Другие представляют дело по-другому. Те паирики, о которых я рассказывал, ненавидят род человеческий, они просто одержимы жаждой причинять людям вред и наносить обиды, сеять сомнение и отчаяние. Жаждут ширить и распространять зло изо всех сил, чем ужаснее зло, тем больше радость демоницы. Но поскольку ее мощь ограничена, то ей нужен помощник. Сообщник, чтобы делать зло. А в этой области никто и ничто не сравнится с человеком. Никто и ничто не проявляет в жестокостях такого воодушевления, страсти и изобретательности. Никакой демон, никакое чудовище…
— Страшно, — прервал Герпандер. — И удручающе. Особенно на пустой желудок. К счастью, все это выдумка. Причем, как мне кажется, выдуманная на ходу. А? Халдей?
— Это не выдумка, а легенда.
— А какая, на голову Горгоны, тут разница?
— Легенды, — улыбнулся Астрей, — хоть и выдуманы, своим началом имеют желание либо страх, две силы, которые правят миром. Нельзя понять легенду, не понимая собственных желаний и страхов. Ты уверен в своих желаниях, тетрарх? И знаешь ли ты, чего боишься?
Герпандер не слышал последних слов мага. Что-то другое привлекло его внимание. К пировавшим быстрым шагом подходил не кто иной, как ипарх Селевк. [120]По его походке и выражению лица было прекрасно видно, что он явился сюда вовсе не для того, чтобы пиршествовать. Ответив кивком головы на почтительные приветствия, он решительным жестом отодвинул поданную ему чашу, не менее решительно и резко подозвал к себе иларха [121]Теодора, непосредственного начальника Герпандера, и оттащил его в сторону. Теодор слушал, а глаза его уже бегали по залу. Герпандер догадывался, кого он выискивает, поэтому поспешно попрощался с Астреем и быстро направился в сторону командиров. Он бесцеремонно отодвинул со своего пути цепляющуюся к нему девушку с подведенными черным колем глазами и подкрашенными ярко-красными сосками. Ипарх тем временем покинул зал, а Теодор вышел навстречу Герпандеру.
— Ты трезв? Хорошо. Собирайся и быстро в часть. Только тихонько, без лишнего шума, мы не хотим преждевременной тревоги. Но на рассвете вы уже должны быть на конях, ты и твоя тетрархия.
— Что-то случилось?
— Бунт, — сухо пояснил Теодор. — Может, даже восстание, большого масштаба. В Согдиане. Сатрап Спитамен, тот самый, который недавно выдал нам Бесса, убийцу царя Дария. И вот тебе на, сейчас этот Спитамен взбунтовался, поднял против нас согдийцев, дахийцев и парнов, племена из Азии и Бактрии. Артакоана в огне, Мараканде [122]грозит осада. Имеются признаки, что восстание может объять всю Маргиану и Арию. В общем, плохо.
— Что значит — плохо? — Герпандер дал волю своему изумлению. — А царь? А командиры? Пердикка, [123]Кассандр, Птолемей? А царская Агема? [124]Этерия? Гипасписты? [125]Вся армия Яксарта? Чтобы какой-то там Спитамен…
— Царь, — остановил его иларх, — сейчас находится в Александрии Крайней. [126]Он пошел на мятежников, но по его тылам ударили саки, [127]поддерживающие Спитамена. Дахийцы прут на Бактрию, их пытаются остановить Кен и Артабаз. [128]Мы получили приказ выступать и обеспечить им тылы. Потому что не исключено, что к восстанию присоединятся племена по ту сторону гор, из Паропамисад. Мы, продрома, [129]наша ила, пойдем в авангарде. В полдень мы уже должны быть в Александрии Кавказской.
«Золотая змея, — подумал Герпандер. — Паирика. Та, которая манит. Легенда? Флиарос, вымысел и полнейший бред! Испорченность войной, кровью и смертью? Еще чего! Я не испорчен и не изменен. Когда война закончится, я сброшу ее с себя, как поношенный хитон. И забуду про все, что видел и что делал. Забуду навсегда. Я смогу. Наверняка».
— Эй, Герпандер, ты меня слушаешь?
— Извини, иларх. Я задумался.
— Этот Спитамен, — Теодор заскрипел зубами и сжал кулаки. — Изо всего этого я делаю один вывод: никогда не оставляй азиата недобитым. В часть, тетрарх.
— Есть.
* * *
Змея ползла, зигзагообразно извиваясь. Леварт поспешал за ней.
Глубокий мрак, царящий на входе в пещеру, сменился светом. Свод был покрыт мозаикой щелей и отверстий, сквозь которые внутрь пробивались лучи, большие, будто излучаемые рефлекторами столпы света. В свете Леварт увидел, по чему он ступает. И ахнул.
Земля в пещере была покрыта слоем золота и серебра.
Монеты переполняли сундуки и шкатулки, украшенные шестнадцатиконечным солнцем Македонии, высыпались из разбитых амфор.
Ими были набиты мешки, полотно которых давно истлело, а освободившийся драгоценный металл засыпал пещеру, как песок пустыни.
Леварт видел, хоть может и не узнавал, золотые дарейки царя Дария, валюту Ахеменидов. Серебряные афинские тетрадрахмы с Афиной на аверсе и ее совой [130]на реверсе. Серебряные декадрахмы Александра Македонского, изображающие его верхом на Буцефале. На других он был изображен как Двурогий, с рогами бога Амона. Были монеты с головой Александра, наряженной в скальп слона, символ покорения Индии. Серебряные драхмы преемника Александра, одноглазого Антигона Циклопа. Серебряные октодрахмы Птолемеев. Тетрадрахмы царя Бактрии Евтидема. Монеты Деметрия, сына Евтидема, в точности такие, как и та, что он нашел на входе. Другие монеты Деметрия, на которых он был изображен как Аникет, непобедимый. Этого же царя маленькие, но красивой чеканки серебряные оболы. Диковинные четырехугольные монеты Агафокла, самозваного царя Паропамисад. Монеты, которые чеканил Антимах Теос. И самые большие монеты эллинского мира — статеры Евкратида, большие, как стекла в бинокле.
Сверкали в шкатулках и хрустели под сапогами серебряные монеты с изображением тучного царя Гелиокла, представленного в виде Громовержца со скипетром и молнией в руке. Золотые монеты Менандра Сотера, Спасителя. Серебряные драхмы с изображением его супруги, царицы Агафоклеи Теотропы, Богоподобной. Тяжелые золотые монеты кушанского царя Канишки с его собственным изображением в полный рост. Серебряные кушанские тетрадрахмы царя Герая.
«Всего этого нет, — подумал Леварт, — это галлюцинация. На самом деле хороший урожай вырастил Салман Амир Юсуфзай и его парни из окрестных кишлаков. Чертовски сильной получилась у них эта гера».
Змея ползла. Он поспешал за ней.
Они проходили мимо сундуков и шкатулок, в которых искрились драгоценные камни, по отдельности или вперемешку. Огромные, как зерна нута, [131]бриллианты из Голконды, бирманские рубины из легендарной долины Могок, звездные цейлонские сапфиры, сиамские рубины, аквамарины из Кашмира, аметисты с Декана, нефрит и бирюза из Хорезма, жемчуг с побережья Ланки и Сулавеси, [132]коралловые бусы, яшма, жадеит, сердолик, оникс, кварц. И сокровища Гиндукуша — большущие золотые самородки из Вакдура и Заркашана, огромные изумруды из долины Панджшер, кровавые рубины и шпинель из Джегдалека, лазурит и ляпис-лазурь из Бадахшана. Большие топазы, берилл и альмандин.
У стен пещеры, там, куда не достигал свет, в тени и мраке, словно застывшая в веках армия, виднелись скульптуры, статуи, статуэтки, бюсты, фигуры и фигурки. Золотые, серебряные или бронзовые мифические чудовища: птицы Симург с головами собак, драконы, распростершие бирюзовые крылья, тритоны, ихтиокентавры, киты, гиппокампы, [133]грифоны и единороги. Пухлые бактрийские Афродиты с упругой грудью, Кибела, ведущая упряжку львов. Иногда больше, иногда меньше статуэтка бога или богини — здесь Афина, там Артемида, а там Посейдон с трезубцем, Атлант или Борей. Сурья [134]на своей солнечной колеснице, Ваю [135]верхом на газели. Золотые филигранные фигурки апсар, [136]танцовщиц и любовниц богов, в разнообразных, чаще всего соблазнительных позах.
Блестели там золотые пластины, украшенные кованым рельефом, подсвечники и канделябры, усыпанные гирляндами самоцветов, позолоченные доспехи и шлемы, украшенные мечи, булаты, кинжалы и стилеты. В большие кучи были свалены щиты. В беспорядочных грудах лежали жадеитовые кубки, золотые ритоны, украшенные канфары и килики, кратеры, [137]псиктеры и вазы.