Соблазненные луной - Гамильтон Лорел Кей. Страница 80

Наше намерение найти Нулин и узнать, откуда она взяла вино, окончилось крахом. Слуа ее нашли, но вопросы задавать было некому. Голову ее все еще искали. Ее смерть говорила либо об аккуратности нашего убийцы, либо о том, что он, она или они знали уже, что королеву убить не удалось. И то, и другое никак не влияло на наши планы, но заставляло задуматься.

Шалфей стоял у меня за спиной сразу после Риса и Холода. Мы уже представили его королеве Нисевин в новой этой форме, с трехцветными глазами. Она пришла в бешенство, узнав, что он не станет уже прежним, но превращение эльфа в сидхе ее заинтересовало. Настолько, что она согласилась нам помогать. Феи-крошки – идеальные шпионы, всепроникающие и незаметные. Сидхе обращали на них не больше внимания, чем на настоящих насекомых. Их не считали при дворе силой, а потому допускали куда угодно. Нисевин разослала своих людей по всему двору. Они навострили ушки и вернутся с докладами – мне и Андаис.

Царь Кураг со своей многорукой королевой под боком ждал вместе с нами. Он со своими гоблинами войдет в зал в составе моей свиты. Потом он займет свой трон в конце зала, ближе всего к дверям и дальше всего от трона королевы, но войдем мы вместе, и несколько воинов будут сопровождать меня до самого трона.

При личной встрече Ясень и Падуб оказались одновременно и более похожи на сидхе, и менее. Красивые и надменные не менее любого придворного, с безупречной золотистой кожей, они подошли бы обоим дворам сидхе; но глаза – сияюще-зеленые и огненно-красные соответственно – были у них чисто гоблинские, огромные, удлиненные, занимавшие на лице больше места, чем положено человеку или сидхе. Такие глаза обеспечивали гоблинам отличное ночное зрение, но выдавали их чуждость. Физически оба гоблина были лучше развиты, чем сидхе; мышц под чудесной кожей словно было больше, чем надо. Я бы поспорила, что они сильней чистокровных сидхе.

Ясень был просто счастлив присоединиться к нашей демонстрации единства. Падуб сопротивлялся. Он считал ниже своего достоинства сидеть у ног женщины, особенно женщины-сидхе. Мне пришлось выдать ему небольшой аванс: он слизнул с меня немного крови и больше не протестовал. Оба брата достаточно были гоблинами, чтобы оценить покрывавшую меня кровь сидхе. Сегодня мне это было на руку; в перспективе, где мне светило оказаться с ними в одной постели, – слегка нервировало. Но не стоит заглядывать вперед, на сегодня у нас и так проблем хватает.

Шалфей сказал:

– Королева Нисевин сообщает, что знатный сидхе преклонил колено перед троном королевы Андаис. – Он перевел дыхание, потом воскликнул: – Пора!

Баринтус и Гален распахнули двери, и на нас пролился поток света из ярко освещенного зала. Мы не теряли времени. Я шла чуть впереди Риса и Холода, потом шли Никка с Шалфеем, и дальше так же парами выстроились остальные стражи вплоть до Баринтуса и Галена, за которыми шли уже гоблины.

Дойл стоял у двери, как и задумано, и мы ему даже не кивнули, словно были на него злы. Все шло по плану.

Ахи и охи, бурный шепот, даже приглушенный вскрик встретили мое появление. Мне показалось на секунду, что герольд у двери меня не узнал. На лице у меня одни глаза не были перемазаны кровью, даже ресницы от нее слиплись. Меня всю жизнь считали незначительной персоной и уж точно не ждали от меня никакой опасности. И надо признать, что моему самолюбию здорово польстил этот миг, когда все вокруг глазели на меня со страхом, удивлением и тревогой. Что случилось? Что пошло иначе? Что значит это все? Здесь за столами сидели лучшие интриганы в мире, а сейчас все их планы пошли прахом только потому, что я вошла в тронный зал, с ног до головы покрытая кровью.

Королева Андаис сидела на троне; белая кожа, начисто отмытая от крови, сияла свежестью. Черное платье обнажало руки и плечи, в волосах мерцали алмазы, своим блеском скрывая металл короны. Алмазная нитка обвивала шею и сбегала на грудь королевы, словно застывшая посреди движения петля лассо или змея. Алмазы были единственным цветовым штрихом на простом черном платье и столь же черных длинных перчатках, обтягивавших руки. Впрочем, "цветовым" – неверное слово, драгоценные камни овеществленным светом обвивали шею и голову, их сияющий ореол струился по телу.

Мистраль в полной броне стоял за спинкой трона, чуть сбоку, опершись на копье. Назначение Мистраля капитаном меня не удивило, а вот выбор заместителя – напротив. Штиля полностью скрывали доспехи, из-под шлема видна была только длинная светло-каштановая коса. Его звали Штилем, тишью, – за то, что он никогда не говорил вслух, только шептал на ухо королеве или Дойлу. Как он будет командовать, если он не говорит вслух?

Тайлер, совершенно голый, если не считать сверкающего ошейника, свернулся у ног королевы на конце драгоценного поводка. На троне чуть поменьше и пониже королевского, троне консорта, сидел Эймон. Он был во всем черном за исключением серебряного обруча на лбу.

Мы прошли мимо пустующего стола и трона, предназначенных для слуа – слуа расположились за спиной у королевы. Ночные летуны, похожие на гибрид огромных летучих мышей, жутких осьминогов и переселившихся на сушу морских скатов, распластались на стенах за троном, ряд за рядом, словно шевелящийся занавес из черных тел. Существа, у которых щупалец было больше, чем прочей плоти, встали сразу за троном. Две карги, Черная Агнес и Сегна Золотая, закутанные в плащи, стояли наготове у трона, возвышаясь над головами стражей. Обычно они стояли у трона собственного царя, но сегодня Шолто занимал другое место.

Пустой трон, предназначенный для наследника и давно привычно называемый троном принца, ждал меня. Трон, занятый Шолто, стоял на ступеньку ниже моего. Сегодня этот трон тоже стал троном консорта – но моего консорта, а не королевы. В моем случае трон отдавался тому, с кем я проведу будущую ночь.

Шолто, царь слуа, Властитель Всего, Что Проходит Между, Властелин Теней, сидел на троне консорта впервые в жизни. Высокий и бледный, с кожей как лунный свет, на зависть любому неблагому сидхе. Волосы у него были белые как снег, длинные и шелковистые, завязанные, как обычно, в длинный хвост. Глаза трехцветные: металлически-золотое кольцо, как у меня, янтарное кольцо и наружное тонкое – цвета осенней листвы. Лицом и телом он был не менее прекрасен, чем лучший из придворных красавцев, сидя здесь в черно-золотом камзоле и черных узких штанах, заправленных в сапожки до колена из мягчайшей черной кожи, с золотой окантовкой на отворотах. Плащ он застегнул золотой фибулой с гербом его дома.

До последнего дюйма он выглядел принцем сидхе, но я лучше многих других знала, что внешность лжет. Шолто магическим способом скрывал то, что находилось у него под одеждой. Почти весь его живот вплоть до паха покрывали щупальца. Без гламора они бы выпячивались даже сквозь роскошную ткань камзола, а современную одежду без магического вмешательства носить было просто невозможно. Мать у него была благая сидхе, отец – ночной летун.

Как царь слуа Шолто мог заполучить себе в постель любую женщину из числа своих подданных. Но при дворе Андаис с ним не спал никто – потому что он входил в ее стражу. Спать с ним могла только сама королева, но сомневаюсь, что ей даже мысль такая приходила в голову. Она звала его "моя искаженная тварь", а временами просто "моя тварь". Шолто терпеть не мог это прозвище, но королеве Андаис не возражают, даже если ты царь другого двора. Если бы Шолто удовлетворялся женщинами-подданными, мне нечего было бы ему предложить, но ему было их мало. Он хотел прикосновения кожи сидхе. Так что мы ударили по рукам, и если не сегодня, то завтра я выясню, способна ли я пережить наличие у партнера некоторых телесных излишеств. Я надеялась, что способна, потому что нравится мне или нет, а за сегодняшние услуги мне придется с ним переспать.

Сбоку от возвышения ждал Афагду. Когда мы открыли дверь, именно он стоял на коленях перед троном. Он тоже был в черном, как и большинство придворных. У любого двора в обычае выбирать те цвета, которые предпочитает монарх, а черное было фирменным стилем Андаис на протяжении веков. Волосы Афагду были такие черные, что терялись на фоне плаща, а борода такая густая, что трехцветные глаза будто плыли над ней посреди всей этой черноты. Его голос пронесся по залу, перекрывая шепотки и вздохи: