Темный день. (Дилогия) - Рут Алла ( Сербжинская Ирина). Страница 77

Он вручил деревянную ложку Наришу, а сам уселся на камень напротив Дарина и подпер щеку кулачищем.

— А ты, значит, с Пфафнусом хорошо знаком?

— Ну, не сказать, чтоб хорошо. Так, просто слышал кое-что, а потом и встретил случайно, — пояснил Дарин. — Он, конечно, уже старый, но ничего, выглядит бодро.

— Генерал Пфафнус! Вот был человек! А какой воин! Не чета нынешним. И нас понимал, как никто, — кивнул Варч. — У него, знаешь, хорошая поговорка была: «Дружба дружбой, а котелки — врозь». Смешно, правда? Это он сам придумал. Он всегда говорил: «Воюйте, говорил, сражайтесь, а насчет питания — не обессудьте. Уж как-нибудь сами, а то полковые интенданты наотрез отказываются поставлять в армию человеческое мясо». Это тоже шутка такая была, — пояснил людоед. — Ну, да мы на шутки не обижались! Питание у нас на войне было хорошее, разнообразное. Деликатесы, опять же, перепадали часто, — он мечтательно вздохнул.

Нариш помешал варево в котелке и чему-то усмехнулся.

— Мы — народ покладистый. Веришь ли, даже не обижаемся на то, что нас до сих пор людоедами кличут. Да что же это я, опять все о себе, да о себе! — спохватился Варч. — А гостей-то и не слушаю. Ты лучше о себе расскажи. Ты из Лутаки?

Дарин кивнул.

— Вот как! — довольно сказал Варч. — Слышишь, Нариш, он из Лутаки! Хороший городок. Жаль, людоедов там не жалуют, поэтому мы туда давненько не заглядываем. Женат?

Дарин поспешно замотал головой.

— И правильно, — отеческим тоном одобрил старый людоед. — И не торопись, успеешь еще!

Он принюхался к аппетитному запаху из котелка.

— Скоро есть будем. Небогатая трапеза, но уж не взыщите, — он развел руками. — Гостей не ждали!

— Ничего, ничего, — поспешно сказал Дарин, тоже невольно принюхиваясь к аппетитному запаху мясной похлебки и поглядывая, как хлопочет козле костра Нариш, то пробуя похлебку, то подбрасывая в котелок душистые травы и зелень. — А вы, случаем, не существа фей? Ну, я хотел сказать, не их слуги?

Старый людоед покачал головой.

— Нет, мы сами по себе. Знаю, с волшебными существами ухо востро держать надо, но мы-то — такие же, как все!

— Ну, что ж, тогда… похлебка — это очень хорошо!

— Спасибо, парень, — сказал Варч таким тоном, словно у него камень с души свалился. — Сейчас, уж мы вас угостим… а занимаешься-то ты чем, Дарин? Торгуешь или иным каким ремеслом промышляешь? Мы тут в лесу на отшибе живем, новостей никаких не знаем. Поэтому, с каждым путником поговорим, побеседуем обстоятельно — ну, вот и узнаем, что в мире творится.

— Беседуете? — дрожащим голосом встрял в разговор Басиянда, топтавшийся неподалеку. — А потом что? Отпускаете или…

Варч добродушно рассмеялся. Смеялся он так заразительно, что Дарин невольно тоже улыбнулся.

— Перестань, Басиянда, — сказал он. — Сказали же тебе — выдумки это все про людоедов. Никто нас с тобой есть не собирается.

Варш захохотал еще сильней.

— Нарищ, этот тощий слуга и правду боится, что мы его съедим! Слыхал?

— Слыхал, — отозвался Нариш. Он взглянул на Басиянду из-под полуопущенных век и усмехнулся.

— Ох уж, эти люди… — философски проговорил Варч.

Дарин бросил в сторону Басинды выразительный взгляд.

— Вы на него не обижайтесь. Он в Лутаке недавно совсем. Как и я, собственно.

— А ты в Лутаке недавно? Ну-ка, ну-ка, давай, расскажи же… где живешь, чем занимаешься?

Рассказывать о себе Дарин не очень любил: жил он на свете не так уж долго и ничего особенного или хоть сколько-нибудь замечательного в его жизни еще не происходило.

Но Варч смотрел на него с таким подкупающим добродушием, такой живой интерес светился в его голубых глазах, что язык у парня развязался сам собой.

Он рассказал о доме с синими ставнями, о Дадалионе и Тохте, а рассказ о Фендуляре так развеселил людоедов, что у Варча даже слезы из глаз потекли. Хорошим рассказчиком Дарин себя не считал, но сейчас, видя устремленные на него глаза, он говорил и говорил, лишь изредка поглядывая в сторону, где в тени дерева виднелись людоедиха и повелитель Волшебных земель.

Там шла своя беседа.

Кехелус стоял, сложив руки на груди, всем своим видом источая холодное величие. Встреча с людоедами его нимало не взволновала, к тому же в облике людоедихи не обнаружилось ничего устрашающего: это была крупная, крепко сбитая молодая женщина, с вздернутым носом, с веснушками на круглых щеках, очень похожая на молочницу из предместий Лутаки. Русые волосы ее, расчесанные на прямой пробор, были заплетены в две косы.

— Какой ты неразговорчивый, — вздохнула она. — Все молчишь и молчишь. Скажи что-нибудь?

Кехелус и бровью не повел.

Людоедиха сорвала цветок, расправила лепестки попышней и воткнула в волосы.

— Можешь называть меня Саграмона, — предложила она. — Это мое имя, прекрасное и благозвучное. Мне очень нравится, когда ко мне так обращаются.

— С чего ты взяла, что я вообще буду к тебе обращаться? — высокомерно отозвался король-демон.

— Я не беседую с людоедами!

Саграмона подошла ближе, посматривая на него с интересом.

— Совсем-совсем не беседуешь?

— Совсем! — отрезал тот и отвернулся.

Людоедиха томно вздохнула.

— Какой неприступный! Обожаю красавчиков со скверным характером, — проворковала она. — Может, прогуляемся по лесу? Твои друзья еще долго будут заняты. Побродим по тропинкам, пособираем цветы, полюбуемся рекой… кстати, здесь есть чудесные укромные полянки, прямо-таки, созданные для уединения…

Она вытащила из волос цветок и покрутила в пальцах.

— Ну, так как?

Кехелус сверкнул глазами.

— Как ты могла подумать, что я, повелитель Волшебных земель, король-демон, прозванный врагами Беспощадным, снизойду до тебя, жалкая людоедиха?!

— Грубиян, — одобрительно промурлыкала Саграмона, ударив Кехелуса по руке цветком. — Мне нравятся мужчины, которых надо завоевывать. Добиваться, обольщать, покорять! Чувствую, ты как раз из таких, — она окинула короля-демона оценивающим взглядом. — Есть в тебе что-то такое… так как насчет прогулки? Я знаю премиленькую тихую полянку совсем рядом. Никто не помешает. Уединимся?

— Нет, — категорически отказался Кехелус, безуспешно пытаясь отодвинуться от Саграмоны подальше. — Я не собираюсь уединяться с людоедихой! Моей благосклонности добивались красивейшие и знатнейшие….

Саграмона по-хозяйски поправила воротник его рубахи.

— Ты не знаешь, от чего отказываешься, — мягко заметила людоедиха. — Конечно, ты избалован женским вниманием, женщины так падки на красивых мужчин! Но я — совсем другое дело. И, кстати, — она взяла Кехелуса за руку. — У тебя какие-то странные представления о людоедах. Предвзятое к нам отношение! Я просто обязана сделать что-нибудь, чтоб его изменить. Когда мы познакомимся поближе, узнаем друг друга получше, ты будешь думать о нас совсем иначе!

Кехелус вырвал руку.

— Когда я верну свое могущество, — прошипел он прямо в лицо Саграмоне, демонстрируя безупречный оскал. — Я сотру с лица земли людоедов! Уничтожу всех до одного! И тебя — в первую очередь!

Саграмона улыбнулась.

— Хулиган! — любовно сказала она, цепляя полузавядший цветок на воротник его рубахи. — И такой темпераментный! Знаешь, если тебе не по вкусу полянка, то, что ты скажешь о моей пещере? Уютное милое гнездышко и поблизости — ни одной живой души!

Король-демон благоразумно промолчал, однако Саграмона была настойчива.

— У меня есть чудесный плащ из шкуры единорога — такая редкость! Достался от одного богатого купца, который как-то случайно… э… проезжал мимо. Купец… э… уехал, а плащик остался. Могу подарить, если хочешь. Но только он в пещере. Пойдем? Посмотришь, примеришь…

— Я занят, — надменно процедил Кехелус сквозь зубы.

— Любое дело можно отложить на денек-другой, — ласковым голосом принялась уламывать Саграмона. — Кстати, у твоей рубашки оторвалась пуговица, ты заметил? Надо бы пришить. Но иголка у меня тоже в пещере. Ну, согласен?