Тринадцатая реальность (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович. Страница 58

– Да прав он, – сказал я сердитой жене, когда проводил нашего гостя. – Просто чтобы так писать, нужно потратить уйму времени, чтобы прорисовать все нюансы характера, особенности разговора и все остальное. Самое неприятное, что такой труд оценят единицы. Машков говорил, что его приятель тратит на написание книги год, а я их писал за месяц. Есть разница?

– И что теперь? – все еще сердито спросила она. – Может быть, отдадим в другое издательство?

– А теперь я сяду и перепишу отмеченные абзацы заново, – ответил я. – Спешить некуда, и у меня есть ты!

– А я при чем? – не поняла она.

– В газету писать статьи рвалась? – спросил я. – И даже приняли в штат, значит, какой-никакой дар слова у тебя есть. Вот мне и поможешь. У нас часто книги писали двое, вот и мы с тобой напишем одну книгу на двоих. У нас женщины любили повсюду вставлять в своих книгах описания. Мне, например, трудно описывать женские наряды, проще описать голую натуру, а они это делали легко и естественно.

– И я буду в авторах? – уточнила жена. – Тогда согласна! Давай сюда рукопись.

Она взяла тяжелую папку и ушла править текст, а я подошел к зазвонившему телефону. Звонил Шувалов.

– Алексей Сергеевич, – звоню вам по поручению канцлера. – Вы с женой приглашены к императору на завтра к двум часам. За полчаса до этого времени за вами приедет машина.

Я не стал говорить жене об этом звонке, чтобы не прерывать творческий процесс, сказал всем, когда семья собралась за ужином.

– И ты молчал! – рассердилась Вера. – У меня для такого визита нет ни одного платья!

– Платьев навалом, – возразил я. – Наденешь вечернее из розового шелка и всех сразишь!

– Оно летнее, а сейчас только конец апреля!

– Ну и что? – не понял я. – Наверняка во дворце тепло, а ехать всего десять минут. Заверну тебя в шубу... «Медведь» не продувается, поэтому простуда тебе не грозит. Зато вид будет лучше, чем в любом теплом платье. Наденешь рубиновую брошь и серьги, а вместо сапог – туфли. Завтра нужно будет только погладить платье и сделать тебе высокую прическу.

– Возьмешь гитару? – спросила сестра. – Вас же наверняка пригласили из-за песен.

С тех пор как Ольга с моей помощью воссоединилась в гимназии со своим Сергеем, наши отношения стали такими, какими они были до размолвки.

– Вот еще! – ответил я. – Пусть к нему со своими гитарами ездят цыгане. Если захочет нас слушать, инструменты найдут. Когда мы с ним беседовали, он говорил, что хочет с нами пообщаться и познакомить с женой. Конечно, будут и песни, но не только. Это вы у меня такие нелюбопытные, что не интересуетесь другим миром, а у него от любопытства светились глаза.

– Так уж и светились? – не поверила Ольга.

– Это я сказал образно, – поправился я. – Император, сестренка, такой же человек, как и все остальные, тем более что он императором не родился.

– Хорошо вам, – с грустью сказала мама. – Отец работает, вы все тоже заняты, а я сижу здесь в четырех стенах! Пару раз выбралась к Катерине, но у нее на уме только ее книги. Все подруги остались в Питере, а одной скучно даже ходить в театр. Сходила несколько раз и больше не тянет.

– Мы это поправим, – пообещал я. – Раз отец у нас такой домосед, возьму дело твоего досуга в свои руки. Нас очень многие пригласили к себе, вот мы этими приглашениями и воспользуемся и съездим вместе с тобой. Не в том ты возрасте, чтобы ни с кем не подружиться.

– Я не домосед, – запротестовал отец. – Просто у меня в Москве не было знакомств. Сейчас начал работать, и они появились. Подождите немного, скоро будут и друзья. Весь наш департамент уже в Москве, мне только надо узнать, где они теперь живут.

Закончился ужин, и мы разошлись по своим комнатам. Вера опять уселась за рукопись, а я стал думать, о чем завтра говорить, и что петь. Я описал обе революции и всю историю СССР до его развала, правда, без особых подробностей. Остальная история вышла еще короче и уложилась на тридцати машинописных страницах. Не видел я большого смысла описывать это в подробностях. Все равно ничего из той реальности и близко не повторится. Несомненно император все прочитает и, скорее всего, даст прочитать жене. И главные вопросы должны быть по истории СССР. Я описал только факты, из которых им будет очень трудно понять, во что же превратилась империя без дворянства и монархии, и как она смогла выбиться на второе место в мире. Сейчас мы были на пятом.

– Почитай и оцени, – сказала жена, протягивая мне лист бумаги. – Я полностью переписала абзац со своими правками.

Я прочитал и с удивлением понял, что в ее записи читается лучше. Может быть, в том мире многим мужчинам не понравилась бы излишняя многословность, но написанное было гораздо легче представить. Наверное, именно этого от меня и хотели.

– Молодец! – сказал я и поцеловал ее в щеку. – Ставлю пять. Перелистывай рукопись, ищи помеченные абзацы и правь. У тебя все прекрасно получилось, так что беру в соавторы.

Окрыленная Вера просидела над рукописью допоздна, пока я ее чуть ли не насильно не затащил в кровать. Утром, сразу же после завтрака, она сама занялась своим платьем, не доверив это домработнице. Потом пришел черед прически, которую Вере укладывала мама.

– Княгини занимаются самообслуживанием, – пошутил я. – Надо было вызвать парикмахера на дом. По-моему, в справочнике были телефоны. Но у вас и так здорово получилось. Надо было только сначала позаниматься борьбой.

– Какая вам сегодня борьба, – недовольно сказала мама. – Где ты был раньше со своим парикмахером? Уже не первый раз замечаю, что ты соображаешь с опозданием.

– Может, все-таки вызовем? – нерешительно предложила жена.

– Глупенькая, – сказал я и нежно обнял ее за плечи. – Посмотри на себя в зеркало! Любой мужчина, увидев такую красоту, отдаст все, чтобы ее получить! Но я ее уже получил и никому не отдам. Слава богу, что сейчас не дерутся на дуэли, иначе меня бы быстро прибили. От одной твоей шеи можно сойти с ума, а у тебя все такое!

– Ладно, вы здесь сходите с ума, а я лучше уйду, – посмеиваясь, сказала мама. – Только смотри, не помни ей прическу, второй раз точно будешь вызывать парикмахера.

Она вышла, а я принялся целовать Вере шею, но она вырвалась.

– С ума сошел? – спросила она. – Через полтора часа уезжать, а ты чем занимаешься? Лучше займись собой! Надень костюм и расчешись, а я потом посмотрю, что получилось. Ты так и не научился делать себе нормальную прическу.

Через полчаса Вера была полностью готова и, осмотрев меня, поправила волосы. После этого она села за рукопись, а я направился в гостиную к радиоле слушать новости. Ничего интересного не передавали, поэтому время ползло со скоростью улитки. Когда появился куратор, я быстро помог жене надеть шубу, оделся сам, и мы спустились к машине. В «Медведе» было прохладно, но доехали очень быстро, поэтому Вера не успела замерзнуть. На кремлевских воротах нас внимательно осмотрели и проверили паспорта и находившееся у Машкова предписание, после чего разрешили проехать. До дворца машина не доехала, и метров сто пришлось пройти пешком. В коридорах было много военных и жандармов, а вот гренадеров я почему-то не увидел. Идти пришлось долго, поэтому мы чуть было не опоздали. Не на самолет, но все равно было бы неприятно. У дверей, к которым нас привели, стоял караул из жандармов. Интересно, это постоянное новшество, или просто из-за того, что не успели перевезти Дворцовых гренадеров? Я отдал ротмистру приглашение и наши паспорта.

– Почему в шубах? – спросил он.

– Потому что никто не предложил их снять, – ответил я, – а я сам здесь еще ничего не знаю. Да и холодно в коридорах, а моя жена легко одета.

– Снимайте, – приказал он. – Мы их пристроим.

Я помог Вере раздеться, снял свою шубу и отдал одежду одному из жандармов. Нас внимательно ощупали взглядами, после чего пропустили в большую, богато убранную комнату. Там нас встретил кто-то из слуг и пропустил в следующую комнату, обставленную как гостиная. В ней на диване сидела женщина, которую я бы не назвал красавицей и в молодые годы. Сейчас ей было сорок с хвостиком. Рядом с ней, повернув к нам голову, стоял император. Женщина, которая, по всей видимости, была императрицей Еленой Николаевной, оделась без всяких изысков в теплое шерстяное платье темно-серого цвета, а на императоре был такого же цвета костюм. Похоже, что он, в отличие от своих предшественников, не любил ходить в военной форме.