Книга шипов и огня - Карсон Рэй. Страница 34

Я таскаю воду все утро. Как только люди увидели, что я делаю, ведра стали появляться словно из ниоткуда. Я выливаю пахучее, коричневатое, липкое на солнечной стороне холма, тороплюсь к воде и все равно не успеваю поменять все ведра, хотя двигаюсь так быстро, как только могу. К моменту, когда последняя рана промыта, зашита и перевязана, мои колени и руки горят огнем, и я не чувствую своих пальцев.

Я падаю у стены и закрываю глаза, пытаюсь расслабить руки, сведенные судорогой.

— Ваше высочество.

Я смотрю вверх. Косме стоит надо мной, держа в руках флягу с водой и тарелку пареной форели с зеленью. Мой рот наполняет слюна.

— Ты весь день ничего не ела, — говорит Косме.

— Спасибо, — отвечаю я, поднимаясь.

Она поворачивается, чтобы уйти, но почему-то медлит. Обернувшись ко мне, она вдруг говорит:

— Я не ненавижу тебя.

Я не знаю, что ей ответить, поэтому просто киваю в знак того, что услышала ее.

Вечером того же дня я сижу в своей хижине, скрестив ноги и положив на них «Откровение» Гомера. На этот раз я погружаюсь глубже, изучаю текст предложение за предложением, как будто я в классе магистра Джеральдо и пробираюсь через Священный текст.

Моя свеча сгорела наполовину к тому моменту, как приходит Умберто. Он улыбается мне, прежде чем расстелить свой спальник у порога.

— Я думала, ты захочешь провести вечер со своим кузеном, — говорю я, довольная, что он пришел.

— У меня будет масса времени поболтать с ним потом, и ему нужен отдых. — Он садится и снимает ботинки. — Снова изучаешь «Откровение»?

— Да. — Я расправляю плечи, пытаясь снять накопившееся напряжение. — Я надеюсь найти какой-то ключ.

Он перебирается на мой спальник и садится рядом со мной. Затем смотрит на мое лицо.

— Ты имеешь в виду… это… я хочу сказать…

Я не понимаю, почему он так взволнован.

— Умберто?

— Твои глаза, — он мотает головой. — Они что-то творят со мной.

Мои щеки заливает краска, но, к счастью, мне не надо отвечать ему, потому что он говорит:

— Я хотел сказать, что ты выглядишь напуганной.

Я изумленно смотрю на него.

— Конечно, я напугана. Вообще-то меня похитили, помнишь? Протащили через пустыню из-за призрачной надежды на то, что я могу вас спасти. Но я действительно хочу помочь, несмотря ни на что. Хотя я не знаю как. В Оровалле был еще один Носитель. Лучник Хицедар. Он убил тридцать два человека, включая анимага. Моя страна была спасена тогда. За всю свою жизнь я убила одного человека, и это было в битве, и я не знала, что делаю…

— Что? Ты убила кого-то?

— Да. И я не собираюсь это обсуждать. Я хочу сказать, что я не воин. Я не могу даже представить себе, как я могу спасти вас. — Я прячу лицо в ладонях. — Хицедар был счастливчиком. Он завершил свое Служение. Но ведь многие своих не завершили. И многие из них погибли. А я не хочу умирать, Умберто.

Я смотрю на него, пытаясь не заплакать. Он обнимает меня и прижимает к груди.

— Я тоже не хочу, чтобы ты умирала. — Он поглаживает меня по спине, и я позволяю слезам литься. — Ты храбрее, чем сама думаешь о себе, принцесса. И я думаю, что ты поможешь нам. Я верю в это.

— Откуда ты знаешь? — реву я в его рубашку.

— Ты слышала о Дамиане, пастухе?

— Нет, — отвечаю я, хотя имя кажется мне знакомым.

— Это мой прапрадедушка. Он был Носителем.

Потрясенная, я смотрю на него и вспоминаю, откуда я знаю это имя.

— Я видела это имя. Оно в списке Носителей, который хранится в монастыре Бризадульче.

Его улыбка становится гордой.

— Дамиан был трудолюбивым. Он жил в деревне во многих днях пути отсюда, ближе к границе с Инвьернами. Он часто оставался со своими овцами по ночам. С людьми он не чувствовал себя комфортно, понимаешь. Однажды он набрел на небольшой оазис, такое влажное пятно, в долине, где было много тени и травы для пастбища. Еще там был источник воды, и это место было идеальным для того, чтобы построить там деревню. И он начал копать колодец в этом оазисе, в одиночку. Он восторженно рассказал об этом своей жене. Думаю, это было оправданием, чтобы проводить много времени вдали от дома, она была сварливая женщина. Но он так и не закончил.

— Что случилось?

— Он вырыл глубокую яму, почти в человеческий рост, но так и не увидел ни капли воды. А потом овца свалилась в овраг и запуталась в терновнике, и Дамиан полез ее освобождать, но поскользнулся сам и погиб.

— Я думала, это будет вдохновляющая история.

Он улыбается.

— Еще не конец! Про его колодец забыли, там выросло мескитовое дерево. Почти через двадцать лет большой разведотряд Инвьернов проходил через ту долину, возглавляемый анимагом. Мужчины из деревни Дамиана выстроились на холме с копьями и луками, их было немногим больше противника. Но анимаг послал в них огненный шар, и они загорелись. Жители деревни уже собрались бежать, когда анимаг внезапно исчез. Сначала они подумали, что это какая-то новая магия, которую они не видели прежде, но вдруг противник запаниковал. Мужчины взяли преимущество в свои руки и победили отряд. — Умберто приближает свое лицо к моему, и его глаза воодушевленно блестят. — Позже они увидели, что анимаг упал в колодец Дамиана и сломал шею.

Я хмурюсь.

— То есть ты хочешь сказать, что Служение Дамиана заключалось в том, чтобы вырыть колодец? Даже часть колодца?

Могло ли такое быть? Могло ли быть Служением что-то настолько незначительное?

Умберто пожимает плечами.

— Потом они пришли к вдове Дамиана и рассказали ей, какую роль ее давно почивший муж сыграл в этой истории. Тогда она сказала, что подозревала, что случилось нечто важное, потому что его Божественный камень, который она хранила со дня его смерти, треснул ровно посередине.

— Его Божественный камень треснул?

— Да.

— Это какая-то ерунда.

— Что ты имеешь в виду?

— Я же видела Божественные камни. Старые, Носители которых давно умерли. И они не были треснутыми.

Я пожалела, что мне не пришло в голову спросить отца Никандра, принадлежали ли эти Камни Носителям, сделавшим что-то заметное во время Служения.

— Конечно, я не больно-то много знаю о Божественных камнях, но я точно знаю, что в тот день мой прапрадед спас деревню. Это был большой и важный отряд — судя по тому, что его вел анимаг. До того момента нелюди были просто легендой, их никогда не видели. Возможно, колодец Дамиана отложил нападение Инвьернов на очень долгий срок.

— Возможно. И Дамиан так и не узнал, что выполнил Служение.

— Именно.

Я кладу голову на плечо Умберто. Странно, что в присутствии этого юноши мне становится спокойно — ведь так никогда не бывало рядом с моим супругом. Рядом с Алехандро я была слишком ослеплена, чтобы чувствовать себя спокойной.

— Ты думаешь, я могу завершить Службу, даже не зная, как я это сделала?

— Да.

Но это не значит, что я не умру бессмысленно, подобно Дамиану, или что я не получу травму, как Гомер. Как свинью на убой.

— Знаешь, принцесса. — Умберто поднимает мое лицо, держа за подбородок. — Мой прадед, сын Дамиана, был одним из мужчин на холме в тот день. И если бы он погиб, здесь не было бы ни меня, ни Косме, ни Ренальдо, ни даже отца Алентина.

И внезапно я понимаю, почему Гомер спокойно принял свою рану. Я понимаю, почему гораздо лучше умереть, выполняя Служение, чем не выполнить его вовсе. Гораздо, гораздо лучше. Гомер и Дамиан не увидели плодов своего героизма. Их получили потомки. Тем же образом я могу никогда не собрать своих, если выполню Служение. Но это неважно, потому что Господь поместил Камень в мой живот не ради меня.

На следующий день я откладываю «Откровение» в пользу моего фаворита, «Войны прекрасной». Каждый абзац рождает новые вопросы. Я провожу целый день, бегая туда-сюда от манускрипта к раненым, кто до сих пор жив.

Отец Алентин говорит мне, что воины Инвьернов плохо обучены, но неисчислимы, как звезды на небе. Они стекают с заснеженных вершин Сьерра Сангре, ведомые анимагами, которые обладают амулетами огня. Хотя пять их воинов гибнут вместе всего с одним нашим, этого недостаточно. Когда анимаг вступает в битву, наши люди должны бежать или погибнуть.