Первые шаги (СИ) - Минаев Дмитрий Николаевич. Страница 68
Влэхрионар хотел было ответить, но молодой кочевник разродился потоком слов. Пришлось ткнуть его "кулаком" в спину, чтобы заткнулся. Едва не вылетев из седла, нахал прикусил язык и дико заозирался вокруг, ища злодея, что так его приложил. Ясное дело, недовольный взгляд "потерпевшего" тут же наткнулся на меня. Юноша прищурился, смерив взглядом мою фигуру, скривил губы и снова что-то вякнул.
Его слова показались до боли знакомыми. Э-э, да ты, щенок, браниться вздумал! Вон, даже, Влэх, поняв о чём речь, состроил зверскую физиономию. Ну держись, гадёныш!
Тапасёнок понять ничего не успел, как моя "рука" сдёрнула его с седла, швырнув на землю, под копыта тачпанов. Неугомонный баламут вскочил и тут же получил "ногой" в живот, а после того, как согнулся пополам, ещё и пинок в левое плечо. Так и остался валяться на снегу, скрючившись в три погибели, жадно ловя ртом воздух.
Его подельники не дураки, быстро смекнули, где виновник экзекуции. Кто-то закричал, в воздухе засверкали выдернутые из ножен сабли. Я выхватила кинжалы. Драться, так драться! Х… с ними, с союзниками!
– К бою! – прогремело за моей спиной. Гвардейцы ощетинились вриннами.
Видит бог, я этим наглым табирским рожам кровищ-щу бы пустила. К счастью, на помощь пришла Ора, что-то прокричав своим звонким голосом, отчего кочевники тут же подались назад.
Я ничего не поняла, разобрав только слово "ильчирайя". Потом выяснилось, что девчонка орала:
– Назад, тапасьи дети! Не видите, ильчирайя гневается! У неё сотни воинов, она вам всем головы поотрывает! Скорее мечи в ножны!
Когда степняки отпрянули, а более благоразумные оттеснили задир назад, вперёд выехал Барджикей, и склонив голову ниже рогов тачпана, что-то произнёс. Не-е, ну и где мои переводчицы, когда они так нужны?! Завертела головой. Нет никого! Ора по-нашему не разумеет. Влэх…
– Влэх, ты понял, что он сказал?
– Вроде бы спрашивает, какие будут приказания.
Воин по-прежнему сидел на скакуне, согнув спину, пауза затягивалась.
– Ба-ардж, – позвала я.
Не разгибая спины, старик поднял глаза. Я медленно махнула рукой в сторону арки под башней.
– Все в лагерь, – разогнувшись "перевёл" воин.
Табиры быстро развернули своих скакунов, Барджикей вслед за ними.
– Бардж! – окликнула его, указав на место справа от себя.
– Ора! – остановила тоже собравшуюся было слинять девушку.
Ну, что за фигня! Мне с ними что, жестами объясняться?!
О! Ну, слава Создателю! Вон она, Нима, машет рукой.
– Фу-ух, – тяжело выдохнула женщина, – еле добралась. Через двор не пробиться. Что тут у вас случилось?
– Поехали в замок, судить его будем, – кивнула я на пытавшегося приподняться бузотёра.
Мы опять расселись на полу в том же самом зале замка, что накануне… Тоша прискакала в последний момент, успев навестить детей, которых оставила Сафе. Теперь мне было кого расспросить о нихтарах и не только о них.
Я восседала в центре полукруга, задавая вопросы и слушая пояснения Тоши, а наш подсудимый, склонившись, стоял на коленях напротив. Сначала он попытался что-то вякнуть, но, получив тычок в спину древком вринна, сразу же заткнулся, ограничившись тем, что бросал исподлобья недобрые взгляды.
Впрочем, и царящую в комнате атмосферу вряд ли можно было назвать дружественной. Кожей чувствовалось повисшее в воздухе напряжение. Находившиеся в зале притихли, ожидая моего вердикта. Ороллмихон сидела бледная, ни жива, ни мертва. Барджикей благоразумно помалкивал. Нирт Илькарон, Влэхрионар и Хорх думали о чём-то своём, изредка перебрасываясь репликами, похоже, считая, что всё происходящее их не касается. Тоша и Нима были того же мнения, но совсем по другому поводу. Они не вмешивались не потому, что их не волновала судьба ойлонцев… как-никак сородичи… одной крови. Просто, раз я нирта Золотого леса… в их понимании никак не меньше джехи… то мне и решать. А как ханша повелит – так оно и будет. Точка!
– Что ж, Хальмаркар сын Адшурпалая, слушай мою волю, – Тошхарарман старательно переводила сказанное мною, – Ты, как и прочие воины твоего отряда, захваченные в крепости Западного перевала, должны будут заплатить за свою свободу по сорок серебряных монет. А сам ты, за попытку поднять бунт среди моих должников и самовольно увести их из лагеря, должен ещё сорок.
– За что?! – воскликнул юноша, – Я хотел освободить отца! Да и нет у меня таких денег!
– За то, что ты, Хал, пытаешься спорить – ещё двадцать. Итого – сто серебряных монет. Желаешь упорствовать дальше, или тебя, как нерадивого раба нужно сначала взгреть плёткой?
Молодой табир захлопал глазами, а я продолжала:
– Твоё счастье, Хал, что ты единственный сын своего отца, а то главой рода Ойлон давно бы стал твой младший брат. Даже твоя сестра Ора знает, когда нужно говорить, а когда молчать. А тебя за дерзость стоило бы превратить даже не в раба, а в щохка.
Парень побледнел, похоже, проникся, наконец, что с ним не шутят, открыл рот, чтобы что-то сказать, но, так и не произнеся ни слова, бухнулся лбом в пол. Уже хорошо, может, он и не безнадёжен.
– Слушай внимательно, Хальм! Ты, и весь род Ойлон объявляетесь моими нихтарами с обязательством уплатить по сорок монет с каждого. Понятно?
– Да, джеха! Но можно вопрос?
Ну, что за неугомонный чувак! Ох, и наплачусь я с ним!
– Что ещё?!
– А долг возвращать как, деньгами или имуществом?
– Хальм, сейчас твои доспехи и оружие, и, даже, верный тачпан… чего-то я в своих расчётах совсем о них позабыла… принадлежат мне. Ты сначала захвати добычу, а там как-нибудь сочтёмся! Это понятно!
– Да, джеха! – новый земной поклон.
– Встань, Хальмаркар сын Адшурпалая, – молодой человек тут же вскочил, – амалат рода Ойлон.
Парень вновь бросился на колени, согнувшись в поклоне.
– Я говорю – встань! – тоже поднялась, табир уже был на ногах, – Как ты заметил, Хальм, падать на колени у нас не принято, достаточно просто поклониться.
– Да, джеха! – парень тут же склонил голову.
– И не называй меня джехой! Я – нирта Золотого леса, можно просто – нирта!
– Да, нирта! Ещё один вопрос.
Если этот юноша собрался довести меня до белого каленья… а пока это у него очень хорошо получается… он на верном пути!
– Да-а-а?!
– Воля ваша, но по закону Степи я не могу стать амалатом, пока не известно жив или нет мой отец.
– Это не важно! С этой минуты и до окончания сражения ты, Хальм, амалат рода Ойлон. И за все ошибки и промахи твоих воинов ответишь именно ты. А сейчас иди и готовь их к бою!
Парень рванулся было к выходу.
– Стой!
Он тут же обернулся.
– И главное! В бой вступаете по приказу. Скажу наступать – атакуете, отступать – отходите. Ударитесь в бегство или не выполните приказ – накажу! Прежде всего – тебя!
– Мы не побежим, нирта! – сверкнул глазами мой первый подчинённый амалат, тут же согнув шею в поклоне, – Могу я идти?
– Иди!
– Нирта? – склонил голову Барджикей.
Я лишь молча кивнула. Вслед за старым табиром, ни слова не говоря, направилась дочь Адшурпалая.
– Ора, а ты это куда?! К тебе есть разговор.
– Вот что, дамы, – обратилась я к двум другим табиркам, когда все мужчины нас покинули, – вы женщины заняты?е, поэтому хочу, чтобы моей новой переводчицей стала Ороллмихон.
– По-вашему, нирта, мы не справляемся со своими обязанностями? – надула губы Тошхарарман.
– Нет, справляетесь, но у вас мужья, дети.
– Нам это не в тягость!
– Тоша, несколько мгновений общения с таким бузотёром, как Хал, на тебя плохо влияют! Ты мне скоро не дашь и рта раскрыть!
– Извините, нирта, – пробормотала слегка пристыженная жена Влэха.
– Это сейчас никто из ваших мужей не возмущается, потому что понимают, что на войне у каждого своё место в строю. Но так не будет вечно! Вдруг мне понадобится отправиться в степь, или к границам империи. Ты что, Тоша, поедешь со мной, бросив детей, или возьмёшь их с собой? И будет ли рад этому твой муж? – я кивнула в сторону маячившего на галерее Влэхрионара.