Обнаженный Бог: Финал - Гамильтон Питер Ф.. Страница 44

— Вы это видели?

— AI улавливает микроколебания в электрических сетях пентхауза. Он там.

Взволнованный голос Западной Европы прервался щелчком на линии связи, как будто бы кто-то хлопнул ей по мозгам.

— Черт! — Беннет одним быстрым глотком покончила с виски. И ничего, что я могу сделать. Эта фраза застряла у нее в голове, все повторяясь и повторяясь. Теперь, когда этот момент обрушился на нее, в ней поднималось горькое негодование. Беннет с трудом поднялась на ноги. Квинн вовсе не собирался видеть ее унизительное поражение. И он слишком хорошо мог сейчас понять, что она является главной силой, призванной перехитрить его.

Беннет во всю мощь зажгла огни и повернула круг, позволяющий видеть пентхауз. Медленно, с насмешливой улыбкой она спросила:

— Ты где, Квинн?

Похоже было, что к жизни пробуждается какая-то плохо сфокусированная проекция аудиовидения. Какая-то темная колеблющаяся тень у двери спальни, загораживая двигающихся аколитов. Сначала тень была прозрачной, но быстро загустела. Верхние огни замигали, изображение на голоэкране сконцентрировалось в загрязненную радугу. Нейросеть Беннет раскололась.

Квинн Декстер стоял на мраморном полу, одетый в свое черное одеяние. Полностью материализовавшись, он смотрел на нее.

— Ах ты сучья кровь!

Его победоносный возглас зазвенел в черепе у Беннет. Целую секунду она смотрела на свое прекрасное создание, разглядывая каждую черту лица, вспоминая о злой мощи, заключенной под этой гладкой бледной кожей. Он возвращал ей ее взгляд. Скорее отражал, его глаза оставались неподвижными. Что-то не то. Не то! НЕ ТО.

— Погодите, это же не…

Выстрелила лазерная пушка. За целые километры над Беннет луч проник в хрустальный купол города. Он ударил в верхушку башни Пасторских Высот, преобразуя твердую углеродную структуру и сомнительный декор в поток ионов. Вспышка почти затвердевшего голубого света вырвалась из разрушенной вершины небоскреба.

Квинн легко проплыл через самый центр взрыва, заинтересованный уровнем силы, вырвавшейся в физическую вселенную снаружи. Он удивлялся, что за оружие применили, как только нашли его. Только платформа СО могла вызвать такое дикое зрелище.

Он наблюдал, как душа Беннет отделилась от распавшегося на атомы тела. Она в ярости взвыла, когда осознала его присутствие; присутствие его самого. Безутешная душа Джека Макговерна уже отправилась в потусторонье.

— Славная попытка, — насмешливо произнес Квинн. — Так что вы собираетесь показать на бис?

Он расширил пределы своего восприятия, следя, как она уменьшается, уходя в даль, смакуя свой гнев и бесполезную ярость. И кроме того… Где-то там, слабо подрагивая на дальнем краю сознания, звучал беспорядочный хор. Резонирующий от горя и ужасной боли. Где-то далеко-далеко.

Это было интересно.

20

Ровный свет, обозначавший на Норфолке дневное время, не был теперь таким слепящим. Хотя все еще оставались несколько недель до календарной смены времени года, для тех, кто сохранял традиционные знания о погоде, было очевидным, что скоро осень.

Лука Комар стоял у окна своей спальни, глядя на невысокие холмы, как он делал каждое утро с тех пор, как… Словом, каждое утро. Сегодня местность покрывал особенно густой туман. За лугами (теперь нескошенными в течение целых недель, будь они прокляты) он мог видеть только старые кедры, огромные серые тени, охраняющие криклейдские фруктовые сады и пастбища. Зрелище знакомое и потому успокаивающее.

Снаружи царила абсолютная тишина. Такое невзрачное утро, что оно не могло даже выманить местных животных из их нор. Каждый листик покрывали капли росы; и вес их пригибал ветки, как будто каждый куст и каждое дерево ослабели от апатии.

— Ради Христа, возвращайся в постель, — заворчала Сюзанна. — Мне холодно.

Она лежала посередине их громадной кровати на четырех столбиках, с закрытыми глазами, натянув пуховое одеяло на плечи. Ее темные волосы раскинулись по измятым подушкам, точно разрушенное птичье гнездо. Они теперь уже не такие длинные, как раньше, подумал он с тоской. Неизбежно, что оба они вместе сдают. Опять вместе. Как бы на это ни посмотреть, они подходят друг другу.

Лука вернулся от окна и присел на краешек кровати, глядя на свою возлюбленную. Ее рука высунулась из-под одеяла, чтобы нащупать его. Он наклонился, чтобы поцеловать костяшки ее пальцев. Жест, который остался еще с тех дней, когда он за ней ухаживал. Она лениво улыбнулась.

— Так-то лучше, — промурлыкала она. — Терпеть не могу, когда ты выскакиваешь из постели каждое распроклятое утро.

— Так надо. Поместье не управляется само. А особенно теперь. Честно говоря, некоторые бездельники теперь стали еще более праздными болванами, чем раньше.

— Это не имеет значения.

— Нет, имеет. Мы должны выращивать хлеб. Кто знает, сколько продлится эта зима.

Она подняла голову и взглянула на него снизу вверх в смущении.

— Зима продлится ровно столько, сколько всегда. Все мы это ощущаем. Так что и теперь будет так же. Не волнуйся.

— Да, — он опять оглянулся на окно. Поддался искушению. Она села и бросила на него многозначительный взгляд.

— В чем дело? Я чувствую, как ты озабочен. Это не только из-за урожая.

— Отчасти. Мы оба знаем, что я должен быть здесь, чтобы убедиться, что все в порядке. Не только потому, что они — банда лодырей. Им нужно руководство, которое может обеспечить только Грант. Какие силосные ямы использовать, сколько зерна надо высушить в первую очередь.

— Это им может подсказать мистер Баттерворт.

— Иоганн, ты хочешь сказать.

Им удалось не встретиться взглядами. Но ощущение вины появилось у обоих. Ее определение было запретным словом на Норфолке в эти дни.

— Он может им сказать, — согласился Лука. — Но выслушают ли они и сделают ли работу как следует — это другой вопрос. Мы должны еще пройти очень большой путь, прежде чем станем единой гармоничной семьей, трудящейся для общего блага.

Она усмехнулась.

— Надо колотить по задницам.

— Чертовски верно.

— Ну так чего же ты боишься?

— Такие дни, как сегодняшний, дают мне время на раздумье. Они текут так медленно. В данный момент нет никакой срочной фермерской работы, кроме подрезания. А за этим Иоганн может проследить как следует.

— А-а. — Она подвернула колени к подбородку. — Девчонки.

— Да, — покорно согласился он. — Девчонки. Я терпеть этого не могу, ты же знаешь. Это означает, что во мне больше от Гранта, чем от меня. Что я теряю лидерство. Это не может быть правильно. Я Лука, а они для меня ничто, они не имеют со мной ничего общего.

— И со мной тоже, — сказала она несчастным голосом. — Но я думаю, мы боремся с инстинктом, который никак не можем победить. Они дочери этого тела, Лука. И чем больше я осваиваюсь с этим телом, чем больше оно мне принадлежит, тем больше я должна принимать то, что с ним происходит. Чем является Марджори Кавана. Если нет, она поселится во мне навсегда, и это будет справедливо. Предполагается, что здесь наш рай. Как это может быть, если мы их отвергаем? Никогда нам не будет покоя.

— Грант меня ненавидит. Если бы он мог приложить пистолет к моей голове прямо сейчас, он бы это сделал. Единственная причина, почему я еще здесь, заключается в том, что он еще не готов совершить самоубийство. Он отчаянно хочет узнать, что случилось с Луизой и Женевьевой. Он хочет этого так сильно, что теперь и я захотел того же. Вот почему сегодняшний день полон искушения. Я мог бы взять лошадь и отправиться в Носсингтон, там есть еще один аэрогоспиталь. Если он все еще работает, я могу быть в Норвиче к вечеру.

— Сомневаюсь, что какой-нибудь летательный аппарат будет здесь работать.

— Знаю. Добираться в Норвич на корабле будет дьявольски трудное. А потом проклятая зима сделает это почти невозможным. Так что нужно мне выезжать сейчас.

— Но Криклейд тебе не даст.