Химера, будь человеком! - Ромашкина Ольга. Страница 3

Для начала я дождалась полнолуния, затем, позаимствовав (в смысле сперев) в погребе пару бутылок кагора я в течение дня расспрашивала настоятельницу о всяких глупостях, как она говорила. То меня сильно интересовало упокоение душ, то призраки, которые, как я утверждала, обязательно должны водиться на кладбищах и монастырях в поисках способа успокоения или отпугивания. В общем, я делала всё, чтобы настоятельница Анна в конце дня запомнила тему моих нудных приставаний.

И вот когда темнота опустилась на землю, даря кому-то, повод для расслабления по средствам сна, а кому-то возможность для осуществления коварных, точнее кровавых планов. Я приступила к непосредственному осуществлению своей шалости. Убедившись, что настоятельница в кабинете, я незаметно пробралась на второй этаж. Закрепила бутылку горлышком вниз и прикрепила трубочку к ней таким образом, чтобы кагор выливался постоянно и понемногу. Вылила в угол одну бутылку вина, для увлажнения и в качестве пропитки трухлявого пола и поспешила к месту ожидания желаемого эффекта. Из густых кустов под окном очень хорошо просматривался профиль «жертвы».

Просидев минут десять, я начала опасаться, что настоятельница находящаяся вся в работе просто не заметит на глазах растущего кровавого пятна. Посему я решила её несколько отвлечь от поглощающей работы, и начала незаметно передвигаясь подтрясывать то кусты, то деревья под окном. Ждать долго теперь не пришлось. Сначала я узрела, что наконец таки привлекла её драгоценное внимание, а потом и долгожданный столбняк её охвативший. Я уж было подумала об обмороке, но она вдруг неожиданно стала проявлять активные действия. Крестясь, видимо молясь на ходу, она чуть ли не бегом вышла из осквернённого кабинета. Я было подумывала ретироваться в свою комнату, слегка расстроенная, я то ожидала более бурной реакции. Как вдруг увидела ЕЁ, на груди здоровый крест, мощевики, в одной руке благоухающий ладан, в другой ковшик, со святой водой видимо. Вот в таком «вооружённом» виде она проследовала мимо кабинета с кровавым пятном, расползшимся по потолку и задевая часть стены угрожающими подтёками, подошла к двери. Я залезла на дерево, боясь упустить возможность лицезреть всё забавное действо. И вот при звуке резко открывшейся двери, загорелся свет, и я таки увидела смесь ужаса и решимости в глазах настоятельницы, который как-то быстро сменился взором непонимания. Потеряв из виду настоятельницу Анну, я решила потихоньку слезть с дерева, но не успела… тишину сотряс вопль — Ки-и-ра-а-а!!! И последнее, что я увидела, свалившись с дерева, настоятельницу с опустевшей бутылкой кагора в руке.

Пришла в себя я лёжа на кровати с гипсом на руке, рядом сидела настоятельница вызывая приступ пришествия совести одним лишь весомым взглядом, который говорил «себя ты уже сама наказала». Взяв с меня слово, что больше ТАК, я «шутить» не буду, она всё же призналась, что я дико её напугала, но именно это и разбудило её решимость. Вот так я пообещала, что ТАКИЕ шутки больше не последуют, но о других-то речи не шло…

Меня терпели и пытались поставить на путь истинный четыре года. Но поняв, что сие выше их сил и поднять из руин монастырь, равно как и откачать всех монашек от инфаркта, будет невозможно, было решено отдать меня в детский дом. При монастыре был когда-то приют, но здание было настолько опасным для проживания, что его опечатали, как аварийный, а детей перевели в ближайший детдом. Куда препроводили и меня с последующим присмотром за мной «любимой», но уже со стороны. Руководство детского дома с преступной халатностью и по доброте душевной, принял меня в широко распахнутые объятия, не подозревая, что лишился отныне спокойствия и порядка.

В детдоме за мной присматривали (читай строили, т. е. пытались), воспитатели и учителя, обладавшие наиболее бойцовскими качествами. Правда это отнюдь не помогало им сдерживать праведный гнев в отношении меня белой и в меру пушистой. Они стоически придерживались круговой поруки, ибо одной меня оказалось слишком много для воспитателя и учителя. Посему я была, практически переносным знаменем (читай знаменьем), во избежание психического надрыва учительского состава детдома.

С ребятами же оказалось немного сложнее, там всё решалось исключительно мордобойно, невзирая на возраст и пол (вот оно, отсутствие дискриминации). Изрядно побесив своих сверстников и не только, быстро заживающими синяками и отсутствием даже намёка на капитуляцию, я таки устроила им тёмную. Точнее тем, кто имел несчастье жить со мной в одной комнате. Остальным обитателям детдома хватило наглядного пособия «оставшихся в живых». Нет, не подумайте, все живы, и даже здоровы… почти, за исключением нескольких заиканий и приобретённых тиков, я же не изверг какой.

Со мной смирились, а потом и вовсе я стала кем-то вроде заводилы с неоригинальной кличкой «зараза». Хотя, увы, другом я не могла назвать никого, никого кроме Вика, который понимал меня с полуслова. И вот когда близился к завершению мой последний год обучения, настоятельница Анна позвонив, попросила зайти в монастырь в день рождения, дабы получить благословление, в виде напутственной речи на моё неясное для меня самой будущее. И я пришла, помня о данном себе обещании «отблагодарить» за обозначенный день рождения.

Стукнула полночь, в это время настоятельница, по обыкновению своему, занималась теми самыми бумажными делами монастыря, вдруг тишину нарушил плач ребёнка. Спустя секунды, я разглядела прилипшую к окну настоятельницу, и вот она уже подозрительно быстро вышла и направилась к уже запертым воротам. Открыла и видит пред собой плетёную, старую корзину и в ней копошащийся и не громко хнычущий свёрток. Тут она как-то вся затряслась, будто самой себе сказала «Нееет, за что?!» и вытащила содержимое «посылки». И тут выскочила я, вся такая радостная, сказав — «С днём рожденья меня!».

Увидев настоятельницу, и всю правду в её глазах обо мне незлобной, я что-то запереживала о целостности меня перед гневливым взглядом. Маньяк бы от зависти сдох. Держа в руках куклу-пупсика, всё ещё хныкающего, она чуть не пустила меня по ветру в виде пепла. Очередная мстя удалась! Немного успокоившись, надо отдать ей должное, самообладание у неё то ещё (сказались, видимо, прожитые четыре года со мной в одних стенах) она велела следовать за ней. Отсчитала меня заявив, что я детина неразумная и зараза редкостная (это она любя), всё никак не встану на путь истинный. Она всё же простила меня нерадивую и отдала мне кулон, тот самый, который был на мне.

И вот теперь предо мной его близнец наоборот, и его описание ровным счётом не отвечающее ни на один из моих многочисленных вопросов. Откуда взялись оба эти амулета на самом деле? Есть ли между ними какая-либо связь? Могут ли они пролить свет на то, кто я такая? И зачем этот сдался Вику?

Для начала я решила вытащить музейный экспонат из-под стекла, дабы убедиться в их похожести (благо витрина не была глухая и остановить меня было некому). Слова, пусть даже и сказанные самой себе, у меня с делом не расходятся, и я уже запустила любопытные ручонки под стекло. Как-то некстати вспомнился сон, который посещал меня не единожды и сегодня в метро «почтил» меня своим недобрым воспроизведением. Рука замерла на полпути к амулету, по спине побежали предательские мурашки, только вот непонятно от чего. То ли от предчувствия нечто необъяснимого, то ли от понимания того, что я совершаю не совсем правомерные действия. Мой внутренний голос и тот казалось, раздвоился, одновременно вопя — ну давай уже быстрее бери, и — что ты делаешь, вытащи руки и дуй отсюда.

Всё же отослав внутренний голос в далёкое пешее эротическое путешествие, на пару с сомнением, чтоб скучно не было, я дотянулась до амулета и взяла его.

В руке как-то потеплело, почему-то только в правой. Оба амулета, и мой на шее и только что спёртый (в смысле позаимствованный в благих целях изучения) музейный экспонат, едва уловимо засветились. Под ложечкой засосало, внизу живота внезапно стало тяжело, всё вокруг потемнело и смазалось. Казалось, ноги налились свинцом, и окружает тебя лишь всепожирающая пустота. Пустота… какое-то знакомое чувство, не то чтобы неприятное, просто непонятное, а всё неизвестное пугает. Вроде бы и страха нет, но… вспомнила, нечто похожее преследовало меня во сне. Прежде чем додумать пришедшее в голову сравнение, моя организма всё же решила отдохнуть, не спрашивая носителя интеллекта, в фиг его знает насколько продолжительном обмороке.