Самая правильная ведьма. Трилогия (СИ) - Смирнова Ольга Викторовна. Страница 111

— То есть? Ты что, говорить разучилась?

— Мама! Хватит. Я тебя прошу — давай во всем разберемся попозже, мы с Мирандой немного не готовы принимать гостей.

— А мне все равно, готовы вы или нет. Я хочу знать, что происходит в этом доме с моими сыновьями. Что за тайны императорского двора? Что за непонятная девица? Почему Рич весь в синяках?

Мира поспешно спрятала непрошенную улыбку, вспомнив давешнюю кухонную баталию. Тим хмыкнул, пожал плечами:

— Подрался, наверное, с кем не бывает.

— Вы что, сговорились? — прошипела леди Алисия. — Рич сказал то же самое.

— Ну вот, — радостно заявил Тим, — значит, это правда. И… мам… можно нам пару минут наедине побыть? За закрытой дверью?

Женщина вздохнула так тяжко, будто ее направили на работу в каменоломни:

— Ладно, уговорил. Но учти, ужин не отменяется — это раз. И разговор этот мы продолжим — это два.

— Конечно, мама, — самым любящим тоном сказал Тим и выпроводил‑таки мамочку за дверь.

Мира заметно расслабилась, села на кровать — ноги ее не держали. Видит богиня, ей проще было ритуал пережить, чем перед матерью Тима стоять. Проведя влажной ладошкой по волосам, девушка вздохнула:

— Ну и что мы будем делать? И кстати, она всегда так заявляется? Без предупреждения и везде сует нос?

— Миранда!

— Ох, извините, ради богини, за грубость. У тебя фантазия хорошая, сам перефразируй, как больше нравится, и ответь, пожалуйста.

Тим запустил пальцы в волосы, поелозил там и произнес:

— Миранда, мама — это мама. Она всегда такой была и ничто ее не исправит. Родителей, знаешь ли, не выбирают, но я считаю, что нам достались далеко не худшие. К тому же матушка нас очень любит и беспокоится, как у нас дела. Может быть, иногда перебарщивает, но факт остается фактом. У нас с Ричем язык не поворачивается ей сказать, что мы уже не нуждаемся в опеке.

— Охотно верю, что касается тебя, а вот братик твой, по — моему, ей что‑то подобное сказал не далее как утром. Помнишь?

— Ага, сказал, только мама сразу в слезы, а хуже этого быть ничего не может. Мира, не сердись, но здесь я бессилен, и повлиять на ситуацию не могу. Если можешь, не обращай на нее внимания, не переживай. Она слишком сильно нас любит и выказывает свои чувства безо всяких ограничений. Просто мы с Ричем за столько лет уже привыкли, а для тебя все в новинку. И кстати, видела бы ты нас лет пятнадцать назад — поняла бы, что сегодняшнее поведение — цветочки по сравнению с тем, что было тогда.

Мира одернула рубашку и спросила:

— Ладно, допустим. Делать‑то что будем? Сейчас твоя драгоценная мамуля поговорит с Тессой, та ей все выложит и… что?

Тим откровенно рассмеялся:

— Вот уж за это я бы точно не стал переживать. Чтобы мама начала разговор с незнакомой девицей, которую подозревает в блуде со старшеньким — нонсенс. Да ей проще Рича в бараний рог скрутить и всю правду из него выжать, чем опуститься до бесед непонятно с кем, да еще при том, что эта непонятно кто ночевала на половичке в подъезде. Так что это не проблема. Зато есть другая, — и ухмыльнулся многозначительно, посмотрев на девушку.

— Что? — не выдержала Мира столь пристального взгляда.

— Ты в чем ходить собираешься?

— То есть? Ну вот… в рубашке твоей.

— Хмм… как бы это сказать… нет, меня все устраивает, даже очень, но она… немного просвечивает, что ли. А платье твое я вчера выбросил собственноручно, уж извини, но восстановлению оно не подлежало.

Мира оглядела себя и ахнула — действительно, просвечивала, но почему? На Тиме рубашка смотрела вполне пристойно, и вообще была сшита из плотной материи. В чем подвох?

— Она влажная, — снисходительно пояснил Тим. — Влажная и потому прозрачная. Такой вот материал забавный. Мы когда с бритьем моим возились, видимо, случайно намочили. — И хоть бы капля раскаяния в голосе! Ну почему уже второй раз она встречает маму Тима, мягко скажем, в неподобающем виде? Что леди Алисия должна о ней подумать? Мира схватилась за голову.

— Почему ты мне ничего не сказал?

— А зачем? Мне все нравится.

— Да причем здесь ты! — Мира натуральным образом взвыла, дернув себя за остатки волос. — Я же… она же… богиня знает что подумает! Обо мне, не о тебе!

Тим ласково улыбнулся и присел перед девушкой на корточки:

— Не переживай понапрасну. Мама с папой нас не в капусте нашли, они все понимают. И секс не мы изобрели, все придумано до нас. А то, что прозрачная… да Истина с ней, помнится, мамуля один раз у меня вообще застукала… хммм… не важно…

Мира встрепенулась, разом забыв о собственных переживаниях, повела носом, как заправская гончая, почуявшая добычу, и пронзила Тима хмурым взглядом:

— Кого она там застукала? А ну говори немедленно!

Тим вроде бы смутился, но откровенная ревность Миры каждый раз доставляла ему странное удовольствие.

— Тебе будет неинтересно, — пококетничал, но ведьмочка эти выверты пресекла.

— Говори, раз уж начал. Я сама решу, что мне интересно, а что нет.

Были забыты мучения по поводу внешнего вида и несанкционированной встречи с леди Алисией. Мира жаждала продолжения.

— Да собственно и рассказывать‑то нечего. Мамочка пришла — как всегда, без предупреждения — а мы из ванной выходили… неодетые слегка, вот тут она нас и засекла. Даже слова не сказала.

"Зато молчание было такое красноречивое", — мысленно продолжил Тим, но озвучивать не стал. Мира погрустнела. Нет, она прекрасно понимала, что Тим — не девственник, что девушки у него были, но одно дело — знать абстрактно, другое — слышать из его уст реальные истории, да еще с участием леди Алисии.

Лучше бы она не спрашивала! Представлять, что Тим, тот самый парень, который целует ее, занимается с ней сексом — слово любовь Мира употреблять опасалась, потому как оно будило в ней ничем необоснованные надежды на сказочное продолжение их отношений — спит с ней в одной постели, ест на одной кухне, имел что‑то подобное в прошлом с другой девушкой, было невероятно тошно. До неприличия печально. Просто невыносимо. Знать, что тем, другим, он тоже говорил что‑то смешное, заботился о них, предлагал сходить в магазин посреди ночи, знакомил с братом, водил в кино, в конце концов. Смеялся над шутками, ласкал в постели, принимал совместный душ, вытирал полотенцем… уууххх!

И пусть это было бы нелогично, неправильно и вообще фантастически, но Мире до чертиков хотелось, чтобы от нее одной у Тима снесло крышу и захватило дух до такой степени, что он позабыл обо всех своих бывших. Насовсем. Напрочь. Хотелось, чтобы Тим признался, что никогда подобного не испытывал, что Мира — лучшая, самая добрая, умная, любящая, прекрасная, умелая, достойная, уникальная во всех смыслах, неповторимая, незабываемая… и еще миллион разных "самых". Недавно он намекал на что‑то подобное, но… это было ненамеренно и как‑то скомкано, словно он сам испугался своих слов. А Мире хотелось слышать железобетонную уверенность в его голосе, видеть истину в его карих глазах.

— Ты чего? — спросил Тим, обнимая разволновавшуюся девушку за плечи. — Если я тебя обидел, прости, я не хотел.

Мира дернула плечом, скинула его руки и отодвинулась подальше. Ей надо было срочно разобраться в своих чувствах, а когда Тим находился так близко, мысли разбегались по углам, как испуганные тараканы от хозяйской тапки.

— Что? Что такое? — парень уселся на кровать, придвинулся, не собираясь отставать. — Ты все‑таки обиделась? На мои слова о девушке? Так это ж давно было… не стоит переживать…

И тут Мира поняла, что именно ее гнетет больше всего — воображаемое ею несоответствие ожиданий и реальности. Сила ее чувств в сравнении с чувствами Тима. Как он представляет их отношения в дальнейшем? Видит ли их вместе, окруженных детьми или планирует расстаться, как только надоест? Да, он ответственный, умный, честный, но… мужчина. Да, при разрыве отношений он скажет все, как есть, но кому от этого будет легче? Уж точно не Мире. Как бы спросить? Как узнать наверняка?